Эдуард Тополь - Игра в кино (сборник)

– Во дают! – слышал Гурьянов рядом с собой.

– Да, такую бы! Жми, Полина!

Фенька глядел на свою Аленку, а Митя… Он видел блестящие Полины глаза, летящие в танце волосы…

Неожиданно она глянула на него – коротко, почти вскользь, но все же на какой-то миг ее глаза выделили Гурьянова из всех остальных и – обожгли.

Он сидел в кабине своей полуторки прямо напротив входа в клуб. Как в засаде. Ждал. Из клуба выходили люди, держа под мышкой завернутые в газету туфли, зябко ежились и торопливо расходились парами. Холодно было – минус сорок. От дыхания на ресницах тут же образовывалась опушка из инея.

А в кабине у Мити – ничего, тепло, мотор включен, и печка работает. На панели управления белозубо смеется переводная красотка с голыми плечами и распущенными светлыми волосами, но Митя на нее не глядит – протер запотевшее стекло и опять неотрывно смотрит на дверь клуба.

Наконец они вышли – Фенька, Алена, Полина и этот ее «жених» Степан Прокофьевич. Тоже зябко подняли воротники полушубков.

Гурьянов, прищурясь, решительно дал газ, выкатил из засады свою полуторку к тротуару, предложил с напускной лихостью:

– Братцы, сыпьте в кабину! – И распахнул дверцу кабины. – Быстрей! А то тепло выстудите! Алена!

– Ой! Вот спасибо! – Алена обрадованно нырнула в кабину, Полина тоже. И только теперь спохватились, что больше в кабине никто не поместится. Алена сказала: – Ой! А как же?..

– А женихи пешком пробегут. – Перегнувшись через колени Аленки и Полины, Митя достал дверцу кабины, усмехнулся Феньке: – Пока.

– Может, нам в кузов? – сказал Фенька.

– Вы там дуба дадите, ты что! Довезу я их целыми, не бойся. – И захлопнул дверцу, дал газ.

Несколько оторопевшие Фенька и Степан Прокофьевич остались стоять на заледенелом деревянном тротуаре, а Алена сказала в кабине:

– Ой, не гоните так, темно же.

Гурьянов уже и сам понял, что теперь, когда главное он выиграл, можно и не гнать машину. Он сбавил газ, искоса посмотрел на Аленку и Полину. Обе сидели напряженные от неловкости ситуации, от только что случившегося небольшого предательства. И чтобы снять эту неловкость, Гурьянов расхохотался. Он вел машину и хохотал, словно вся эта история была смешней анекдота, и даже – сквозь смех – показывал им в лицах, как это все произошло.

– А Фенька!.. – И он вытягивал лицо, показывая, как оторопел Фенька. – Ха!

Он хохотал, и, поглядывая на него, заулыбались, а потом тоже расхохотались Алена и Полина. И теперь в кабине стало не только тепло, но и уютно, свободно.

– Только мне на тот берег, в общежитие, – сказала Алена. – А Поле в магазин.

– Я знаю.

Алена с удивлением взглянула на него, потом – с недоумением – на Полину. Но и Гурьянов, и Полина даже не смотрели друг на друга, а только – вперед, за ветровое стекло.

Полин магазин возник впереди, из темноты, по ходу машины. Дежурная лампочка освещала ненецкую вывеску «ЛАБКА» и висячий замок на двери, а с другого торца был вход на жилую половину, в Полину комнату.

Митина полуторка тормознула, Митя выключил фары. Он и Полина остались в кабине без света, в темноте.

– Спасибо, – произнесла она.

Он не ответил и не повернул к ней головы. Она чуть шевельнулась, подавшись к дверце, но он молча взял ее за руку. Поля замерла, руки не отняла. Посмотрела ему в глаза.

И оказалось – им очень хорошо вместе. Так хорошо – не бывает лучше. А потом, после, лежа на Митином плече, Поля медленно провела рукой по его закрытым глазам, сказала ласково, будто пробовала это слово на слух:

– Митя…

Он молчал, а она удивилась самой себе:

– Я кушать хочу.

– И я, – признался он, не открывая глаз.

– Правда? – обрадовалась она. – Нет, ты лежи.

Поля встала, окунула ноги в оленьи тапочки, прошла из комнаты в магазин, включила там свет. В продовольственном отделе сняла с полки буханку хлеба, срезала целиком горбушку, потом вскрыла банку с баклажанной икрой и вывалила почти всю банку на эту горбушку, намазала густо. Не утерпела и, направляясь в комнату, на ходу откусила. Ногой закрыла за собой дверь, но тут же отворила снова и, не входя, рукой достала с ближайшей полки бутылку вина, щелкнула выключателем. Свет в магазине погас.

Фенька испуганно проснулся, вытаращил глаза. Из-под топчана Гурьянов достал свой чемоданишко и складывал в него нехитрые свои пожитки – свитер, армейское белье, пиджак. За окном тесной комнатушки радиоузла клуба, где заночевал Фенька, только-только занимался рассвет.

– Ты куда пропал? – спросил Фенька. – Я всю ночь ждал-то.

– Тебя не касается, спи. – Митя со своим чемоданом двинулся к выходу.

– Ты что, уезжаешь? У тебя ж три дня еще!

– Да спи ты!

Облаянная собаками полуторка промчалась по рассветному поселку, тормознула у магазина. Гурьянов с чемоданом в руке торопливо вошел в жилую половину дома, а спустя полминуты вышел оттуда уже без чемодана, но с какой-то фанерной табличкой. Прошел к крыльцу магазина, повесил табличку на дверь рядом с висячим замком и поспешно ушел назад.

На табличке было написано: «УЕХАЛА НА БАЗУ». Вдруг Гурьянов появился снова, оглядел улицу, бегом пробежал к своей машине, нырнул в кабину, отогнал машину в конец квартала и так же бегом вернулся назад, в Полин дом.

Звякнула за ним щеколда, погас свет в окне. В магазине Поля снимала с полки банки баклажанной икры, шпроты, еще что-то. Складывала в передник.

Спустя трое суток Гурьянов загружал свою полуторку взрывчаткой на складе взрывчатых веществ. То ли с непривычки, то ли от тяжести мешков с аммоналом ноги маленько подкашивало, и грузчики, легко тащившие такие же мешки, беззлобно подшучивали:

– Подустал парень.

– Ну так! Трое суток все-таки вкалывал. Тебе б такое!

– Да я б не отказался.

– Ладно болтать! – И Мите: – Отвали, кореш, лезь наверх.

Митя без слов полез в кузов машины. Грузчики стали подавать ему мешки с аммоналом, а он только растаскивал их по кузову. Склад ВВ был чуть в стороне от поселка, над рекой. Неожиданно кто-то из грузчиков сказал:

– Гляди. Вот осел пьяный. Нажрутся же!

С противоположного берега реки, со стороны аэродрома, опасно петляя по косогору, катился к реке бензовоз. Сверзился с косогора на реку и пошел к складу ВВ, выписывая на льду сумасшедшие кренделя. На поворотах машину заносило так, что колеса отрывались ото льда.

– Фенька, гад! – перепугался Гурьянов и побежал навстречу бензовозу, а бензовоз довернул еще чуток и помчался прямо на него. Гурьянов едва успел отскочить в сторону.

Мимо мелькнуло ликующее Фенькино лицо, его громкий крик:

– Мить, страшное дело!

Машина умчалась, снова круто развернулась на льду и – назад. И опять, проезжая мимо Гурьянова, крикнул Фенька:

– Женюсь! – И умчался на новый разворот.