Фрэнк Сарджесон - Избранное

— Уйдите, оставьте меня в покое,— доносится голос Джонни.

— Это я,— говорит Дэйв, и тогда Джонни говорит — сейчас он откроет.

— Я не знал, что это ты, Дэйв. Извини, пожалуйста.

Он вынул клин из-под двери, распахнул ее, и Дэйв широко раскрывает глаза. На полу между их койками стоит таз, через край густо идет мыльная пена; воды совсем не видно, одна пена, и Джонни стоит намыленный, только вокруг бедер обмотано полотенце.

— Ты-то можешь смотреть, как я моюсь, Дэйв, я не против,— говорит он.

Опять сунул клин под дверь, чтоб она не открылась, и объясняет — старики опять поругались, и хозяин в пижаме и в резиновых сапогах заявился к Джонни. Отчитал Джонни — чего, мол, целый день валялся в постели, а потом сказал, что поспит сегодня в кровати Дэйва.

— Не так-то просто было его выставить,— говорит Джонни.— И в свою кровать он не вернулся, слышно было, вышел за ворота.

Я рад, что ты пришел домой, Дэйв, говорит Джонни.

— Джонни,— говорит Дэйв,— у тебя в волосах полно мыла.

Джонни старательно потер голову полотенцем и сказал — завтра сполоснет волосы чистой водой.

— Я и не думал, что так здорово можно вымыться в холодной воде,— говорит он.— Теперь я чистенький. Слишком много взял мыла, зато приятно пахнет.

Смотри, Дэйв,— он ткнул пальцем в тоненький обмылок, лежащий на яркой обертке.

Я извел почти весь кусок, говорит он, застенчиво глядя вбок, и улыбается своей странной чуть заметной улыбкой. Как же мне не быть чистым.

Ох, Дэйв, смотри, натекло под твою койку. Это я нечаянно насвинячил.

Дэйв сказал — пустяки. Сбросил башмаки, носки, брюки и, не сняв рубашки, забрался в постель.

— Я рад, что ты чувствуешь себя получше, Джонни,— говорит он.

— Да,— говорит Джонни,— мне и правда лучше.

Надевает чистое белье, ложится в постель и спрашивает, как Дэйв провел день.

Да так, ничего особенного.

Ходил к Эндерсонам.

И Дэйв зевает.

— Но знаешь, Джонни, я заглянул в Зачемяту, и Джерри подвез меня оттуда в большой машине, в машине Параи. А когда я сейчас возвращался, слышно было — там еще веселятся вовсю, а этой машины я не видел… правда, вместо нее стояло такси. Я подумал, вдруг Джерри с той машиной заехал в болото, и пошел для верности постучал. Ну и вот, Джерри открыл, похоже, он изрядно напился. Увидал меня и сразу захлопнул дверь — перед самым моим носом.

Не понимаю, с чего это он? Ведь к Эндерсонам он меня повез по-приятельски, все было хорошо.

Джонни минуту раздумывает, потом говорит — маори все такие, их не поймешь.

Может, это потому, что там был хозяин.

— Какой хозяин?

— Наш, мистер Макгрегор,— поясняет Джонни.— Я ему сказал, что ты ушел со двора.

— Ну и что, Джонни? — Дэйв опять зевает.

Джонни говорит — пускай Дэйв даст слово, что никогда никому не проговорится.

— Ладно, Джонни. Только рассказывай скорей, я совсем засыпаю.

— Не след бы рассказывать. Да еще я так хорошо вымылся.

— Тогда не рассказывай.

— Говорят, хозяин любит выпить,— говорит Джонни.— Насчет этого не знаю, никогда не видал, но один раз я его видел под чайными деревьями с Мюриэл. Это сестра Рэнджи, она больше тут не живет. И знаешь, что он делал?

Дэйв, пожалуй, догадывается.

— Он хотел такое — и сказать нельзя,— продолжает Джонни,— но я не стал ждать, что будет, подумал, вдруг он меня увидит. Я испугался.

Дэйв промолчал, и Джонни чуть погодя продолжает:

— Я думал, «зачемяту» — такое маорийское название. Оказывается, нет. Мне Седрик объяснил. Это значит «зачем-я-тут». Понимаешь?

Дэйв еще не совсем заснул, но начинает тихонько похрапывать — пускай Джонни думает, что он уже спит…

…распростерта на земле овца, похоже, толстый шерстяной коврик, там, где ребра не развалились, бугор. Жадно клюет коршунье, из шерсти торчат кости. Это не баран, а овца. Да, овца, вот совсем рядом крохотный шерстяной коврик тянется к тому месту, где было молоко. Молока больше нету, бедняга. Ты был слишком мал, не то сказал бы — черт с ней, с мамочкой. И стал бы есть траву. Сынок, вышлю тебе пять фунтов — но не на этой неделе. А где ж был заботливый пастух?.. Не смеши меня, не то я… В кустах, занимался таким, что и сказать нельзя. Вот о подобных делах я думать больше не желаю. Так-то. И чего ради я теряю время? Время! Что такое время? Ну и денек! А небо! Какая-то не такая синева, и солнца не видно. Полуночная синева. В платье такого цвета ходила Мардж. Будто в двенадцать дня настала полночь. И ни ветерка. Словно близится буря, или землетрясение, или конец света. Куда, к черту, девалось солнце? Неважно, все равно я вижу. Да, вижу, вижу, лес взбирается по горному склону все выше, выше и уходит за гребень. Все выше. Вот куда мне надо, в этот синий лес и дальше, за перевал, в эту синеву. Навсегда. Потому что в прошлый раз слишком недалеко ушел. Похоже, как будто…

…и ничего с собой не возьму. Ничего! Ни единой мелочи. Наг пришел я и наг уйду. Из ЭТОГО мира. Великое возвращение к великой матери. Мать-земля. Природа. Деметра. Могу питаться корнями папоротников — как бишь их называют маори? Говорят, можно прокормиться травой. И еще угри, и раки. Могу ловить в силки голубей, а покуда научусь, можно присмотреться, какие ягоды они едят. И есть эти ягоды. Ручаюсь, так и живет Седрик. Или жил. Любопытно, бреется ли он? Причесывается? Джонни говорит, у него все зубы целы. Поразительно.

…но зачем я теряю время? Да, а как быть с огнем? Ну, это просто, тереть камень о камень. Как бильярдные шары. Нет, я имел в виду палки. И совсем я не теряю время, ведь я тут, под деревьями. В синеве, в синем свете полуночного солнца, а был он зеленым. Да нет же, не может это быть СОЛНЕЧНЫЙ свет, раз солнца нету. Нет, нет, и не пробуй понять, не то разболится голова. А от головной боли надо уберечься. Нет, еще до заката надо найти какое-то убежище (но, разумеется, это смешно). Ладно, ладно. Во всяком случае, я не желаю ночевать в лесу. Надо отыскать небольшую прогалину, устроенную самой природой, по одну сторону ручеек, по другую утес. И в нем выбоина, там можно спать. Или пещера. У матери-земли пещер сколько угодно…

А-а!

Значит, за мной гоняется Мардж, вон что! Что ж, от нее можно этого ждать. Не обращай внимания, будто и не знаешь, что она здесь. Посмотрим, что она станет делать. Впрочем, знаю — то же, что делаю я. Или хочу сделать. Сделает что угодно, и не раз. Немного надоедает, чтобы не сказать — изматывает, но ты же знаешь женщин. И нельзя избежать. Или можно? Ладно, пускай явится, пускай явится. Ко всему готовая или нет. Хороша же она будет, если заведется младенчик, а кругом никаких докторов. Единственная повитуха — мать-природа, ну, и ваш покорный слуга. Разве что она окажется бесплодной. Но если так, жалко. Не будет сыновей и дочерей, новых прекрасных мужчин и женщин. Неоскверненных. Мои дети всецело преданы папе Дэйву, но не слишком обожают маму Мардж. Папины мальчики и девочки. Может, поменять имя, назваться Быстроногим Оленем? Обнесем наше жилище крепкой оградой, на случай, если нас обнаружат и нападут. Устроим вылазку и украдем у миссис Дэйли парочку пиг-дрыг-меев. Сторожить ворота. Или, может, приспособить гориллу? С каким-нибудь лесным телескопом, его изобретет один из моих сыновей. Хотя от всяких изобретений добра не жди. Вспомни Джерри. Надо подумать…