Фрэнк Сарджесон - Избранное

…И мамин голос — проснулся, Генри?

— Да, мама.

И приходится мерить температуру.

— Градусник под язык,— говорит мама,— и смотри не раскуси его.

— Да, мама.

— Тебе получше?

— Да, мама.

И мать говорит — Эх ты, растяпа, надо же — взял и заболел.

И он сглотнул, хотел заговорить и раскусил, ох, но это же нечаянно. И мерзкий вкус во рту, и он старается выплюнуть, и мама говорит — ох, Генри…

дядю Боба не видно среди роз, но, когда выглянул, все лицо облеплено лепестками и ухмыляется, и снизу протянулась рука, а в ней стакан с пивом и пена через край. И цепляешься за мамину руку и прячешься за мамину юбку чтоб дядя Боб тебя не увидел. Если можно прибежать к маме или к отцу, ничего худого с тобой не случится. Но дядя Боб на заднем сиденье, держит Черри на коленях, и ее красная шляпка вовсе на нем, а не на Черри, и машина катится в провал, и дядя Боб обхватил Черри обеими руками, и оба смеются и подпрыгивают вверх-вниз, и ты говоришь — мама, правда, это гадко? Такой дряни туда и дорога. И звонил колокол, и мама поцеловала тебя на прощанье, и пришлось поехать, пришлось, а ты так хотел остаться дома и заботиться о ней. Но пришлось сидеть в машине с Черри и с дядей Бобом, и они смеялись, а ты плакал. Вниз, вниз, все темней и темней, тебя закрыли наглухо, не выбраться. И умереть, глаза засыпает землей, и нечем дышать. И в темноте слышно, Черри с дядей Бобом смеются и слышно — целуются. О нет нет. И хочешь только одного — остаться с мамой и заботиться о ней, а она будет заботиться о тебе, уютно, как птенчику в гнездышке, хоть ей иногда и приходится говорить отцу, чтоб он тебя выпорол. О-о. Гадкий, гадкий. Но ты ДОЛЖЕН удержаться. Дурные, грешные люди. Что будет с миром, если не станет таких хороших людей, как папа с мамой. Которые тебя любят. И отче наш иже ecu

…И он проснулся среди дня, шторы почти совсем спущены, но мама сидит и шьет, сидит у окна, чтоб светло было шить. И, видно, на дворе солнечно, и ветра нет, и слышны птичьи голоса. Наверно, в ветвях персикового дерева, что у самого окна, сидит дрозд. Будь хороший, будь хороший, будь хороший, повторяет он так громко, отчетливо. А потом тише и словно бы ласково — будешь хороший, мы знаем, знаем.

А он лежит, и смотрит, и молчит, пускай мама не знает, что он проснулся, смотрит, как опускаемся игла и проходит насквозь и опять поднимается и за нею тянется нитка. Изредка слышно, кончики пальцев царапнут по шелковистой ткани. Он смотрит, и вдруг мама говорит — ах, будь оно неладно! — и поднимает глаза от шитья и видит, что он открыл глаза и смотрит на нее.

— Ну как,— говорит мама,— получше тебе?

— Да, мама.

— Вот и хорошо,— говорит она.— Подожди минутку, скоро я тобой займусь.

— Да, хорошо, мама.

И она продолжает работать иглой, но быстрей прежнего, шьет и разговаривает.

Мистер Грэм звонит каждый день, справляется о здоровье Генри, говорит она. Это очень великодушно с его стороны, и он передал, пускай Генри не беспокоится, сколько бы времени он ни болел, место остается за ним, пока он не выздоровеет. Но, конечно, надо взять себя в руки и поскорей поправиться, чтобы мистеру Грэму не пришлось ждать слишком долго.

Он сказал, что ты очень хорошо работаешь, говорит мама, и нам с отцом было очень приятно это слышать.

И, кстати, она может кое-что рассказать ему про этого мистера Стрикленда. Стыд и срам. Представляешь, он присваивал то, что ему не принадлежало. Стали проверять его дела, и это вышло наружу, и он еще счастливо отделается, если его не засадят в тюрьму. В конце концов, кто прикарманивает чужие деньги, тот ничего другого и не заслуживает.

Нет, право, ты прекрасно поступил, что бросил ту контору и нашел себе другое место, сказала мама.

Будь хороший, будь хороший, будь хороший, повторял дрозд.

И Генри повернул голову на подушке и крепко зажмурился, но все равно просочились слезы. И мама услыхала, как он шмыгнул носом, и подняла глаза от шитья, и сказала — ну что ж, пора принять лекарство…

хорошим о да да, лучше быть хорошим, есть хорошие люди, как отец с матерью, и есть другие, дурные, грешные. Благочестие всегда вознаграждается, говорит мама. И честность лучшая политика. Да, и он молился, и господь бог услышал его молитву. Ради Христа. О да о благодарю тебя господи. Все слезы всех страждущих. Как отец милует сынов. Вы должны возродиться. И мистер Грэм сказал о благодарю тебя, господи. И поправишься вовремя, и выдержишь все экзамены, и потом будешь ходить с тростью, как мистер К. П. Макдермот, и все деньги отдавать матери, потому что она всегда говорит, отец мало зарабатывает, гораздо меньше, чем думают некоторые. О нет. И качаешься на волнах, качаешься

…Вернулся с работы Арнольд и зашел к нему и спросил — как себя чувствуешь, малыш? И отец и тетя Клара тоже пришли, и отец назвал его растяпой, но тетя Клара, хоть и застряла надолго и болтала без умолку, ни слова не сказала против него…

благодарю тебя, господи

…И мама пришла и спросила, не проголодался ли он и чего ему хочется вкусного?

Ну, копченой рыбы в доме нет, и все равно копченого ему пока нельзя. А вот яйцо в мешочек и подсушенный хлеб ему не повредят, и на закуску немножко рисового пудинга.

Когда она внесла поднос с едой, у него прямо слюнки потекли, и он сказал, что ужасно проголодался, и мама сказала — очень рада это слышать, только смотри ешь не спеша. Но он был зверски голоден, и в два счета на тарелках не осталось ни крошки, и он крикнул — а можно еще пудинга? Мама отозвалась — пускай подождет минутку, сейчас она посмотрит, и если он уже все съел, так надо надеяться, не глотал не жуя.

Но когда она вошла, он сказал, что больше ничего не хочет.

— Ты же просил еще,— сказала мама.

Но он сказал — кажется, его начнет тошнить, и тогда мама сказала, ну, если он все проглотил не жуя, так ему и надо.

Только напрасно она стояла сложа руки и собиралась еще ему выговаривать, потому что у него началась рвота.

И он ждал…

тебя тошнит но мама

…Его ужасно тошнило, но мама только держала таз и повторяла — о господи, хоть бы это стало ему уроком.

Обидно до смерти, что он не поправился вовремя и не смог сдавать экзамены. Но мама все повторяла — ничего, не огорчайся, в другой раз больше повезет. И заставила его высчитать по годам, пускай он сам скажет, сумеет ли стать дипломированным юристом к двадцати одному году.

Что ж, пожалуй, да, если усердно заниматься и если ко времени экзаменов ему немножко больше повезет.

Ну так стоит ли расстраиваться?

Он понял, что выздоровеет гораздо быстрей, если перестанет расстраиваться.

И сказал, что совсем он не расстраивается.

Тогда пускай встряхнется и приободрится и постарается не унывать.