Хавьер Сьерра - Хозяин музея Прадо и пророческие картины

— По традиции Эль Греко следовало в «Воплощении» изобразить ангела с вытянутой в сторону Марии рукой, как во многих композициях, написанных на данную тему. В том числе, — добавил Фовел, — подобный символический жест использован в «Благовещении» работы самого Эль Греко, выставленном в одном из залов музея. Дело в том, что Ороско ясно высказался в своих трудах, что поза со скрещенными на груди руками, выражая сосредоточенность, удивление и восторг посланника, лучше всего соответствует моменту непорочного зачатия. И Доменико воспроизвел движение по описанию августинца.

Сколько мне довелось видеть «Благовещений», где архангел был изображен со скрещенными руками? На первом этаже висела одна такая картина. Пожалуй, самая знаменитая в музее. «Благовещение» кисти Фра Анджелико. Если маэстро не заблуждался, то блаженный Ороско с охотой заменил бы название картины на «Воплощение», поскольку в шедевре Фра Анджелико оба персонажа — и Мадонна, и Посланник — прижимали руки к груди.

— Прошу прощения, если выступлю как адвокат дьявола, маэстро, но неужели это все? Скрещенные руки — единственное связующее звено между Ороско и Эль Греко?

— Нет, конечно! — возразил Фовел. — Существует и другая деталь, в духе Ороско, которая, безусловно, указывает на личность того, кто вдохновил художника на создание образов. Что находится между Марией и Гавриилом. Видишь? Пылающий терновый куст, из него Бог говорил с Моисеем во время странствия по пустыне. По версии блаженного августинца, куст возник в комнате Девы Марии в момент воплощения. В истории искусств нет больше ни одного произведения, где рядом с Марией был бы изображен терновник. И обнаружить его тут… Впечатляет.

— А «Распятие»? — спросил я, скользнув взглядом по соседнему холсту — мрачной, драматической сцене мученичества Господа. — Оно тоже содержит «ссылку» на видения Ороско?

Маэстро шагнул к картине и, раскинув руки, как на кресте, воскликнул:

— Да! И самая продуманная из всех! Я ведь еще тебе не рассказывал об одном из обычных духовных упражнений блаженного Ороско. Часами он с благоговением смотрел на старинное распятие, похожее на то, что мы видим перед собой, и делал так до самой смерти. Распятие много лет находилось в алтаре церкви Святого Филиппе в Мадриде. Однажды, во время молитвенных размышлений, распятый открыл глаза и посмотрел на Ороско. После этого возникали видения. Полагаясь на них, Ороско сумел составить описание страстей Господа более подробное и страшное, чем содержится в Евангелиях.

— Дерзкое утверждение. Если блаженный был добрым пастырем церкви, странно, что он пошел на поводу у своих видений, поручив написать такие холсты.

— Напоминаю: работу заказывал не он, а его покровительница Мария де Арагон. Ее не оставляла мысль, что могила Алонсо де Ороско в алтарной части семинарии нуждается в оформлении в соответствии с его добродетелями, чтобы посодействовать его вступлению в небесный чертог.

— И даже в такой форме, как мне кажется, отступление от Евангелий являлось рискованным шагом во времена Священной канцелярии.

— Отклонения от канона были столь незначительны, что немногие замечали их, — уточнил Фовел. — Приведу два примера. Необычным способом пригвождены к кресту ноги Иисуса. На всех изображениях распятия, выполненных Доменико, левая нога Мессии лежит поверх правой… за исключением этого. И кстати, именно так — левая нога на правой — представлен образ в работах большинства художников. Но наш августинец написал, что римляне пригвоздили правую ногу Христа поверх левой — как мы видим тут. Сделано это было, чтобы причинить больше мучений осужденному. Свое описание казни Ороско снабдил дополнительной подробностью: солдаты сильно растянули тело Иисуса на кресте, чтобы вызвать удушье и усугубить муки агонии, поскольку грудная клетка не могла расшириться, набирая воздух. А теперь взгляни, как бьет фонтаном струя крови и воды из раны на боку. И данное обстоятельство также известно из текстов блаженного. Ороско верил, будто одной капли пролитой крови было бы достаточно, чтобы искупить наши грехи. И потому ее собирает в ладонь ангел, прообраз «достойного служителя Господа», помнишь? Эль Греко досконально изучил все нюансы и воспроизвел в своих картинах.

На данном этапе беседы у меня остался последний вопрос к маэстро. Для меня уже стала очевидной связь Доменико Теотокопулоса с сектой Ариаса Монтаны. И его склонность к мистике объясняла, почему он охотно претворял в зрительные образы откровения блаженного Ороско. Однако более ортодоксальные и вещие пророчества, например, Савонаролы, также рождались из родника откровений. Из того же невидимого источника, к какому припадали Генрих Никлаэс, Иоахим Флорский или Амадей Португальский. Но почему Эль Греко писал картины именно в такой манере? Что заставило его наделять свои образы столь необычными пропорциями, делать их гипертрофированными, неестественно вытянутыми, почти… импрессионистическими.

На мой вопрос Фовел предложил самый удивительный за весь вечер ответ. Он уклонился от обсуждения современных версий, будто бы Эль Греко страдал дефектами зрения или даже психическим нездоровьем. Также маэстро отверг как вздорные выводы доктора Рикарду Жорже, который в 1912 году охарактеризовал нашу галерею Прадо как «музей ломброзианства», где представлен «весь спектр: физиономии висельников, изображения слабоумных, анацефалов и гидроцефалов». Напротив, Фовел поведал мне о своем старом друге, историке Элиасе Тормо-и-Монсо, заметив, что много лет назад тот докопался до истины и нашел приемлемый ответ на мой вопрос.

— Возможно, тебя он не устроит, — предупредил доктор. — Но в нем заключается суть того, что я пытался объяснить тебе. Тормо-и-Монсо, выступая с курсом лекций в культурном центре Атенео, сказал:

«Я возьму на себя смелость отнести Эль Греко к исчезающе малому числу художников, кто создал иное человечество, отличное от той общности, к какой принадлежим мы. Существа, рожденные палитрой Эль Греко, не похожи на нас. Так же они не являются титанами, как сивиллы и пророки Сикстинской капеллы. Они не чародеи, населяющие мир соблазнов, написанный Корреджо. Их вызвало из небытия мощное дыхание жизни, вернее, сама жизнь повелела им быть».

Цитата ошеломила меня, и я не решился возразить. Во второй раз за время нашего знакомства маэстро начинал говорить о персонажах картин как о живых существах. Неужели он действительно в это верил?

Я не рискнул спросить его о знаменитом «Погребении графа Оргаса», выдающемся шедевре, хранившемся в церкви Святого Фомы в Толедо. А если бы спросил, мы наверняка обсудили бы, представляют ли участники погребальной процессии (двадцать один человек), собравшиеся вокруг усопшего, очередные старшие арканы таро. И еще доктор просветил бы меня, кто из них — Бенито Ариас Монтано, обративший мастера в веру фамилистов. Вероятно, мы рассмотрели бы правдоподобие гипотезы, выдвинутой недавно, будто картина таит некую надежду на перевоплощение. И решили бы, действительно ли два ключа в руках святого Петра служат ему, чтобы открывать двери в мир материальный и в мир духа, в противоположность мировоззрению катаров. Но мы не успели. Я упустил момент, а Фовел не замедлил выразить уже знакомое мне желание испариться. И осуществил его, бросив на прощание фразу, которая повергла меня в тупик: