Брук Дэвис - Потерять и найти

– Это все, что ли? – удивилась Агата и тут же принялась раскладывать кресло.

За окном, на перроне, раздался какой-то шум.

– Я не могу пустить вас без билета, мисс, – произнес мужской голос. – Поезд вот-вот отправится.

– О госссподибожемой, Дерек! – послышался женский голос. – Я же с тобой в школе училась! В седьмом классе встречалась с твоим чертовым братцем! Постоянно ходила к вам на барбекю по воскресеньям!

– У нас строгий график, Стелла, – ответил мужчина. – Ничем не могу помочь, сама понимаешь. Расписание и все такое.

Милли отдернула занавеску и спросила:

– Стелла?

Потом постучала по стеклу и открыла окно.

– Стелла, – повторила она.

– О господи, – пригнувшись, буркнул Карл.

– Посадка завершена! – объявил с перрона проводник и запрыгнул в поезд.

Стелла махнула на него и подбежала к их окну.

– Я тебя вижу, Карл, – сказала она.

Поезд тронулся, и Карл тут же встал, покачиваясь на ногах.

– Где мои ключи-то? – поинтересовалась Стелла, идя за поездом по перрону.

– В автобусе, – смущенно ответил Карл.

– Уж постарайтесь найти ее маму, – вздохнула Стелла.

Карл посмотрел на Милли:

– Мы постараемся.

– У тебя все хорошо, милая? – поинтересовалась Стелла.

Милли кивнула.

– Да.

– Честно?

– Да.

– Ладно, – Стелла остановилась и сунула руки в карманы.

Поезд начал набирать скорость. Милли смотрела, как Стелла на перроне становится все меньше и меньше. Потом взглянула на папин чехол и сказала:

– Но я хочу, чтобы вы пошли с нами.

Она почувствовала, как к глазам подступают слезы, но ничего не могла с собой поделать: Стелла была такой доброй, а папа умер, и мама тоже как будто умерла…

Милли смотрела на Стеллу, пока та не исчезла из виду, а внутри все сводило от боли. Взрослые, которых Милли знала, отрывали кусочки у нее изнутри, уносили их с собой и не возвращали.

Когда поезд тронулся, Карл оставил девочек и Мэнни устраиваться поудобнее, а сам отправился в туалет. Там промыл порез, высушил ладонь и обмотал туалетной бумагой.

Краем глаза Карл поймал свое отражение в зеркале. Видеть себя в нем было всегда немного странно, а с годами становилось все страннее и страннее. Он прекрасно знал свое настоящее лицо, но никогда не видел его в отражении. Как можно восемьдесят семь лет прожить в одном и том же теле и каждый раз удивляться своему облику? Карл вдруг понял, что люди вокруг знают это лицо гораздо лучше, чем он сам. Он даже не знал собственной мимики…

Изобразил ярость, глядя в зеркало. Грусть. Счастье. Беспокойство. Задумчивость. И представил себя на объявлениях: «Пропал человек», «Разыскивается»… Но на лице одна только усталость. Глубокая-глубокая усталость.

– Не заняться мне больше любовью, – вздохнул Карл. – С такой-то физиономией.

Он закрыл глаза, надул губы и приблизился к зеркалу. Потом открыл один глаз и, точно увидев Смерть, которая пытается его поцеловать, отвернулся.

– М-да, – буркнул он. – Ну вот.

«Но ведь Еви любила меня, любила мое лицо…»

Он провел здоровой рукой по волосам: едва ощутимые, умирающие пряди. Как же он вчера завидовал тому пареньку с грудью Чарлтона Хестона из «Бен-Гура»! Карл хотел все, как у пижона: тело, девчонку, машину, свободу, образ мышления. И волосы – его чертовы волосы. Все бы отдал, чтобы его собственные вот так развевались на ветру.

Но разве не мальчишка должен завидовать? Гадать, что ему, Карлу, довелось сделать и увидеть? Разве не должен смотреть на него и думать: «Вот бы и мне прожить такую жизнь!»?

Когда Карл вернулся в купе, Милли уже написала и повесила на дверь записку «Я ЗДЕСЬ МАМ», а Агата с закрытыми глазами и разинутым ртом раскинулась на кровати.

– Ш-ш! – Милли поднесла палец к губам.

Карл кивнул. Милли жестом попросила его подойти поближе. На спине у нее висел рюкзак.

– Можно мне погулять? – прошептала малышка.

– Конечно, – шепнул Карл в ответ. – Только не разговаривай с незнакомыми мужчинами.

– Ты незнакомый мужчина.

Карл задумался.

– Со всеми остальными.

Милли ушла и закрыла за собой дверь. Карл подложил Агате под голову подушку. Сев рядом, он прислонился спиной к стене, положил руки на колени и уставился в окно.

Красный, зеленый, синий. Земля, кусты, небо. Снова, снова и снова. Низкорослые кустарники и невысокие деревья, похожие на горбунов, которые тянутся к земле. И время от времени на красной равнине встречается одно высокое дерево, воздевшее руки-ветви к солнцу.

Мэнни стоял в углу комнаты, прислонясь к раковине.

– Спит, – шепнул ему Карл, кивнув на Агату. – Тяжелая у нее выдалась ночка.

Агата всхрапнула и перевернулась на живот. Карл чувствовал исходившее от нее тепло. Вспомнил, как Еви точно так же лежала у него в кровати.

Он задвинул занавески.

Она походила на одуванчик: достаточно одного вздоха – и взмоет в небо, исчезнет навсегда. Говорила да и вела себя тихо, будто все время ходит на цыпочках, боялась кого-то разбудить. Рано утром, когда они вместе гуляли по пляжу, она едва оставляла следы на песке.

Была ли она слишком уж тихой? Возможно.

«Все мы какие-то уж слишком», – думал он. И при всем при этом Еви оставалась самым непоколебимым человеком из всех, кого он знал. Слова взвешенны, будто она выливает их в мерные стаканчики и уравнивает, прежде чем выплеснуть в мир. И в ее душе было много места для него, Карла, и для всех остальных. Она бросала пистолеты и поднимала руки, сдаваясь своей уязвимости, как не могли другие.

Рядом с ней Карлу казалось, что сам он все время грохочет, что с яростью ступает на хрусткие листья и чихает так, будто с треском рвет воздушную ткань. Ему не нравилось то, как его тело общается с миром.

Но когда Карл касался Еви, а Еви касалась Карла, он становился нежным. А лучики у ее глаз, с годами все глубже и длиннее, шептали ему, что она его понимает.

– Я здесь, Еви, – прошептал Карл, и по его лицу побежали слезы.

А потом он открыл глаза и у самого своего лица увидел Агату. Он вздрогнул.

– Рон? Что случилось, Рон? – пробормотала Агата.

Она была в очках, но в темноте они с Карлом почти не видели друг друга.

– Агата, – тихо произнес он. – Я не…

Агата закрыла ему рот рукой.

– Рон. – Потом она коснулась его щек обеими руками и стерла слезы большим пальцем. – Прости меня.

– Ничего. – Карл не знал, что ответить.

– Ты из-за меня плачешь?

– Нет, Агата.

Их носы почти соприкасались.

– Прости меня, Рон, – повторила она и подалась вперед для поцелуя.

И в эту секунду Карл захотел, чтобы она была Еви. Захотел так сильно, как никогда и ничего не хотел. Он глубоко вздохнул и закрыл глаза, дожидаясь ее губ. Но Агата не успела его поцеловать: она ткнулась головой ему в грудь и захрапела.