Мишель Уэльбек - Платформа

– Знаю я этот номер, – вмешалась Валери. – Ничего хорошего. Все думают, дельфины такие ласковые, приветливые. Ерунда: они организо­ваны в группы, внутри групп – строгая иерархия, во главе – самец; они довольно агрессивны: между ними случаются смертельные схватки. Я один раз пробовала плавать с дельфинами – так меня самка укусила.

– Ну хорошо, хорошо… – Жан Ив примирительно развел руками. – Словом, сегодня после обеда для желающих – дельфины. Завтра и по­слезавтра – двухдневная экскурсия в Баракоа; должно быть неплохо, так я надеюсь. А потом… – он задумался, – потом всё. Нет, еще в последний день, перед отлетом, обед с лангустами и посещение кладбища в Сантьяго.

В ответ мы промолчали.

– Н-да… – пробормотал Жан Ив расстроенно. – Похоже, с Кубой мы немного напортачили. И вообще, – продолжал он после паузы, – у меня впечатление, что в этом городке что-то не клеится. Скажем, вчера на дискотеке я не видел, чтобы люди активно знакомились, даже моло­дые. Ессо [17], – заключил он и махнул рукой.

– Социолог был прав… – задумчиво произнесла Валери.

– Какой социолог?

– Лагарриг, «поведенец». Он правильно сказал, что времена «Загорелых» остались далеко позади.

Жан Ив допил кофе, сокрушенно покачал головой, даже скривился:

– Вот уж не думал, что буду тосковать по временам «Загорелых».

По дороге на пляж нас обступили продавцы всяких паршивеньких руч­ных поделок; впрочем, ничего страшного, не так уж их было много, и ве­ли они себя не слишком навязчиво; чтоб отделаться от них, достаточно улыбнуться и с сожалением развести руками. Днем кубинцам разреша­лось приходить на пляж для курортников. «Им и продать-то особенно нечего, но они стараются изо всех сил», – объяснила мне Валери. В этой стране, похоже, никто не мог жить на зарплату. Ничего не ладилось: не хватало бензина, запчастей для машин. У туриста складывалось впечат­ление эдакой патриархальной утопии: крестьяне пахали на волах, езди­ли на телегах… Только это была не утопия и не экологический заповед­ник, а реальный быт страны, отставшей от индустриального века. Куба пока еще экспортировала кое-какие сельскохозяйственные продукты: кофе, какао, сахарный тростник; но промышленное производство практически сошло на нет. Невозможно было купить самые элементарные вещи: мыло, бумагу, шариковые ручки. Хорошо снабжались только мага­зины импортных товаров, где все продавалось на доллары. Кубинцы вы­живали только за счет приработков, то есть за счет туризма. В привиле­гированном положении находились те, кто работал непосредственно в туриндустрии; все прочие тем или иным способом старались раздобыть валюту: приторговывали, оказывали разные услуги.

Я лежал на песке и размышлял. Смуглые мужчины и женщины, шны­рявшие между стайками туристов, видели в нас исключительно ходячие кошельки и ничего больше; правда, то же самое происходило во всех странах третьего мира. Особенность Кубы заключалась именно в катаст­рофической неспособности наладить производство. В производстве я не смыслил ровным счетом ничего. Я был целиком и полностью приспо­соблен к веку информации, то есть не приспособлен ни к чему. Валери и Жан Ив, как и я, умели оперировать информацией и капиталами; они делали это с умом и обладали конкурентоспособностью, тогда как я ра­ботал рутинным бюрократическим способом. Но никто из нас троих и никто из знакомых мне людей не смог бы, скажем, в случае блокады со стороны иностранной державы наладить изготовление чего бы то ни было. Мы не имели ни малейшего понятия о том, как плавить и обраба­тывать металлы или штамповать пластмассу. Не говоря уже о более со­временных вещах: оптических волокнах или микропроцессорах. Нас ок­ружали предметы, о которых мы не знали ничего: как они делаются, какие для этого необходимы условия. Размышления мои повергли меня в панику, я испуганно огляделся: передо мной лежали полотенце, солн­цезащитные очки, крем для загара, книга Милана Кундеры карманного формата. Бумага, хлопок, стекло: какие сложные машины, какая мудре­ная технология требуется для их изготовления! Или возьмем купальник Валери: он состоит на 80 процентов из латекса, на 20 процентов – из по­лиуретана, производство которых для меня – китайская грамота. Я про­сунул пальцы под бюстгальтер: под сплетением синтетических волокон нащупал живую плоть. Тогда я продвинул руку дальше и почувствовал, как затвердевает сосок. Вот этот процесс мне доступен, это я умею. Солнце начинало припекать. Войдя в воду, Валери сняла трусики, обви­ла ноги вокруг моей талии и легла на спину. Ее отверстие раскрылось. Я вошел в нее мягко и заскользил туда-сюда в ритме волн. Это получалось само собой. Я остановился, чуть-чуть не доведя дело до кульминации. Мы вышли обсохнуть на солнце.

Мимо нас прошла пара: высокий негр и девушка с белой-пребелой кожей, нервным лицом, очень коротко остриженная; она разговарива­ла, обернувшись к негру, и громко смеялась. Судя по всему, она была аме­риканка, скажем, журналистка из «Нью-Йорк таймс» или что-нибудь в этом роде. Вообще, если присмотреться, на пляже загорало немало сме­шанных пар. Чуть в стороне от нас двое одутловатых блондинов с гнуса­выми голосами смеялись и шутили с двумя великолепными меднокожими девицами.

– Приводить их в гостиницу запрещено, – сказала Валери, просле­див за моим взглядом. – Но можно снять комнату в ближайшей деревне.

– Я думал, американцам не разрешается приезжать на Кубу.

– В принципе не разрешается; но они едут через Канаду или Мексику. Вообще-то они злятся, что потеряли Кубу. Их можно понять, – протянула она задумчиво. – Если кому и нужен сексуальный туризм, так это им. Сейчас американские фирмы заблокированы, они не могут ничего сюда инвестировать. В конце концов тут восстановится капитализм, это вопрос нескольких лет. Но пока что европейцы получили свободу дейст­вий. Вот почему «Аврора» и не хочет расставаться со здешними гостини­цами, даже если они убыточны: именно сейчас можно обойти конкурен­тов. Куба для нас – уникальная возможность в районе Антильских островов и Карибского моря.

Она помолчала, потом добавила весело:

– Да… вот так мы изъясняемся в профессиональной среде… в мире глобализации.

Микроавтобус отправлялся в Баракоа в восемь часов утра; экскурсан­тов – человек пятнадцать. Они уже успели перезнакомиться и без уста­ли восхищались дельфинами. Восторг пенсионеров (они составляли большинство), двух логопедов, отдыхающих вместе, и парочки студен­тов воплощался, понятно, различными лексическими средствами, но мысль сводилась к одному и тому же: бесподобно.

Потом стали обсуждать и сам клуб. Я взглянул на Жана Ива: он сидел один в середине салона, положив рядом с собой на сиденье блокнот и ручку. Наклонив голову и чуть прикрыв глаза, он сосредоточенно при­слушивался. Именно здесь он рассчитывал собрать большой урожай впечатлений и полезных замечаний.