Рене Фройнд - Любовь среди рыб

Мара показала в воду.

— Ну, вот эти мелкие рыбки! Которых вы называете пираньями! Эти рыбки, длиной с палец, с темными полоцками на спине. У нас в Цловакии их едят, маринуют в укцусе. Посмотрите! Они как раз нерестятся, и у цамцов зеленая полоска по бокам!

Фред не знал, что сказать, и ему вдруг захотелось выпить пива, чтобы немного расслабиться.

— Хотите стакан нива?

— Цпасибо. Я не пью пиво.

Об этом Фред мог бы и сам догадаться. Стройные люди не пьют пива. Над горами стали собираться черные тучи. Установилась тишина. Приплыла пара уток, чтобы составить им компанию и немного поболтать с ними.

— Для биологии вод phoxinus очень важен, — снова подхватила нить беседы студентка. — Я пишу о них свою докторскую работу.

— А вы учитесь в университете в Вене?

— Нет, в Цловакии, — сказала Мара с некоторым нетерпением.

— Братислава?

— Зволен. Никто не знает Зволен. Маленький город в Центральной Цловакии.

— Вы оттуда родом?

— Вы нецтерпимо любопытны.

Тут прогрохотал гром, каменным раскатом, как будто в горах обрушилась скала.

Правая рука Мары и левая рука Фреда лежали на мостках, почти соприкасаясь. Мара улыбнулась Фреду. Фред улыбнулся в ответ, несколько смущенно. Рука Мары как будто случайно скользнула ближе к руке Фреда. Мизинцы соприкоснулись, и сердце Фреда взволнованно забилось, хотя он вообще не хотел волноваться.

— Хотите стакан вина?

— Еще цветло, — ответила Мара, почти возмущенно.

— Разумеется, — кивнул Фред. Да и с чего бы ей пить с ним вино. Скоро Мара прыгнет в воду и ускользнет, словно рыбка.

Однако небо распорядилось по-другому. Грузные капли дождя зашлепали по поверхности воды, единичные, без опознаваемого ритма, но с отчетливым акселерандо.

Очередной удар грома сотряс воздух. Мара испуганно отдернула руку. Ливень превратил такое тихое еще недавно озеро в бурлящую воду.

С коротким вскриком Мара вскочила и подхватила свое полотенце. Она завернулась в него, что не имело смысла под дождем. Она заметила это и невольно засмеялась. Фред тоже рассмеялся, схватил синее полотенце, и они вместе побежали к хижине. Под козырьком у входа остановились, запыхавшись, и посмотрели на озеро. Ветер хлестал бичом по развевающимся над долиной завесам дождя. Молния с треском рассекла небо, затем последовал могучий раскат грома.

Под козырьком хижины Мара и Фред чувствовали себя в безопасности, хотя и топтались здесь слегка беспомощно. С них капала вода. Под ногами натекло по лужице. Гром заставил вздрогнуть обоих. Дождь барабанил по крыше хижины.

— Мне надо плыть обратно. К моему мопеду, — сказала Мара.

— Сейчас нельзя плавать. Это слишком опасно, — твердо возразил Фред.

— Тогда дайте мне какую-нибудь одежду.

Фред направился в спальню и вернулся с белой майкой и клетчатыми боксерскими трусами.

— К сожалению, ничего другого у меня нет. Мои джинсы, боюсь, подошли бы вам еще меньше, чем эти вещи.

Мара взяла одежду и вежливо сказала спасибо.

— А не могли бы мы говорить друг другу «ты»? — спросил Фред, и в этой обстановке вопрос показался немного неуместным.

— Ецли ты покажешь мне, где можно переодеться… хотелось бы, — сказала Мара немного испуганно и для верности добавила: — Одной переодеться.

Фред указал на свою спальню.

— Там.

— Только не подцматривай, — сказала Мара, покраснев.

— Я пока растоплю печь.

Мара скрылась в каморке. Фред отвернулся к печке, взял газету и несколько щепок, развел огонь. Мара вернулась. И майка, и трусы на ней болтались.

— У меня ноги замерзли. Может, ты бы…

Фред метнулся в спаленку и вернулся с толстыми шерстяными носками.

— Цпасибо, — сказала Мара и улыбнулась как девочка.

Села на стул и натянула носки. Потом встала и посмотрела себе на ноги.

— Вид у меня ужацный.

— Да нет же. Не так все страшно.

— Знаешь, мы, женщины на Востоке, мы по-другому воцпитаны. Для нас позор выйти из дома, не накрацившись и не приодевшись.

Хижину озарила вспышка молнии. Прогрохотал гром.

— А тебе ведь и не надо сейчас выходить из дома, — сказал Фред. — Я тоже переоденусь.

Возникла небольшая пауза.

— О’кей, — сказала Мара.

Фред ушел в спальню. В дверном проеме еще раз обернулся.

— Только не подсматривай!

— Не буду! — засмеялась Мара.

Она грела руки над металлической поверхностью плиты. Огонь приятно потрескивал. Фред вернулся в джинсах и полузастегнутой рубашке. В руке он держал два мокрых полотенца, свои плавки и бикини Мары.

— Мы на Западе воспитаны по-другому, мы не бросаем на полу наши мокрые вещи.

— О, извини.

— Ничего-ничего, — успокоил ее Фред и с наигранной тщательностью развесил вещи на деревянные перекладины, специально для этого устроенные над плитой.

— Мне правда очень цтыдно, — сказала Мара и взяла у Фреда свой купальник, чтобы самой его повесить.

— Есть хочешь? — спросил Фред.

— Да. Очень хочу.

Фред поставил на плиту воду, и Мара помогла ему начистить картошки. Фред нарезал сырые картофелины на тонкие кружки и дал им повариться несколько минут. Так дело идет быстрее, чем если варить картошку целиком, объяснил он. Мара с восхищением наблюдала за его манипуляциями у плиты.

— Раньше я любил готовить, — сказал Фред. Ловко нарезая лук и поджаривая его на сале, нарезанном кусочками, он рассказывал о своей жизни в Берлине, о Шарлотте, о жизни без Шарлотты, о своей нарастающей замкнутости.

— Извини, — сказал он, бросая на горячую сковородку отваренные кружки картофеля, — обычно я обо всем этом ни с кем не говорю. И вот вдруг разболтался с тобой, хотя ведь мы совсем не знакомы.

— Мне интерецны и люди, и их ицтории, — ответила Мара.

Фред взбил четыре яйца с небольшим количеством молока. Ему удалось изготовить омлет, привлекательный в том числе и эстетически. Он с радостью наблюдал, с каким аппетитом Мара ела. После обеда она потянулась и вздохнула:

— Это было как раз то, что надо.

Она помогла ему вымыть посуду, Фред хотел сделать это безотлагательно, как того требовали его новообретенные представления о порядке.

Гроза утихла, но было слышно, что дождь продолжает барабанить по крыше. Стемнело.

— Боюсь, мне уже не уехать, — сказала Мара, правда, совсем не печалясь об этом.

— Ты можешь остаться здесь, — сказал Фред. — Я переночую на лавке.

— А можно мне все-таки стакан вина? — спросила Мара, убирая тарелки в шкафчик для посуды.

Они сели за стол, и Фред откупорил бутылку красного. Горела свеча, в печи потрескивал огонь. Мара рассказывала о своей семье и о родине. Фред пытался объяснить ей странное превращение, случившееся с ним за последние несколько дней. О гнете одиночества, который странным образом в одиночестве же и прекратился.