Юрий Поляков - Любовь в эпоху перемен

— Что пьем?

— Нарзан! — в подтверждение ему наливали из минеральной бутылки.

— А почему не шипит?

— Выдохся.

Шкипер выпивал, морщился, закусывал, разрешающе кивал и шел дальше. После второго чайника Илья объявил, что если Скорятин испортит Зое жизнь, он его убьет. Гена поклялся не испортить и спросил:

— А почему все-таки один пистолет не заряжен?

— Ну тебя замкнуло. Ладно, давай рассуждать!

— Давай.

— Допустим, первый пистолет без пороха. Теперь твоя очередь стрелять. Сможешь всадить пулю в лоб человеку с белыми от ужаса глазами?

— Не смогу.

— Вот и ответ.

— А если первый пистолет заряжен?

Колобков долго смотрел на журналиста с пьяной неприязнью, потом сказал:

— Вот за это я и не люблю вашу Москву!

— Вам покрепче?

— Что? — очнулся Скорятин.

Оля разливала по чашкам коричневый чай.

— Геннадий Павлович, вы не забыли, через пять минут совещание! — с нарочитой озабоченностью напомнила секретарша.

— Какое еще совещание?

— Ну как же! — растерялась она.

— Ах, ну да… Потом, попозже…

— Понятно, — кивнула помощница, обиделась и пошла к двери.

— Она у вас что, двухмужняя? — тихо спросил Николай Николаевич, сопроводив оживающим взглядом вольноопределяющиеся ягодицы Ольги.

— С чего вы взяли?

— Когда в организме женщины соперничают два мужских семени, этого не скроешь. На чем я остановился?

— На пьянстве.

— Нет, до пьянства я еще не дошел. Мы говорили с вами о постмодерне. Будьте внимательней! Это важно. Так вот, почему вместо создания подлинно нового, искусство с головой ушло в глумливую инвентаризацию сделанного предшественниками? Вы в театр ходите?

— Случается.

— Тогда скажите: Борис Годунов с ноутбуком, Офелия с фаллоимитатором, три сестры-транссексуалки — это что такое?

…Они как раз вернулись из театра, кажется, из «Табакерки». Смотрели спектакль «Кресло» — про разложение комсомола.

— Гена, нам надо развестись! — сказала Марина, раздеваясь.

У него закружилась голова: все разрешалось само собой. Он с трудом помрачнел, насупился и спросил:

— Ты так считаешь?

— Папа так считает. Он провентилировал в Моссовете. Жилкомиссия тебя зарубит. Второй кооператив нам не положен. Но если ты выпишешься — другое дело.

— Ты знаешь про кооператив?

— Смешной! Конечно, знаю.

— И давно?

— Позвонил Шабельский и спросил, какой этаж мы хотим. Я сказала: третий.

— Почему тебе позвонил?

— Потому что у нас, евреев, такими вопросами занимаются женщины. Генуся, мне нравится, что ты стал самостоятельным. Папа сказал: матереешь. И твои секреты тоже очень милые. Это круто: вынуть из кармана ордер и сказать: «Сюрприз!» Мы съедемся в хорошую сталинскую «трешку» возле родителей. И второй твой сюрприз мне тоже понравился! — Марина вынула из тумбочки Зоино ожерелье. — Работа, конечно, так себе, туземная, огранка грубовата, но издалека — вполне.

— От тебя не спрячешь! — мутно улыбнулся он.

— Шпиона из тебя не получится. Додумался, балда, где спрятать: мама перечитывает Фейхтвангера каждый год, заканчивает последний том и начинает первый. Ты же знаешь.

— Угу. А когда?

— Что когда?

— Когда разводиться пойдем? — уточнил Гена, для достоверности зевнув.

— Не знаю. Надо заехать в суд, подать заявление, мол, не сошлись характерами.

— А этого достаточно?

— Наверное. Расскажу судье по-бабьи, как ты изменяешь мне направо и налево. Жутко хочется курить!

— Ну и кури.

— Ребенку вредно.

— Раньше ты на Борьку дымила — и ничего.

— Борьке и сейчас ничего. А вот Виктории Геннадиевне вредно.

— Какой Виктории?

— Ты же хотел второго ребенка или я чего-то не понимаю?

— А ты уверена?

— Конечно, я была в консультации.

— Когда ж это мы успели, даже интересно?

— Главное — успели, а когда — не важно.

— Но ты же пила таблетки!

— Тогда уже не пила.

— Почему?

— У меня стали расти на ногах волосы.

— Они у тебя всегда росли.

— Не всегда! А теперь щетина! Гормоны шалят. — Марина провела мужниной ладонью по своей голени.

— Чувствуешь?

Волосы кололись, как сено бабушкиного тюфяка.

— …В полях запустение. Вы давно были на селе, Геннадий Павлович? — строго спросил «чайник».

— Бываю, Николай Николаевич, как же, бываю…

— Уму непостижимо: земля, ради которой мужик шел с вилами на барина, а потом с винтовкой на большевиков, не пахана, брошена, бурьяном заросла. А что едим? Жуть! Мясо новозеландское, окорочки американские, картошка израильская! Но главное зло — генномодифицированный продукт. Арбуз с крысиным хвостиком, а? Каково! Человек есть то, что он ест, понимаете? Если людей кормить такими арбузами, они в крыс превратятся. Есть версия, что все животные — это одичавшие потомки разумных рас, которые злоупотребляли ГМО и превратились черт знает во что! Вам ясно?

— Ясно! — кивнул Скорятин и подумал про себя: «Гена модифицированный… Точней не скажешь…»

— Вы согласны с тем, что человечество гибнет? — строго спросил Николай Николаевич.

— Безусловно, — подтвердил главный редактор, размышляя о том, что люди портятся изнутри, так сказать, с изнанки.

«Хорошо бы всех вывернуть, как перчатки, и пустить на улицу…»

— А почему никто не бьет в набат, не задумывались? — давил «чайник».

— Очевидно, привыкли.

— Нет, Геннадий Павлович, тысячу раз нет!

— В чем же дело?

— Нас облучают.

— Что вы говорите? — живо удивился Скорятин и сообразил: синдром Кандинского-Клерамбо.

Когда-то в перестройку он написал цикл статей о «карательной психиатрии» и усвоил кое-что из загадочной науки об умопомешательствах.

— Да, облучают! — подтвердил Николай Николаевич.

— Каким же образом?

— Очень просто, — псих улыбнулся, словно объяснял ребенку правила сложения. — Мобильный телефон. Импульс покорности через ухо проникает в мозг — и готово: ты — зомби!

— И давно нас облучают?

— Сорок лет.

— Минуточку, но мобильные телефоны появились… — Гена замолк, вспоминая, когда сам обзавелся «трубой», — лет двадцать назад, не больше.

— Правильно. А раньше по улицам ездили машины с надписью «Хлеб». И тоже облучали, но не так прицельно, поэтому люди еще задумывались о будущем.

— Почему «Хлеб»?

— Чтобы не заподозрили. Хлеб вызывает доверие на уровне подсознания. Помните, в кино, бандиты ездили в фургоне «Хлеб»?

— Да, конечно.

— Это гениальный Володя Высоцкий нам сигнал посылал. Не поняли!

«Сумасшедший!» — окончательно понял Скорятин и мягко уточнил:

— А почему нас не облучали с помощью обычных телефонов, кабельных?

— Потому что релейная связь не передает импульс покорности, — ответил безумец так, словно ждал именно этого вопроса. — Вы физику в школе учили?