Валери Тонг Куонг - Простишь – не простишь

У него затряслись губы.

– Ты не посмеешь! Представляешь, сколько бед ты натворишь?!

– Да неужели? Взываешь к моим лучшим чувствам? Ну-ну, попробуй, убеди меня. А я послушаю. Скажешь, что правда убьет Селесту, разрушит вашу семью, что Мило пострадает в первую очередь? Ты не учел одного: семью начал разрушать ты сам. Катастрофа уже свершилась.

Он собрался отвесить мне оплеуху, замахнулся с перекошенным лицом. Я ждала неминуемого удара, но тут раздался спокойный глубокий голос Густаво Сократа, и Лино сник.

– Вы отец Мило, насколько я понимаю? Мы еще не успели познакомиться, верно?

Молодой человек с обезоруживающей улыбкой возник между нами как по волшебству. Очень вовремя разнял драку.

– Поспешите к сыну, мсье. Он у нас сегодня молодцом. Сами увидите! Я вскоре догоню вас и обо всем расскажу подробней.

Он говорил твердо, властно, хоть и вполне доброжелательно. Лино не посмел его ослушаться, пролепетал:

– Здравствуйте, доктор. Вы правы, я отец Мило. Бегу-бегу.

Одарил меня на прощание злобным взглядом и скрылся.

Дверь корпуса В захлопнулась за ним.

Я почувствовала, что Лино в панике, и порадовалась от души. Раньше меня одну мучил страх, одолевала неуверенность в завтрашнем дне. Теперь настал его черед. Вот он поднимается сейчас по лестнице, а сам думает: «Скажет она или нет? А вдруг уже сказала?» Приятно приставить нож к горлу врага.

Сократ невозмутимо улыбался.

– Мадемуазель, позвольте пригласить вас в гости. Как вы относитесь к бразильской кухне?

Он понизил голос, явно намекая, что рассчитывает на нечто большее.

– Поужинаем вместе, если вы не против. Я врач и потому просто обязан предупредить, что сидеть так долго на скамье вредно для здоровья. Сидячий образ жизни – частая причина преждевременной смерти. Не смейтесь. Он вызывает нарушение обмена веществ, даже диабет. Про ферменты-энзимы и глюкозу я вам потом объясню подробнее. И угощу фейжоадой [4], вам понравится, вот увидите. Бабушкин рецепт. Подождите меня, пожалуйста. Поговорю с родителями вашего племянника и вернусь.

Я подумала, что не так уж плохо умереть, сидя на скамье под окном Мило, но не стала делиться этой мыслью.

Мне ведь нужен друг с жильем, а этот куда лучше прочих возможных вариантов. Прямо дар небес: и приютит, и накормит, и о Мило расскажет. Будет моим тайным агентом.

Поедем к нему, поужинаем, да и поладим без лишних сложностей.

– Отлично, буду ждать, – выпалила я.

– До скорого. – Он несколько смутился: не ожидал столь поспешного согласия.

Тем вечером, когда мы ехали к нему, мне казалось, что все проще простого. Я нравлюсь ему и смогу угодить, удержать его рядом хотя бы на пару дней. Ведь я давным-давно научилась говорить и делать то, что нравится мужчинам, возбуждает их, приносит удовлетворение. Не учла одного: на этот раз я и сама увлеклась. Не потому, что он симпатичный и привлекательный. Не только поэтому. Сократ оказался еще и на редкость искренним, вдумчивым, веселым. Он выбрал непростую профессию: помогать искалеченным, слабым, надломленным. И всегда оставался внимательным, спокойным и бодрым там, где все пропиталось гневом, болью, отчаянием. Он отражал, изгонял пессимизм одним своим присутствием. Устранял препятствия для людей, чья жизнь превратилась в непрерывное мучительное усилие.

В машине я попросила рассказать о Мило. Густаво ответил, что мальчику нелегко осваивать мир заново, но кипучей энергии ему не занимать. Щека зарубцевалась, силы потихоньку восстанавливаются, понемногу возвращается память о том, каким он был раньше. Сторонний взгляд никаких улучшений не приметит, еще бы: два дня в центре реабилитации – ничтожный срок. Однако работа началась и вскоре пойдет полным ходом.

– Бьюсь об заклад, он быстро встанет на ноги. Он хочет выздороветь. Очень. Всем существом. И ему это удастся, поверьте.

– Спасибо вам, большое спасибо…

Я чуть не плакала, мне казалось, что Мило, мой дружочек, тут рядом, что можно поговорить с ним, погладить его. Голос предательски задрожал. Густаво ласково взял меня за руку.

– Должен признаться, обычно я не приглашаю родственниц пациентов в гости. Мило – хороший мальчик, вы были расстроены, целый день просидели на скамье, но дело не в том. Скажу честно: вы мне понравились. Такая красивая! И красно-белое клетчатое платье необычайно вам идет.

– Не будем об этом, – прервала я его. – Вам захотелось мне помочь, остальное неважно.

Да, клетчатое платье мне к лицу. И ноги у меня что надо, длинные, стройные, будто у русской манекенщицы. Каштановые кудри, как на рекламе дорогого шампуня, хотя голову я мою сейчас бесплатным гостиничным мылом. Будь на моем месте Селеста или любая другая милая женщина, чьи внешние данные не столь выигрышны, ты бы уж точно не потащил ее к себе на ужин, а потом в постель.

Допускаю, что ты присел бы рядом с ней, ободряюще похлопал бы по руке, постарался бы утешить, развеселить. Ты умеешь и любишь помогать людям, это твой долг, в конце концов. Но ты бы вернулся домой один, не сомневаюсь.

Мы оба небескорыстны, что поделаешь… И я куда корыстнее тебя. Повторяю: неважно, это все мелочи. Дело не в том, когда и как мы познакомились. Знать бы, куда нас заведет знакомство.

Ужин мы приготовили вместе на кухне в его крошечной квартирке. Он принялся расспрашивать меня о моей профессии. Я достала привычный набор, развлекавший прежде моих домашних: слово в слово, приправляя рассказ набившими оскомину байками, повторила сагу о том, как изучала историю искусств в университете, как объездила полмира, побывала в Перу, в Египте, участвовала в раскопках по всей Европе. Жанну мои рассказы страшно раздражали, Лино слушал их равнодушно, зато сестра внимала мне с восхищением и сочувствием, никогда не критиковала ни слог, ни смысл. Одобряла любой мой выбор, верила, что я не зря рискую и находки у меня сногсшибательные. Густаво же проявил не только такт Селесты, но и нешуточный интерес. Задал столько вопросов, что мне пришлось отвлекать его всеми возможными способами. В результате я выпила куда больше кайпириньи [5], чем собиралась. Мое сердце разрывалось от тоски. Мне давно уже ни с кем не было так хорошо. Наконец-то встретился доброжелательный человек, способный многое понять и посочувствовать. Если бы я с самого начала догадалась, какой он, я бы рассказала другое, не стала бы пороть всю эту чушь… Но время вспять не повернешь. Я, как всегда, загнала себя в угол. Пришлось продолжить в том же духе, пожертвовать существенным ради сиюминутного. Выкопать себе могилу.

Естественно, я осталась на ночь. И на несколько часов позабыла о тяготах прошлого и будущих неурядицах. Я целовала его с неподдельной нежностью, близость впервые была не обязанностью, а наслаждением. Мне удалось достичь с ним гармонии. О том, что я, по сути, сама себе подписала смертный приговор, и думать не думала.