Жауме Кабре - Я исповедуюсь

– Плохо, что мы не знаем, действительно ли ее муж серийный убийца, или это она помешалась. Может, нам тоже грозит опасность? Ну, вы понимаете, о чем я.

– Мне кажется, я никогда не видела, чтобы женщина так боялась, – второй раз включилась в разговор Элена. – Лучше нам теперь быть поосторожнее.

– Надо ее поподробнее расспросить.

– Хотите, я еще раз с ней поговорю?

– Да.

– А если вдруг он придет?.. Что тогда?

После краткой, но страстной встречи со своей новой возлюбленной Александр Роч окончательно решился. Мне очень жаль, Гертруда, но у меня нет другого выхода: ты сама меня на это толкаешь. Теперь мне пора пожить. Он решительно поднялся по ступенькам метро, говоря: эту ночь я не упущу.

А Гертруда в это время все говорила и говорила по-эстонски, а Агата, переодетая сиделкой, – это она-то, падавшая в обморок при виде крови! – с замиранием сердца переводила все Доре, а Гертруда говорила: я смотрела в темноте на его профиль. Да, потому что он с недавних пор стал странным, очень странным, не знаю, что это с ним, и он сжимал челюсти, вот так, и бедная Гертруда хотела поднять руку, чтобы показать, как он это делал, но убедилась, что работает у нее только голова. И тогда она сказала: мне показалось, что в это мгновение он обнажил свою душу и ненавидел меня просто за то, что я существую на свете. И сказал: хватит, к черту все. Да, да, хватит, к черту все.

– По-эстонски сказал?

– Что?

– Он это сказал по-эстонски?

– Не знаю. Тут я увидела, как он отстегивает ремень безопасности, и почувствовала, что машина летит, и я закричала: Саааандреее, сукин сын… И все исчезло. Все. Пока я не очнулась. Он сидел рядом и говорил: это не моя вина, Гертруда, произошла авария.

– Ваш муж говорит по-эстонски?

– Нет. Но понимает. Или нет, говорит.

– А вы могли бы говорить по-каталански?

– А на каком языке я говорю?

Тут послышался звук поворачивающегося в замке ключа, и все три женщины похолодели от страха.

– Поставь ей градусник. Нет, лучше растирай ей ноги.

– Как?

– Блин, просто растирай! Он не должен был прийти в это время.

– О, у нас гости! – сказал он, скрывая удивление.

– Добрый вечер, сеньор Роч.

Он посмотрел на обеих. На всех трех. Мимолетным подозрительным взглядом. Приоткрыл рот. Увидел, как незнакомая сиделка мнет правую ногу Гертруды, будто это пластилин.

– Это… она пришла помочь мне.

– Как она? – поинтересовался он.

– Как всегда. Никаких изменений. – И, кивнув в сторону Агаты: – Это коллега, которая…

Профессор Роч подошел поближе к кровати, посмотрел на жену, поцеловал ее в лоб, потрепал по щеке и сказал: я сейчас вернусь, дорогая, забыл купить пирожные. И вышел, не удосужившись что-то объяснить сиделкам. Оставшись одни, женщины переглянулись. Все три.

Сара, вчера поздно вечером я нашел твою бумажку с фамилией. Там написано: Маттиас Альпаэртс. Живет в Антверпене. Но видишь ли что? Я не доверяю твоему источнику. Он отравлен завистью сеньора Беренгера и Тито. Сеньор Беренгер – мошенник и хочет только одного – отомстить моему отцу, моей матери и мне. Он использовал тебя в своих интересах. Дай мне немного подумать. Мне нужно бы узнать… Ох, не знаю. Клянусь, я делаю все, что могу, Сара.

Я знаю, что ты хочешь меня убить, Сандре, хотя называешь меня «дорогая» и покупаешь пирожные. Я знаю, чтó ты сделал, потому что видела это во сне. Мне сказали, что я пять дней была в коме. А для меня эти пять дней стали четким и медленным видением аварии: я наблюдала за тобой в темноте, потому что в последнее время ты стал очень странным, мрачным, раздраженным, неразговорчивым. Первое, что приходит в голову жене, когда муж так ведет себя, – у него на уме другая. Возникает призрак другой. Да, это первое, что приходит в голову. Но я не знала, что сказать. Я не могла смирится с мыслью, что ты можешь меня так… кинуть. И в первый же день в больнице я громко сказала: помогите! Мне кажется, мой муж хочет меня убить, потому что в машине у него было такое странное лицо и он отстегнул ремень и сказал: хватит, а я закричала: Саааандреее, сукин сыыыыыын, а потом мне снился этот долгий сон, где все повторялось и повторялось, пять дней подряд. Я уже не знаю, что говорю. Когда я в первый раз осмелилась громко сказать, что, мне кажется, ты меня хочешь убить, никто не обратил на это внимания, как будто не поверили. Но люди на меня смотрели, а эта Дора спрашивала: что ты говоришь? Я тебя не понимаю А я же совершенно ясно говорила: мне кажется, мой муж меня хочет убить, уже никого не стыдясь, и меня охватывала паника: никто мне не верил и не обращал на меня внимания. Меня как будто похоронили заживо. Это ужасно, Сандре. Я смотрю тебе в глаза, а ты отводишь взгляд: что ты вычисляешь? Зачем ты спрашиваешь меня: что ты говоришь другим, но не мне? Чего ты хочешь? Чтобы я сказала тебе в лицо, что мне кажется, ты хотел меня убить, что мне кажется, ты хочешь меня убить? Чтобы я сказала тебе, глядя в глаза: я думаю, ты хочешь убить меня, потому что я мешаю тебе жить и гораздо проще убрать меня с дороги, задуть, как свечу, чем объясняться со мной? Теперь, Сандре, объяснять мне что-либо… уже не нужно. Но только не задувай свечу: я не хочу умирать. Мне так покойно, когда я замурована в своей броне, во мне еще теплится слабый огонь. Не лишай меня его. Уходи, разводись со мной, но не гаси во мне огонь.

Агата вышла из квартиры, когда на лестнице уже витали вкусные запахи: пришло время ужина. У нее дрожали ноги. На улице ей в нос ударили выхлопные газы автобуса. Она направилась к метро. Она только что смотрела в глаза убийце, и это было страшно. Сеньор Роч – убийца. Это точно. Когда она уже собиралась спускаться по лестнице, этот самый убийца, с острым как нож взглядом, возник рядом и сказал: девушка, будьте так любезны. Она остановилась, похолодев от ужаса. Он смущенно улыбнулся, провел рукой по волосам и спросил:

– Каково, по-вашему, состояние моей жены?

– Она плоха. – Что еще Агата могла сказать?

– И что, действительно восстановление невозможно?

– К сожалению… ну, я…

– Но ведь миоматозные узлы рассасываются, как мне говорили…

– Да, конечно…

– То есть вы тоже полагаете, что они рассасываются?

– Да… Но я…

– Вы такая же сиделка, как я папа римский.

– Что, простите?

– Что вы делали в моем доме?

– Извините, я спешу.

Как действовать в подобных случаях? Как быть убийце, который замечает, что кто-то посторонний сует нос куда не просят? Как вести себя жертве, которая точно не уверена, что перед ней действительно убийца? Оба на несколько секунд растерялись. И тут Агата быстро сказала «всего хорошего» и бросилась бежать вниз по лестнице, а профессор Роч так и остался стоять на площадке, не зная, что делать. Агата спустилась на платформу. В это мгновение подошел поезд. Оказавшись в вагоне, она обернулась и оглядела станцию: нет, этот псих за ней не гонится. Но свободно она вздохнула, только когда двери вагона закрылись.