Большая игра профессора Дамблдора

Ах, эта обманчиво простодушная и незатейливая первая книга. Почти все темы, которым суждено потом расцвести пышным цветом, происходят именно отсюда.

Мы уже упоминали однажды прекрасный афоризм «ненависть есть проявление любви только для душ непросвещенных». С нашей точки зрения, кажущаяся ненависть Драко к Гарри есть именно проявление любви — и, естественно, свидетельство непросвещенности души младшего Малфоя.

Но, может быть, нет ничего нового под луной, и ненависть Снейпа к Джеймсу Поттеру в частности и Мародерам вообще — из той же оперы?

До УА из трех основных составляющих — скелет, спираль и психология — мы имели дело в основном с первыми двумя. Что объясняется возрастом мальчика, глазами которого мы видим события. В одиннадцать и двенадцать лет дети психологией не больно интересуются. Чем они интересуются, приблизительно перечислено в отличном ироническом фильме «Принцесса-невеста»: пираты, похищения, пытки, предательства, гигантские крысы, погоня, крутые реплики, ну и спорт — то бишь драки на кулаках / шпагах.

Дамблдор, как старый опытный манипу… ах, простите, педагог, ведет Игру с учетом психологии возраста. Что Гарри хочет, то он, по большому счету, и получает. Любящий Директор делает ему не только познавательно — он делает еще и интересно.

Некоторые психологические моменты, причем довольно тонкие, в ФК и ТК уже присутствуют, и мы о них уже говорили. Но они, во-первых, облегчены, а во-вторых, не играют ведущей роли в сюжете. Ну, может, Драко с этой точки зрения прописан тоньше других (см. отступление первое). Но в большинстве случаев это все можно и не заметить. Некоторые оттенки потеряются, но логика понимания пока не пострадает.

Однако ребенок, глазами которого мы видим роулинговский мир, потихоньку взрослеет. Кроме того, черта два разберешься в сложных отношениях поколения отцов, если видишь их сквозь призму подросткового взгляда на мир, забыв при этом о достижениях психологии.

Итак, в виде исключения забежим вперед и откроем книгу пятую — исключительно потому, что без нее многие намеки УА не могут быть ни расшифрованы, ни оценены по достоинству.

Итак, много лет назад, практически в другой Галактике, когда о Гарри еще не было и помину, но за стенами Хогвартса уже шла магическая война, жили-были под надежным крылышком Дамблдора четыре подростка из Гриффиндора и один из Слизерина. И занимались они, как положено подросткам, не столько проблемами магической войны и борьбы с Темным Лордом, сколько собственными подростковыми проблемами, комплексами, взаимоотношениями и подводными камнями.

И друг к другу они относились… эээ… вспоминаются четыре мушкетера и граф Рошфор, человек кардинала. Вот примерно такие — описанные в литературной классике — у них и были отношения меж собою. Все сами по себе не такие уж плохие люди, силой обстоятельств находящиеся по разную сторону баррикад.

Однако поищем аналогий поближе, непосредственно в книге Роулинг. И натолкнемся на любопытные параллели.

Слизеринец относился к гриффиндорцам примерно как Драко к Гарри — с завистью, восхищением, злобой и неотступной тягой.

Гриффиндорцы относились к слизеринцу примерно как Гарри к Драко: безнадежно чужой, безнадежно испорченный, вечно непонятно зачем лезущий не в свое дело, никогда ничего не понимает и не поймет.

Как и у Дюма, было сложно выяснить извечный вопрос — «кто виноват». Вроде как Рошфор в свое время первый наехал на д'Артаньяна, ну так он же не для себя, а для пользы дела. К тому же гасконец повел себя как нормальный восемнадцатилетний придурок и помешал трудам Рошфора на ниве внешней и частично внутренней политики («Все это настолько глупо и непрофессионально, что совершенно невозможно работать» — Мюллер).

Возможно, сначала в Хогвартсе доминировала партия тех слизеринцев, которые после выпуска стали основным ядром Волдемортовских пожирателей. Снейп был, кажется, из них едва ли не самым младшим. Обиженный жизнью одинокий мальчик, потянувшийся за силой не в ту сторону. Пока он был прикрыт спинами старших, мог, видимо, позволить себе лишку. Но старшие ушли, а Мародеры остались.

И наступил их час.

Но прежде чем продолжать, вспомним, что сами Мародеры тоже были очень разными по характеру. Ну, как те же мушкетеры. И отношения в четверке были далеко не безоблачными, однако вполне человечески понятными.

Был явный центр, к которому тянулись и с которым дружили трое остальных, объединяющее звено — Джеймс Поттер. Добрый, веселый, покладистый, частенько безбашенный, ярко выраженный гармоник. Человек незакомплексованный, для которого ткань мироздания, даже и потревоженная, все равно быстро приходила в равновесие. Хорошее он замечал легко, плохое отходило на второй план и не становилось ведущим. Ну, например, преданность Петтигрю он принимал как нечто само собой разумеющееся, а подспудную зависть внимания не удостаивал.

Был Сириус Блэк, красивый, умный, импульсивный и ментально изобретательный. Образ золотого мальчика он поддерживал весьма тщательно — о его истинных и непростых проблемах, завершившихся решительным разрывом с семьей в шестнадцать лет, знали только друзья, и прежде всего Джеймс. Как холерик с подвижным умом, Сириус не терпел скуки и регулярно требовал от того же Джеймса сделать ему жизнь интересной, выкинув очередное что-нибудь. До поры до времени многое давалось ему легко, чем он был изрядно избалован. А еще его отличала раздражительная безжалостность к тем, кто ему в тот момент перешел дорогу, — и безусловная преданность тем, кого он любил.

Был Питер Петтигрю, самый слабый и по уму, и физически, безгранично восхищавшийся силой и гармонией Джеймса, опять же до поры до времени по-собачьи ему преданный — зависть выжгла его изнутри позже. Своими сильными и умными друзьями он гордился, а попутно извлекал из дружбы с ними немало пользы. И списать на контрольных дадут, и по жизни прикроют, и долго будут объяснять на пальцах, как анимагом сделаться…

Наконец, был чуть обособленный от остальных Ремус Люпин, который никогда не хотел быть тихой совестью коллектива — но так уж вышло. Из всех четверых он, наверное, был ранен с детства больнее всех: своей оборотнической необычностью. И сформировался он как эмпат, остро чувствующий чужую боль, остро благодарный друзьям за доброту и вечно подспудно сомневающийся в собственной для друзей ценности. Поэтому их юношеская черствость его, конечно, жестоко задевала, но он так боялся их потерять, что старался на нее закрыть глаза. Что, само собою, у него не получалось.