Array Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 12

Примечателен в этом плане исторический роман о христианизации Туровской земли — «Мирослав — князь Дреговичский», который воссоздает непростое время становления русской государственности. Книга не вышла бы в свет, не вмешайся вовремя Б. А. Рыбаков, тогдашний директор Института истории АН СССР. Роман был издан и быстро разошелся, став библиографической редкостью.

Это содержательное и оригинальное произведение. Как и лирический роман «Гефсиманский сад», в котором писатель переосмысливает общеизвестную библейскую легенду.

Роман «Гефсиманский сад», хочу особо подчеркнуть это, в гораздо большей степени посвящен раскрытию сути так называемых «сталинских лагерей», нежели библейской истории раннего христианства. То, что я узнал из этого произведения, опровергает многие рекламные построения «Архипелага ГУЛАГ» А. Солженицына. Репрессии — это явление, конечно же, гораздо более сложное и зловещее, нежели то, что вдалбливали и вдалбливают сегодня диссиденты в головы простого люда…

Сказал свое неповторимое слово Э. Скобелев в романе «Беглец» и о великом горе не только земли белорусской — о чернобыльской беде. Уникальное произведение до сих пор по-настоящему не прочтено критикой, потому что заурядному критику здесь делать, по существу, нечего: бессмысленно укладывать это многоплановое повествование в привычные примитивные рамки; роман требует большого общественного разговора, выявляя подоплеку системной агрессии против народов Советского Союза.

Злобным ворчанием встретили диссидентствующие круги Москвы суровый и беспощадный роман Скобелева «Катастрофа». В мрачные 80-е годы, когда объединенные силы западных государств угрожали Советскому Союзу ядерной войной, писатель ярко и образно показал, что такое ядерная война, с какими трагичными реалиями, случись она, придется столкнуться всему человечеству… Примечательно, что книга вышла в переводе на английский язык и была хорошо принята в ряде стран Запада.

Роман разоблачает философию «интеллектуалов» с такой потрясающе убедительной силой, что А. Адамович посчитал нужным для себя написать предисловие к нему, хорошо понимая, что этому произведению суждена долгая жизнь. Он сам планировал написать что-то подобное, ездил даже в США, чтобы «почувствовать тему», но, прочтя книгу Э. Скобелева, понял, что такая литературная вершина ему не по плечу.

Некий ловкач из ленинградских кинодельцов, видя богатую фактуру романа «Катастрофа», попытался пиратским образом создать на его основе свой собственный сценарий. Но ничего путного из этой воровской затеи не получилось, потому что мошеннику оказалось не под силу воспроизвести великую философию книги.

…Эдуард Скобелев более 50 (!) лет своей жизни отдал государственной службе. Цепкий ум, исключительная наблюдательность сформировали аналитика высочайшего уровня, хорошо знающего особенности государственной машины. Видя пороки ее, изъяны в управлении, в подборе кадров, он долго вынашивал замысел многоплановый и многотрудный — «обнажить исток нашей слабости» — и наконец-то написал то, что задумал. Под стать замыслу и название книги — «Смерть столоначальника». Роман, естественно, опубликован не был. Так, отдельные главы, сгруппированные вокруг побочной линии, увидели свет в журнале «Неман» под названием «Гладиатор». И произошло это только благодаря настырности его редактора, известного писателя Андрея Макаёнка, которому было позволено власть имущими порой «свое суждение иметь».

Всякая ложка, не нами сказано, дорога к обеду. Но я уверен, что и сегодня эта книга, выворачивающая наизнанку негативную суть чиновничества, никогда всерьез не задумывавшегося об интересах простого народа, сохраняет актуальность.

Большой резонанс вызвала публикация романа Скобелева «Свидетель» — о масонах. Тогда советское общество практически еще ничего не знало об этой величайшей угрозе. Пожар уже полыхал, но зомбированные граждане видели лишь одного противника — карикатурного дядю Сэма в полосатых штанах, каким его изображали на разноформатных плакатах Борис Ефимов и иже с ним. О масонстве ни говорить, ни тем более писать не дозволялось. Нужны были отвага и мужество, чтобы преодолеть агитпроповское табу.

Особенности творческой манеры Э. Скобелева заключаются прежде всего в том, что он не терпит пустую беллетристику, художественными средствами пользуется скупо — только для выявления сущности дела. Словесное скалозубство и развлекательство — это не его литературный стиль.

Среди белорусских русскоязычных писателей вряд ли сегодня есть равные ему по глубине философских обобщений, драматизму изображаемых коллизий, постижению народной красоты и мудрости. Не удивительно, что именно Э. Скобелеву удалось создать произведение поистине народное, книгу, проникнутую провидческой верой и искрометным белорусским юмором — «Необычные приключения Пана Дыли, Графа Пуховичского».

Сравнительно небольшая по объему, эта повесть видится мне вершиной белорусского гордого духа, с удивительным блеском проявившегося в эпоху, трагически губительную по низости, предательству и алчности, заклейменную народом как «горбачевщина».

В юбилейной статье трудно нарисовать объемный творческий портрет Эдуарда Скобелева. Счастье этого писателя в том, что он нашел в себе силы запечатлеть обрушившееся время. Трагедия его в том, что созданное им духовное богатство, столь необходимое сегодня читателю, недоступно в полном объеме. Десятки рукописей так и не увидели свет. А все остальное — разрозненно, издавалось в смутные времена и не только не оценено по достоинству, но даже и не собрано воедино, не знакомо современному читателю.

Несомненно, издание «Избранного» помогло бы по-новому взглянуть на творчество Скобелева. Эта книга обогатила бы и духовную жизнь современной Беларуси.

Все своеобразие ситуации в Беларуси — непоколебимая воля высшей власти. Вся наша сила — в этом.

Враг это знает, и потому главный объект штурма — Президент.

Все здесь предельно ясно и многократно отработано.

Вот механизм: постоянное давление «интернациональной» риторикой, чтобы вольготно чувствовали себя агенты влияния, и удушение власти «в объятиях». Провоцирование ее на непопулярные решения, а общий итог — изоляция от активной части народа.

Слободан Милошевич в последние часы своей власти хватался за телефоны, но они молчали. Но там была масонская ложа и широкий подкуп.

Здесь — сговор небольшой, но влиятельной шайки и посулы больших денег. Будут передавать кредитные карточки на большие вклады.

Откуда в этих «белорусских» («русских», «украинских», «грузинских» и т. п.) лакеях Запада такое яростное желание считать себя личностями?