Чарльз Мартин - Когда поют сверчки

Встав со мной рядом, Чарли повернул голову к озеру, будто всматриваясь в него.

– Иными словами, у нее та же проблема, что была и у Эммы?

Я не ответил. Секунды шли. Чарли, не выдержав, сделал то, чего не делал очень давно – подняв руку к моему лицу, он попытался пальцами прочесть по нему мои чувства.

– С ней то же самое, да? – повторил он.

Я кивнул.

Чарли убрал руку.

– Это можно вылечить?

– Да, если дефект своевременно диагностирован. Но если время упущено, наступает волновой эффект, последствия которого губительны и необратимы. Я надеялся, что, если Ройер увидит незаросшее отверстие, он попытается закрыть его с помощью баллонного катетера [71] Катетер с раздуваемым баллончиком на конце. . Это, конечно, была бы просто временная заплата, паллиатив, но Энни об этом вряд ли узнает, зато, если бы овальное окно удалось закрыть, это позволило бы выиграть какое-то время. А время… – Я слегка понизил голос. – Сейчас время – ее главный враг.

– Сколько ей осталось?

Ветер с озера показался мне вдруг холодным, какой бывает зимой. В небе над нами с криком пронеслись утки; сделав круг, они опустились на воду возле причала у дома Чарли, где под кустами рододендрона прятался селезень. Джорджия прошла мимо меня и, задев хвостом, спустилась с крыльца в поисках какого-нибудь развлечения.

– Не очень много.

Ничего не сказав, Чарли вернулся в дом. Отсутствовал он довольно долго – несколько минут, но я слышал, как он поднялся в мой кабинет и роется там в шкафу. Он что-то искал, но я не стал его окликать: иногда самое лучшее – это позволить Чарли делать то, что он считает нужным. Наконец он спустился в кухню с футляром для теодолита, держа его за обе ручки. Бросив ящик на пол, Чарли показал на него рукой.

– Допивай свой кофе.

Я молчал, и Чарли вышел на крыльцо. Держась за перила, он спустился вниз и взялся за направляющие проволоки, которые вели к его дому в обход ручья. Через пару минут он был уже на половине пути. Я поглядел ему вслед и, вернувшись в кухню, присел на корточки рядом с покрытым пылью ящиком и открыл скрипнувшую крышку. Передо мной лежали книги – двадцать лет нашей истории, двадцать лет прошлой жизни. В свое время Эмма прочла их все, некоторые даже по нескольку раз. Часто она зачитывала мне вслух места, которые понравились ей больше других или затронули какую-то струнку в душе.

К полудню моя голова раскалывалась от боли. С каждой перевернутой страницей я все яснее и отчетливее представлял себе Эмму… Обложенный со всех сторон книгами, я лег на пол и стал медленно водить пальцами вдоль тепло-золотистых досок. Я знал, что где-то в щелях между ними до сих пор остаются крошечные красные точки.

«Жизнь – ускользающая тень, фигляр, // Который час кривляется на сцене // И навсегда смолкает; это – повесть, // Рассказанная дураком, где много // И шума и страстей, но смысла нет» [72] У. Шекспир «Макбет» ( пер. М. Лозинского ). .

Я выехал из дома ранним утром в четверг, никого не предупредив, ни с кем не попрощавшись. Когда рассвело, я был уже в нескольких часах езды от Гикори, что в Северной Каролине. В четверть одиннадцатого я свернул на заправку и остановился возле будки телефона-автомата. Оставив двигатель включенным, я перелистал разбухшую от дождя телефонную книгу и нашел нужный номер.

Он ответил после третьего гудка. Связь была хорошей, и его голос – мягкий и уверенный – заполнил собой всю телефонную трубку, но я расслышал в нем слабые, старческие нотки. Ничего удивительного: прошло больше десяти лет, с тех пор как мы разговаривали в последний раз. На фотографии в газете для выпускников он был запечатлен в обнимку с женой в своем «убежище» в Гикори. В жилете из клетчатой шотландки, с неизменной трубкой в руке, он выглядел довольным и умиротворенным, как человек, который уже ничего не ждет и спокойно доживает свой век с женой, которая, как и большинство жен врачей, на протяжении многих лет вынуждена была делить его сначала с больницей и больными, а затем – с университетом и студентами. Теперь настало ее время – он обещал ей это и сдержал слово.

– Алло? – повторил он.

– Здравствуйте, гм-м… сэр.

Последовала продолжительная пауза – секунд десять или больше. Я отчетливо слышал, как его трубка переместилась из одного угла рта в другой и как он с легким стуком прикусил зубами чубук.

– Я… часто тебя вспоминал, – проговорил он наконец. – Все гадал, как у тебя дела. Или, может быть, никаких дел нет?..

– Видите ли, сэр, я… Я случайно оказался в Гикори и решил… Как насчет того, чтобы вместе пообедать?

Трубка в его губах снова переместилась. Когда он заговорил, по его тону я сразу понял, что он улыбается.

– Ты хочешь сказать, что приехал сюда из… того места, где ты теперь живешь, потому что тебе нужно со мной поговорить?

Я тоже улыбнулся. За прошедшие годы он сильно сдал физически (это было слышно по голосу), однако телесная слабость вовсе не означает слабость ума. Проницательности он ничуть не утратил и соображал по-прежнему быстро.

– Да, сэр.

Через пятнадцать минут я остановил машину напротив его дома. Одного взгляда в зеркальце заднего вида было достаточно, чтобы понять: столкнись мы на улице, он вряд ли узнал бы меня. Пожалуй, я мог бы его напугать, так что я правильно сделал, что предварительно позвонил.

Сняв солнечные очки, я засунул их в карман рубашки, пересек лужайку и, поднявшись на крыльцо, позвонил. Вскоре за дверью послышались шаркающие шаги, и я невольно представил себе старика в домашних тапочках и пижаме.

Отворив дверь, он некоторое время стоял, дожидаясь, пока глаза привыкнут к яркому дневному свету.

– Ну, здравствуйте, доктор. – Вынув изо рта трубку, он протянул мне руку, и я бережно ее пожал.

– Здравствуйте, сэр.

Мы сели на задней веранде. Пока миссис Трейнер собирала чай, мы молча следили за тем, как их кошка гоняет по полу клубок красной шерсти. Время от времени доктор Трейнер испытующе поглядывал на меня, но не произносил ни слова. Это было понятно – ведь это я пришел к нему, и учитель терпеливо ждал, пока я буду готов высказать то, что лежит у меня на душе.

– Так вот, сэр… – неуверенно начал я и снова замолчал, чтобы вынуть из чашки чайный пакетик. Пакетик качнулся на нитке, закапав мне джинсы, и я поскорее положил его на блюдце. – Как я уже сказал, я проезжал через ваш город и… В бюллетене для выпускников я прочел, что вы вышли в отставку и осели здесь, и я решил… – я глотнул чаю, подыскивая подходящее слово, – решил вас проведать. Как вы поживаете? Нравится вам на пенсии?

Трейнер покачал головой.

– Не нравится, – сказал он решительно и ткнул чубуком в направлении кухни. – Ни мне, ни ей.