Array Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 04

Нельзя не увидеть и определённой симпатии автора к такому «культовому» для сегодняшней молодёжи писателю, как Виктор Пелевин, воспеваемый которым образ ПУСТОТЫ то и дело залетает в стихи Владимира Ермакова: «Кто стоял на часах до меня, / охраняя в себе пустоту?»; «Всё, что пусто — голо»; «Из пустынибезводной, из формулы Н 2 О, / да из чего угодно; возможно — из ничего»; «Заполняет пустоты/ в лейтмотиве столетья / посторонняя нота / на правах междометья» и так далее. Встречаются и более точные смысловые переклички. Вот Виктор Пелевин, роман «Священная книга оборотня», стр. 259: «Птичка вовсе не славит Господа, когда поёт, это попик думает, что она Его славит». А вот Владимир Ермаков, «Безвременник», стр. 27: «Ходят по лесу ветра напролёт. / Всё прозрачней дерева день за днём. / В горьких сумерках пичужка поёт, — / хвалит Господа, не зная о Нём». (Кто тут на кого повлиял, неважно, важно, что это влияние существует.)

Можно обнаружить в книге также определённое «эхо» поэтики Бродского, выражающееся, главным образом, через длинные синтаксические конструкции; есть даже большое двухчастное стихотворение «Поэт в деревне», написанное на размер известного стихотворения Бродского «В деревне Бог живёт не по углам» и рассказывающее о некоем вынужденном пребывании стихотворца в деревенской глуши, откровенно перекликающемся с фактом высылки Бродского в северную деревню: «…Как ни суди(!) и сколько ни крути, / здесь всё на месте — лишь поэт некстати. / Неспешная тропинка на закате — /метафора окольного пути… / Туда, откуда вышел поутру, / другой дорогой возвращаюсь вспять я, — / где пугало трепещет на ветру / нечаянной пародией распятья…».

Однако ограничить разговор о книге Ермакова лишь констатацией видимых и скрытых перекличек с его современниками — значит не увидеть в ней самого интересного: тех рассыпанных по её страницам (особенно по второй, эссеистической части) глубоких и афористичных мыслей, которыми щедро делится с нами автор. «Язык вне литературы дичает и вырождается в сленг» , — уместно замечает он, к примеру, в эссе «Поэзия как необходимость». «Русь как страна возникла на пути из варяг в греки. Её изначальное геополитическое предназначение — посредничество между мирами. Но простой прагматической задачи воображению славян было маловато: хотелось не функции, а миссии…» , — говорит он в главе «Путешествие из Китеж-града в Петушки», подбираясь к метафизическому пониманию судьбы России и человека. И под конец книги делает вывод, что «метафизика есть не что иное, как взгляд человека на самого себя с точки зрения вечности» .

Но, по сути дела, поэзия тоже ведь, как и метафизика, смотрит на мир с точки зрения вечности, а значит, и вся книга Владимира Ермакова представляет собой попытку метафизического постижения пути России и той роли, которую играет в этом Поэзия.

Анатолий Загородний. Книга обольщений: Проза, эссе. — Орёл: «Вешние воды», 2002. — 540 с.

Ещё одна жанрово смешанная книга, составленная из произведений, написанных в жанре мистического романа и — историко-культурологического эссе. Роман «Сочинение о Божественной глине» словно бы иллюстрирует собой тот тезис о «посредничестве между мирами», о котором говорил выше Владимир Ермаков. При этом роман выступает посредником сразу между несколькими мирами: миром древнегреческих мифов, русских сказок — и современности, а также между миром живых — и миром мёртвых.

Но страшнее, чем роман о Хароне-Кощее, читать цифры, которые автор приводит в разделе «Эссе о России»: «…Под Челябинском есть деревни, где еженедельно мрут от радиации до двадцати человек. Два миллиона человек, по официальной статистике, принимают наркотики. В Калининграде и Новороссийске — эпидемия СПИДа. 100 000 человек в России ежегодно сгорает от водки. 100 000 человек кончает жизнь самоубийством. У нас полмиллиона слабоумных детей. В России за последние пять лет ушло из жизни три (три!) миллиона молодых мужчин! Только за первые три месяца 1997 года и только одна армия дала России 500 русских офицеров-самоубийц, добровольно покончивших с собственной жизнью, — это цвет русской нации…».

В каком романе выдумаешь такие апокалипсические картины? Да и кто в них поверит? Скажут: фантастика…

Но существуют ли пути спасения Отечества от практически для всех уже очевидной исторической гибели? И если да, то в чём они?

Анатолий Загородний называет в качестве спасительных рецептов для нас следующие:

«Историческая преемственность в границах всей тысячелетней культуры, приверженность и верность русской идее как охранительнице русской самобытной души, выковавшейся в огне и горниле русской державности, окроплённой в купели и просиявшей в свете русского православия…».

Учтём ли мы его выводы, сказать сейчас трудно, но сам факт наличия размышлений такого рода в сборнике прозы областного писателя вкупе со всеми упомянутыми выше книгами издательства «Вешние воды» красноречиво говорит о том, что орловская литература — явление далеко не провинциальное и что книги писателей глубинной России обладают ничуть не менее спасительным потенциалом, чем лучшие книги столичных авторов.

Книга эта издана на русском языке в двух отдельных книжках (всего 500 страниц), местом издания стал город с самым большим еврейским населением, чуть ли не половина которого говорит по-русски. Автор тоже из России, родился и учился в Ленинграде, закончил факультет «Мосты и тоннели», успешно трудился в этой важной хозяйственной области. Затем перебрался в США, здесь избрал поприщем литературно-исторические изыскания.

Объёмистое это сочинение посвящено разбору историографической книги А. И. Солженицына «Двести лет вместе». Оценки В. Опендика совершенно недвусмысленны. Вот первая фраза книги, набранная крупными буквами: «АЛЕКСАНДР СОЛЖЕНИЦЫН КАК ЗЕРКАЛО РОССИЙСКОГО АНТИСЕМИТИЗМА». Коротко и ясно. Заметим, что еврейская публицистика имеет, по крайней мере, два отличительных свойства — зашоренность на вопросе пресловутого «антисемитизма», а также непременное пристрастие к пародии, пересказу, использованию уже бывших в употреблении образов. Своих-то нет, вот и приходится заимствовать чужие. В данном случае — известную статью Ленина о Льве Толстом.

Скажем сразу, что углубляться в оценку упомянутой книги А. Солженицына, а также всей его разнообразной литературной и гражданской деятельности мы не станем. Слишком большой вопрос, да и не раз уже приходилось нам о том высказываться. Оставим уж Владимира Опендика наедине со своим оппонентом, у последнего в достатке найдётся заступников самых разнообразных. Пусть разбираются без нас.