Радика Джа - Исповедь гейши

Но в жизни нет ничего постоянного, кроме одежды. Поэтому я так люблю ее. Хорошая одежда заменяет друзей и даже семью. Через несколько дней дети уже забыли, что я куда-то уезжала. Харуку включили в школьную команду пловцов, и теперь она даже в выходные пропадала в школе. Домой приходила лишь для того, чтобы поесть и, закрывшись в своей комнате, болтать с друзьями по телефону. Акира поначалу ходил за мной как тень, но, убедившись, что я никуда не денусь, вернулся к своим старым привычкам и, придя из школы, проводил все время в компании своего компьютера. Рю отправился на работу, и хотя его офис находился совсем рядом, на Синдзюку, никогда не приходил домой раньше десяти.

Я попыталась заняться домом, чтобы как-то оживить его. Но темные комнатушки не давали мне никаких шансов, тем более что Рю наотрез отказался менять устаревшие обои. Так же как и купленные им диваны унылых серо-горчичных тонов. В дом никогда не заглядывало солнце, а менять лампы дневного света на дорогие электрические муж тоже не захотел. Так что в битве за интерьер я потерпела полное поражение.

Тогда я решила сделать генеральную уборку. Начала сверху, с комнат сына и дочери. Это был нелегкий труд. За несколько недель они успели так захламить свои комнаты, будто жили там уже долгие годы. Закончив со вторым этажом, я перенесла свои усилия вниз. С гостиной проблем не возникло, но на кухне мне пришлось попотеть. Там все так заросло грязью, что мне буквально пришлось отскребать ее ножом.

Через две недели каторжного труда, когда все наконец было вычищено, я спустилась в подвал, где в кладовке хранились чемоданы с моим добром.

Я уже говорила, что вещи похожи на домашних питомцев. Если им не уделять внимания, они тоскуют и быстро стареют. Открыв чемоданы, я не узнала свои красивые дорогие игрушки — там лежали какие-то тусклые, мятые, дурно пахнущие тряпки. В подвале было темно и сыро, и на некоторых вещах темнели пятна плесени. Но, как ни странно, мне не было их жаль, я чувствовала лишь легкое отвращение. Они мне больше не принадлежали. Для меня — как и для любой другой женщины — прелесть одежды в том, что мы можем о ней мечтать. Именно поэтому женщины постоянно бегают по магазинам: ведь самые лучшие вещи — это те, которые вам еще предстоит купить. Я быстро сложила одежду в мешки для мусора и вынесла их на помойку.

Прошел год с тех пор как мы поселились в новом доме. Я стала привыкать к убогому окружению. Жилище было для меня местом, где я спала и ела, а по улицам я ходила только за продуктами. Здесь все выглядели стариками, включая детей. Никто не носил модной или яркой одежды. Даже девушки. Женщины ходили в магазины в фартуках, а старики частенько появлялись на улицах в пижамах. Но вскоре я притерпелась и перестала что-либо замечать. И сама стала выходить в фартуке и туфлях прощай молодость за две тысячи иен. Они даже не были кожаными. Я забыла дорогу в парикмахерские, потому что от здешних было мало толку. Пришлось отрастить волосы и носить конский хвост. Про магазины я больше не вспоминала и за модой не следила вообще. Овощи я покупала на рынке рядом с домом, мясо в мясной лавке (у того самого мясника с его пятью вонючими собаками), а соевый творог в лавочке у старухи, которой перевалило за девяносто. За всем остальным я посылала Акиру, чтобы не впадать в соблазн.

Как-то раз я из любопытства пошла в парк «Асукаяма». По дорожкам среди деревьев гуляли старики на ходунках и мамаши с грудными младенцами. Деревья росли как придется, без всякой системы. Ничто даже отдаленно не напоминало тот садик на Кюсю. Гармонией здесь и не пахло. Просто протоптали дорожки среди деревьев. Вернувшись домой, я разрыдалась, скорбя об утраченной легкости и свободе. Меня словно пригнуло к земле.

За месяц до Нового года, я робко спросила Рю, какие у него планы на каникулы. Обычно мы ездили на Кюсю к его матери или она приезжала к нам. Но теперь меня просто тошнило от нее. Я не сомневалась, что это она затеяла переезд и присмотрела дом. Только моя свекровь могла выбрать столь отвратительное место. Для нее дом был чем-то вроде ячейки в камере хранения, где можно оставить свои вещи. Ее интересовали только деньги.

— Планы? — переспросил Рю, оторвавшись от газеты. — Не знаю. А что? У тебя есть какие-то пожелания?

Я была поражена. Раньше он никогда не интересовался моим мнением.

— Ничего конкретного, просто надоело каждый год делать одно и то же. Одно могу сказать наверняка — к матери твоей я не поеду.

Не знаю, что заставило меня сделать этот выпад, но даже с другого конца комнаты я заметила, как напрягся Рю.

К счастью, Харука, спустившаяся вниз, услышала наш разговор и подбежала к отцу.

— Да-да, мама права. Ну его, этот Кюсю. Там такое захолустье. Лучше поедем в Ниигату. Все мои друзья едут туда. Я хочу покататься на лыжах.

— Ладно, я подумаю, — буркнул Рю, скрываясь за газетой.

Но через неделю за ужином он объявил:

— Новогодние каникулы мы проведем в Ичиго-Юдзаве. Будем жить там целую неделю.

Мы с детьми так изумились, что заговорили все разом. Но я сразу же осеклась и сидела молча, улыбаясь мужу. Когда дети кончили забрасывать Рю вопросами и Харука побежала наверх, чтобы поделиться этой новостью с друзьями, я спросила его:

— Как тебе удалось? Это же очень дорого. Разве мы можем себе это позволить?

— Нет, конечно, если платить за гостиницу. Но мы будем жить в квартире моего друга в шикарном новом доме, — с гордостью сообщил Рю. — Там есть купальня на горячих источниках, ресторан и к тому же отличный вид из окон.

— А как же горы? Мы с детьми никогда не катались на горных лыжах. Да и ты вряд ли умеешь.

Рю улыбнулся с каким-то мальчишеским задором:

— Ничего, научусь. С нами позанимается инструктор. Мой друг обещал приличную скидку.

Я кивнула, с трудом представляя их на горных склонах.

— Но у меня же нет лыжного костюма. Придется покупать.

— Вовсе не обязательно, — поспешил возразить Рю. — Ты будешь оставаться в квартире и ходить в купальню. Немного отдохнешь и расслабишься.

Проглотив и эту обиду, я спросила:

— Когда мы едем? Мне же нужно собраться.

— Двадцать девятого числа. У тебя есть две недели. Позаботься, чтобы у нас было достаточно теплых вещей.

В Токио здорово похолодало. Ледяной ветер трепал голые ветки деревьев и пробирал до самых костей. Не спасали даже самые теплые куртки — на морозе моментально коченели носы, уши и ноги. Старики и мамаши с детьми сидели по домам, не рискуя выходить на холод. Улицы были пусты даже днем. В вечерних новостях сообщали о трупах бездомных, замерзших в парках и под мостами. Заснув, бедняги уже не просыпались. Наконец ветер прекратился, но небо заволокло тяжелыми тучами, почти не пропускавшими свет. Холодные мрачные дни шли непрерывной чередой, повергая всех нас в уныние. За столом теперь царило угрюмое молчание, а после еды все спешили поскорее разойтись. В доме было жутко холодно, и ничто не могло его согреть. По идее зимой кондиционеры должны работать на обогрев, но наши, видимо, об этом не знали и продолжали обдавать нас холодом. Нагреватель котацу, который я купила в соседнем магазине, пожирал столько электричества, что мы не могли включать другие приборы. Нам не оставалось ничего другого, как разбегаться после ужина по своим комнатам и забираться под одеяла. К концу месяца мы перестали отличать день от ночи и были готовы поубивать друг друга. И только мысль о скором отдыхе удерживала нас от опрометчивых поступков.