Миа Марч - В поисках Колина Фёрта

— Со мной все будет хорошо. А ты как?

Беа кивнула.

— Я выдержу. Мне просто нужно освоиться со всей этой информацией. У меня свидание, оно поможет. Думаю, мне надо сказать, что я встречаюсь с одним человеком, который работает на съемках фильма. С Патриком Улом. Он кажется мне чудесным парнем. У нас было только одно свидание.

Переплетение двух миров показалось удивительным.

— Ну да, я знаю Патрика. Он отвечает за массовку и хорошо с нами обращается, следит за нашей работой и нашим комфортом.

— Я не сказала ему, что ты моя родная мать. То есть сообщила, что настоящая причина моего приезда в этот город — встреча с родной матерью и ты статистка на съемках, но фамилию не назвала. Я строго соблюдаю твою тайну.

— Спасибо. Может, это не так уж важно, но, как говорила, мало кто знает, что я отдала своего ребенка на усыновление, и мне хотелось бы сохранить это в тайне.

Как же она измучилась. Почему не чувствует себя лучше? Почему воскрешение тех событий не помогло ей раскрыться изнутри?

Она посмотрела на Беа, выражение лица которой переменилось. Неужели ее тревожит, что Вероника хочет сохранить все в секрете? Она так долго жила, ни с кем не делясь своим прошлым, не говоря о нем, накрепко заперев в себе.

— Беа? Я что-то не то сказала, ты огорчена?

— Просто думаю о своей матери. Про все те моменты, когда она могла открыть мне правду — в два года, в три, четыре. Она хотела стереть это все, сделать вид, будто удочерения никогда не было. Она поступила так ради себя… и ради меня.

Веронике хотелось сказать, как любовь, надежда и необходимость могут иногда заставить тебя сделать — или не сделать — то, что следует, и тебе это прекрасно известно. Порой, чтобы защитить других. Порой — чтобы защитить себя. Но она не смела обсуждать мать Беа, женщину, которая ее воспитала. А о Коре Крейн в итоге знала лишь, что она была прекрасной матерью и вырастила чудесную молодую женщину, только что совершившую экскурсию по жизни шестнадцатилетней Вероники.

— Что теперь? — спросила Беа. — Я не совсем понимаю, кем мы должны быть, кто мы друг другу.

— Мы — часть нашей общей истории.

— Однако, полагаю, это не обязательно должно быть связано с будущим.

«Это прозвучало как утверждение, а не как вопрос», — заметила Вероника, и сердце у нее сжалось.

Закусив губу, Беа выбралась из машины.

— Спасибо за сегодняшний день, Вероника, — сказала она в открытое окошко. — Я знаю, что для тебя это было очень нелегко.

«Не обязательно должно быть связано с будущим…» Так, значит? Она никогда больше не увидит Беа?

— Это того стоило.

Беа вздохнула.

— Я просто не понимаю, как должна к тебе относиться. Я лучше пойду. Еще раз спасибо за сегодняшний день. — И она торопливо устремилась к гостинице.

«Я знаю, как к тебе отношусь, — подумала Вероника, глядя на исчезающую за дверью дочь. — Как всегда к тебе относилась с того момента, когда тебя, новорожденную, положили мне на грудь».

Вероника любила Беа, всегда любила. И сейчас поняла: вот чему она была не в состоянии посмотреть все эти годы в лицо.

В середине дня в понедельник Патрик Ул, на которого Вероника не могла взглянуть, чтобы не подумать о Беа, распустил статистов из-за каких-то неполадок с освещением. Вероника обрадовалась; в палатке — среди людей, отгороженная белой тканью, одолеваемая мыслями — она испытывала что-то похожее на клаустрофобию. По дороге домой она зашла на фермерский рынок за персиками для занятия этим вечером и запаслась клубникой и лаймами для особых пирогов, которые должна была испечь на этой неделе.

Дома она положила купленные персики в две большие миски на кухонном столе, но даже красивые, свежие плоды, одни из ее любимых летних фруктов, не смогли развеять гнездившуюся в сердце тревогу.

«Я не совсем понимаю, кем мы должны быть, как я должна к тебе относиться».

Это было сложно. И — просто.

Неужели Беа никогда больше не позвонит ей? Неужели она получила то, за чем приехала, ответы на свои вопросы, человека, которого в реальности можно связать со словами «биологическая мать», и теперь уедет, не заинтересованная в отношениях?

Ей понятно было затруднение Беа; она и сама не совсем понимала, кем они должны быть друг для друга. Они не были матерью и дочерью. Не были они и… подругами. Тем не менее связь их проходила на биологическом, фундаментальном уровне. Возможно, Беа решит, что на биологии отношений не построишь. Но для Вероники дочь никогда не была вопросом биологии и рождения. Она всегда являлась олицетворением будущего — будущего, участие в котором было для Вероники закрыто.

В дверь позвонили, и она понадеялась, что это приехали Ник и Ли. Он не предупреждал, будут они или нет, и в полной учеников кухне у нее в любом случае не получится поговорить с ним о личной жизни, но его присутствие помогло бы ей. Вероника уговаривала себя, что дело просто в привлекательности Ника, но причина лежала глубже. Ее пробуждающиеся чувства к Нику Демарко очень походили на потребность в нем.

За дверью действительно стояли Ник и Ли, в руках девочка держала завернутый в пленку пирог. «Спасибо», — мысленно поблагодарила Вероника Небеса.

— Я приготовила для тебя шоколадный пудинг, — сказала Ли. — Он ничего не делает. Он просто вкусный. Ну, я на это надеюсь. Вчера я тоже его пекла, но, по-моему, забыла положить ваниль. На этот раз я ничего не забыла.

Вероника с улыбкой приняла подарок.

— Я люблю шоколадный пудинг и тронута, что ты испекла его для меня. Спасибо.

Она чувствовала на себе взгляд Ника, а вид его лица, фигуры, его присутствие оказывали на нее обычное воздействие. Она чувствовала облегчение, и счастье, и волнение.

— Ли, если хочешь выбрать на кухне фартук и почитать рецепт, действуй. Сегодня мы печем персиковый пирог. Я назначаю тебя ответственной за ингредиенты.

— Я люблю персики! — воскликнула Ли, исчезая в кухне.

Вероника закрыла входную дверь.

— Я рада, что вы оба здесь, — сказала она Нику.

— Я не собирался приходить, но потом вспомнил, что, позволяя другим людям контролировать тебя, диктовать, как тебе жить, ты сдаешься. Признаю, возможно, я и опасаюсь немного родителей бывшей жены, но пирога не боюсь.

Вероника с улыбкой обняла его. К счастью, зазвонил телефон, удержав ее от возможных нежелательных проявлений симпатии, и она ушла на кухню, чтобы ответить. Это оказалась Изабел, сообщившая, что они с сестрой сегодня не придут: Джун, ее муж Генри и их сын Чарли сильно простудились, и она за ними ухаживает.

Раздался звонок в дверь, приехала Пенелопа, снова тихая, не столь яркая и эффектная. Она была все такой же маленькой и худощавой, но исчезла масса дорогих украшений. На шее висел простой золотой крестик. Одета она была более консервативно. А идеально мелированные волосы казались естественными. И снова Пенелопа вела себя дружелюбней некуда, похвалив футболку и прическу Ли, сказав Нику, что он великолепно выполняет свою работу, охраняя безопасность жителей Бутбей-Харбора, и поблагодарив Веронику за «такие интересные и информативные занятия по приготовлению пирогов».