Барбара Цитвер - Общество любительниц плавания имени Дж. М. Барри

«У меня тоже», – угрюмо подумала Джой. Попробовать придется. Будет очень невежливо даже не прикоснуться к еде, приготовленной с такой любовью и тщанием.

Иэн смотрел, как она накалывает на вилку кусочек хаггиса и подносит к губам. Она раскрыла рот и – попробовала. Феноменально! Просто фантастика!

– Боже мой! – сказала Джой. – В жизни не пробовала ничего подобного!

И это были самые правдивые слова на свете.

– Очень вкусно! – сказала она, отправляя в рот новый кусок. – Восхитительно. Вы потрясающий повар.

– Я тоже так думаю, – сказала Лили. – Ему надо открыть ресторан!

Иэн скромно покачал головой.

– Не получится, – сказал он. – Я не умею ладить с людьми. Готовить люблю, но только для тех, кто мне нравится.

Он поглядел на Джой как будто случайно и тут же отвел глаза.

Не показалось ли, подумала Джой. Неужели Иэн невольно признался, что все-таки находит ее привлекательной? Кажется, они ступают на опасную почву. К счастью, в этот момент Энгус сменил тему.

– И чем же вы здесь занимаетесь? – спросил он Джой, потянувшись за булочкой.

– Компания, на которую я работаю, купила Стэнвей-Хаус.

– Будь они прокляты, – хмыкнул Иэн. – Негодяи все до последнего!

Джой показалось, что он все-таки шутит.

– Мы обещаем как следует заботиться о доме!

– Разумеется, – сказал Энгус. – Одновременно сколачивая состояние и прислуживая денежным мешкам.

– Здесь всегда прислуживали денежным мешкам, – огрызнулась Джой. – С тех пор, как денежные мешки забрали дом у монахов.

– В этом вы правы, с очевидным не поспоришь, – признал с улыбкой Иэн.

– Считайте, что это позволит обычным людям немного поразвлечься, – предложила Джой.

– Обычным людям с необычайно толстыми кошельками, – вставил Энгус.

– Нет, не необычайно толстыми, – возразила Джой. – А лишь немного… пухлыми.

– И сколько вы здесь пробудете? – спросил Энгус.

– Недели три примерно. Но придется съездить на денек в Лондон. Познакомиться и пообщаться с теми, кто продвигает нас на рынке и занимается связями с общественностью.

– Когда? – спросила Лили.

– На следующей неделе. Мы еще не договаривались о дне.

– Можно мне тоже поехать? – спросила она, бросив на Иэна тревожный взгляд.

– Лили! – одернул дочь Иэн. – Я полагаю, у Джой и без тебя довольно забот…

– Вы обещали помочь мне выбрать косметику! – вкрадчиво напомнила Лили.

– С моей стороны никаких проблем, – ответила Джой, – но разве у тебя нет занятий в школе?

– Есть, но в «Дагмар-пакгаузе» идет такая потрясающая пьеса! Я очень-очень хочу поехать! Миссис Форсти, которая преподает драму, была там на прошлой неделе, она сказала, это самая интересная пьеса, какую она видела. За всю свою жизнь!

– Посмотрим, – сказал Иэн.

– Ну папа! Если хочешь стать актрисой, гораздо важнее видеть и слышать живую, настоящую постановку, а не просто читать о ней в душном классе! Ну пожалуйста! Я умру, если в ближайшее время не выберусь из этого овечьего городка!

– Я же сказал, посмотрим, – твердо ответил Иэн.

– Ты хочешь стать актрисой? – спросила Джой.

– Я буду актрисой, – ответила Лили торжественно. – Я уверена, что рождена именно для этого.

Иэн поджал губы, открывая новую бутылку вина, а Джой не стала отказываться от добавки хаггиса. Следующий час они дружески проболтали об Англии и Нью-Йорке. Но общий тон беседы изменился, как только снова всплыла тема реконструкции Стэнвей-Хауса.

– Мы надеемся, что вы захотите остаться, – сказала Джой Иэну.

– Вы надеетесь? – Он сделал глоток вина.

– И мне, в том числе, поручено уговорить вас.

– И вы уже взялись за дело. Да, вижу.

– Что видите?

– Зачем вы пришли сегодня.

– Сегодня? Ничего подобного!

– Нет? Тогда зачем?

– Меня пригласила ваша дочь.

Иэн хитро поглядел на нее, как будто подозревая в обмане.

– Потому что… у меня в доме нет ни крошки еды.

– Но теперь мы докопались до истины, – сказал он, и из его голоса исчезла всякая теплота.

Он снял с коленей салфетку и положил на стол.

Это что, сигнал расходиться? Похоже на то.

– Может быть, помочь вам убрать со стола? – спросила она.

– Нет. Нет.

– Но если вы относитесь к гостям как к своим… – напомнила она, жалея, что речь зашла о Стэнвей-Хаусе и мечтая вернуть ту теплую, непринужденную атмосферу, в какой прошел вечер. Однако в воздухе явственно ощущался холодок. Ей лучше уйти, и поскорее. – Большое спасибо еще раз, – вежливо сказала Джой уже в дверях.

– Не стоит благодарности, – официальным тоном отозвался Иэн, плотно прикрывая за ней дверь.

– Его зовут Массимо Фортинелли.

Иэн с недоверием уставился на Джой:

– Неужели итальянец…

– Что вы хотите этим сказать? Да, его предки родом из Тосканы. Они на протяжении многих поколений были строителями.

– Эти балаболки.

Иэн презрительно помотал головой, глядя, как запыленный, не первой молодости «фиат» переваливает через холм и приближается к воротам Стэнвей-Хауса. Джой надеялась, что настроение Иэна улучшилось со вчерашнего вечера, однако, если судить по его реакции на выбор подрядчика «Апекс-груп», ему, чтобы восстановить душевное равновесие, нужно еще дня два, не меньше. Джой почувствовала себя уязвленной. И в то же время ее обеспокоили слова Иэна. Может быть, ему известно о местном строителе что-то такое, чего не знают ее коллеги в Нью-Йорке? Она вдруг начала оправдываться:

– Но у него прекрасные рекомендации! Все, на кого он работал, в восторге.

– Кто, например? – настаивал Иэн.

– Например… – Джой на секунду замолкла, соображая, этично ли пересказывать поведанное в конфиденциальном разговоре, но поняла, что в том разговоре не было ничего секретного. – Например, Аластер Невилл…

– Ну конечно, – отозвался Иэн.

– Что это значит?

– Это значит, что они… – Иэн скрестил два пальца. – Друзья неразлейвода! Разумеется, Невилл будет горой стоять за этого парня.

– Но ведь они не были бы друзьями, если бы Невилл не уважал его. Они делали вместе три или даже четыре проекта.

– Вот именно, – отрезал Иэн.

«Фиат» въехал в ворота и остановился в конце подъездной дорожки. Джой очень хотелось узнать, на чем основаны подозрения Иэна, но сейчас это было невозможно. Массимо уже выдергивал из-за руля внушительное тело и переходил дорожку, спеша приветствовать их. У него была буйная шевелюра, подернутая сединой, и волосы такие длинные, что либо в последние два месяца он был слишком занят, чтобы стричься, либо намеренно отращивал их, стремясь придать себе сходство с секс-символом итальянского кино. Пиджак у него был какой-то бесформенный, но из роскошного кашемира оливкового оттенка, а ботинки из мягкой тонкой кожи. Этот якобы небрежно составленный ансамбль явственно говорил: «Пусть мне плевать, как я выгляжу, но уж если я что-то покупаю, то покупаю только самое лучшее».