Герман Кох - Звезда Одессы

Я еще раз перечитал заметку, но, судя по всему, между строк не содержалось никакого скрытого сообщения или другой информации, которая могла бы пролить новый свет на дело. Наповал застрелен Р. Бирворт (72), «господин Бирворт», с которым я случайно столкнулся всего за неделю до этого в кафе-ресторане «Делкави», находясь в компании Макса Г. Одной пулей.

Я закурил новую сигарету, заварил чашку кофе и достал из кухонного шкафчика бутылку «Джека Дэниелса». Придав таким образом крепости своему кофе, я устроился на диване в гостиной и включил телевизор.

Сообщение стояло в телетексте под номером 107 и практически не отличалось от газетного, только было еще короче, а возраст преподавателя увеличили на два года: 74.

Потягивая мелкими глотками кофе, который вызывал жжение в пищеводе, я мысленно воспроизводил последние полчаса вчерашнего вечера, проведенного в гостях у шурина и невестки. Во-первых, никто не связал тот факт, что жертва преподавала в коллеже имени Эразма, с моими школьными годами. Шурин был для этого слишком туп, а Давид и Тамар ничего не знали или не находили интереса в запоминании таких пустяков. Остальные, как я уже говорил, были на кухне.

Потом в моих воспоминаниях совсем ничего не происходило, а в следующий момент мы все стояли в коридоре и прощались. Давид спустился по лестнице и уже открыл наружную дверь; снизу ворвался приятный сквознячок, погладивший меня по лицу.

— Я приду завтра и занесу новую рассаду, — сообщила теща моей жене. — Для балкона.

— Мама, я не знаю, будем ли мы дома, — сказала жена. — Давай сначала созвонимся.

Когда она заканчивала произносить последнюю фразу, из другого конца коридора опрометью прибежал шурин — согнувшись, держась за нос, брызги крови из которого летели на паркетный пол. Изрыгая громкие проклятия, он исчез в кухне.

Я выключил телевизор, взял бутылку «Джека Дэниелса» и до краев налил виски в кофейную чашку. Что-то удерживало меня от звонка на домашний телефон Макса: была суббота, и если он находился в комнате вместе с дочкой (Шерон!), то, значит, не мог говорить свободно. Я одним духом осушил свою чашку и проверил номер — как и сказал Макс, тот был в телефонной книге. Телефон прогудел несколько раз, и включился автоответчик с сообщением: кроме Макса и Сильвии, в сообщении упоминалась Шерон, а в заключение указывались два мобильных номера, по которым можно было звонить Максу и Сильвии соответственно.

Через считаные секунды мне ответили.

— Алло?

В трубке раздавался какой-то шум, не только от помех на линии, но и от чего-то еще, похожего на машину.

— Это я, — сказал я. — Фред…

Последовала короткая пауза, во время которой шум вообще пропал. Потом звук восстановился; я услышал другой голос, принадлежавший не Максу. Незнакомец сказал несколько слов.

— Алло?

Это опять был Макс.

— Это Фред, — сказал я. — Фред Морман. Мы в последний раз…

— Да, Фред. Зачем ты звонишь?

Я сделал глубокий вдох и уставился на пустую кофейную чашку.

— Я смотрел новости, — сказал я.

— Да?

— И газету тоже читал.

Я опять слышал один шум; вскоре кто-то сказал другим голосом «тут налево». Я не знал точно, можно ли прослушивать мобильные телефоны, но читал, что израильская армия умеет выслеживать предполагаемых террористов, пеленгуя их мобильники; гангстеры в кино для обмена конфиденциальной информацией часто пользуются телефонами-автоматами.

— Фред, ты еще там? Ты куда-то пропал…

— Макс, я слышу тебя хорошо.

— Фред, как у тебя с французским?

— Что?

— С французским. Ты все еще пожинаешь плоды образования или задним числом недоволен преподаванием?

Моя голова, только что казавшаяся раскаленной, внезапно заледенела. С телефоном у уха я пошел на кухню и только там сообразил, что «Джек Дэниелс» стоит в гостиной.

— Помнишь, у тебя на дне рождения? — продолжал Макс. — У меня тогда не было времени, чтобы выбрать подарок. Но я не забыл. Макс никогда не забывает друзей.

— Но… но…

Я колебался, не желая выдавать «конфиденциальную информацию».

— Но разве французский не преподавали на должном уровне?

Макс на другом конце линии засмеялся. Я услышал, как поворачивается ключ в замке входной двери, и секунду спустя увидел Кристину, стоявшую в коридоре с двумя оранжевыми хозяйственными сумками.

— У тебя было что-нибудь еще? — спросил Макс.

Я улыбнулся жене, которая улыбнулась в ответ.

— Да, — сказал я. — Помнишь, о чем мы говорили в последний раз? Ты не собираешься в скором времени снова…

— Сколько сейчас? Одиннадцать. Слушай, тебе везет, я как раз въезжаю в Амстердам. У меня тут есть кое-какие делишки, но я смогу полвторого или в два быть у тебя. Годится?

Я посмотрел в сторону коридора, но жена с покупками уже исчезла на кухне.

— Да, — сказал я.

— Я вот сижу и думаю, — сказал я жене. — Почему бы летом опять не поехать на пару недель в ту гостиницу на Менорке, где мы в прошлом году так славно провели время? Может быть, это наш последний шанс что-то делать вместе. Всей семьей, я имею в виду. Давиду четырнадцать. Через год ему совсем не захочется ехать с нами.

Кристина посмотрела на меня; по ее лицу невозможно было понять, думает она об осьминогах или о чем-то другом.

— Мы могли бы, наверное, взять с собой Натали, — сказал я. — Тогда ему будет не так скучно.

Жена тяжело вздохнула.

— Пойду прилягу наверху, — сказала она.

Я был на кухне. Не успел я закурить сигарету, как вернулся Давид; за свисающими прядями волос не было видно его глаз. Вздохнув, он швырнул спортивную сумку в шкаф возле входной двери.

— Выиграли? — спросил я.

Он взглянул на сигарету в моей руке, поднял брови и только потом посмотрел на меня.

— Проиграли, — бросил он и двинулся в сторону своей комнаты.

— Давид… — сказал я.

Он остановился — с явной неохотой, но все-таки остановился.

— Что?

— Одну минутку. Хочу тебе что-то сказать. Мы тут решили, мама и я, что в этом году можно опять поехать в ту гостиницу на Менорке. Ты понимаешь, о чем я?

— Да, — сказал он.

В его голосе не было ни капли энтузиазма.

— И я вдруг подумал: знаешь, что, наверное, было бы приятно? Тебе? Если твоя подруга тоже поедет с нами. По крайней мере, если ей разрешат родители. В конце концов, мы едем всего на две недели, и проблемы я не вижу. Как ты думаешь?

Давид уставился на меня, его нижняя губа отделилась от верхней и повисла в воздухе, словно не могла решить, надо ли ей опуститься еще ниже.

— Натали понравится эта идея? Как ты думаешь? — сказал я.

Услышав имя своей подруги, он заморгал; а может быть, он заморгал потому, что до этого дня вообще не считал меня способным запомнить имя его подруги.