Александр Крыласов - Дневник нарколога

По возвращении из Парижа тесть и теща, только взглянув на дочь, сразу взяли ее в оборот, Рома сидел рядом и поддакивал. Семейный совет вынес решение — закодировать газовую леди на три года. Юля смирилась с неизбежным, навестила нарколога, и ровно три года в их семье царили мир и согласие. Потом Юля развязала… Рома был и сам не дурак выпить, а по пьяной лавочке и лихо почудить. Носков родился и вырос в городе-герое Брянске, юность провел в общажной Москве, пьянчуг видел-перевидел, и казалось, его ничем нельзя удивить. Но так, как пила Юленька, он не видел никогда, такого свирепого желания поскорей «залить шары» и отключиться от действительности ему встречать еще не приходилось. И ладно бы, у нее действительно была какая-нибудь душевная травма: больные дети или родители, несчастная семейная жизнь, постылая работа. Нет, нет и нет. С Ромой, пока она не пила, жили душа в душу, с работой тоже все складывалось замечательно. Юлия была профессионалом своего дела, и самый лютый недруг не мог ее обвинить в некомпетентности. И тем не менее она квасила так, словно наступил первый день Сотворения Мира или последний день Помпеи, будто тверди земные сейчас разверзнутся или хляби морские, наоборот, все поглотят. Еще она напоминала Павлика Морозова, который уже заложил родного папу за четверть первача и теперь хлебает его стаканами, лишь бы скорей упасть под лавку и наутро ничего не вспомнить. После третьей бутылки вина у Юли сносило крышу, и она начинала крушить все вокруг. Ее мотыляло из стороны в сторону так, будто она попала в эпицентр четырех ураганов с нежными девичьими именами. Вот слева проносится ураган «Катрина», и Юлю бросает вправо, по дороге она сносит венецианское зеркало и дизайнерский журнальный столик из муранского стекла. Вот тайфун «Айрин» ударяет Юле прямо в лицо, ее отбрасывает назад, и она со всего размаху впечатывается спиной в пятидесятидюймовую плазменную панель, мирно закрепленную на стене. Тут справа неожиданно налетает ураган «Кетсана», и газовую леди кидает на стеклянный шкаф со всякими диковинами. Юленька, противостоя разрушительному вихрю, хватается за шкафчик, и тот с победным грохотом рушится на паркет и разлетается на сотни мелких осколков и сувениров. Мадам Чихачева, чуя спиной разрушительное дыхание урагана «Фифи» и спасая свою жизнь, бросается вперед и виснет на телевизоре обессилившим телом. Телек срывается с кронштейна и вместе с Юлей крякается вниз. Рома, в течение трех часов проводивший в этой комнате влажную уборку, воочию убедился, что можно натворить всего за три минуты, если иметь тонкую душевную организацию, спрыснутую двумя литрами красного вина. Юленька поворочалась среди осколков и вздремнула, а Носков с горечью отметил, что влажной уборкой здесь уже не обойдешься. А как супруга, накатив сухонького, принимала ванну! Исключительно по-царски. Она ухитрилась в ней уснуть и затопить восемь квартир, с восемнадцатого этажа по десятый. Рома уже готовился к лютой смерти от разъяренных жильцов и переезду на Казанский вокзал, но откуда-то явились два юриста и буквально за вечер утрясли все формальности. В следующий раз Юля, испив красненького, всего лишь сходила в туалет. Пустяковое, казалось бы, дело, но жена и тут ухитрилась устроить потоп районного масштаба. Она лбом снесла сливной бачок, и оттуда ударил фонтан воды. Газовая леди в ужасе выбежала из квартиры, спустилась на лифте в местный ресторан и стала названивать Роме, чтобы тот разобрался с неприятной ситуацией. Напрасно Носков разорялся, чтобы она вернулась домой и перекрыла вентиль с холодной водой, напрасно советовал вызвать сантехника. Юленька только рыдала в трубку да заказывала очередной бокал красного вина. Когда Роман Станиславович, сорвав факультатив по русскому языку, добрался до дома, оказалось, что они затопили соседей до тринадцатого этажа. «Это уже прогресс», — отметили юристы, берясь за привычное дело.

Нужно отдать Юлии должное, в понедельник она поднималась как штык и отправлялась в Газпром. Ни разу Рома не слышал от нее ни малейшей жалобы на головную боль или тошноту, похмельную слабость или разбитость, на которые так любят ссылаться мужики в надежде забить на работу и поправиться холодным пивом. По странному стечению обстоятельств у Юлии Игоревны страдали только лоб, локти и колени, все остальные части тела оставались невредимыми. Утром ей нужно было только начесать челку на глаза, надеть деловой костюм, и ни одна живая душа из всего газового холдинга не могла и догадаться, что вчера их топ-менеджер таранила все, что только под лоб попадется. Так полагала сама Юля, ее бывший муж считал иначе, он позвонил Игорю Сергеевичу и сообщил, что мадам Чихачева — кандидат на вылет. Руководство холдинга уже не может закрывать глаза на то, что его сотрудницы разминаются красненьким в женском туалете. Тесть позвонил Роме и наказал провести разъяснительную работу и хоть волоком, но доставить Юлю к наркологу. Носков, вернувшись с работы, устроил супруге форменный разгон, так он даже на своих двоечников не орал.

— Прости, — повторяла Юленька, — прости, я больше не буду.

— Пойдешь завтра и закодируешься, — поставил вопрос ребром Рома, — иначе развод.

К наркологу Юлия Игоревна на следующий день так и не попала. Сначала у нее случилась запарка на работе, потом неожиданно спустило колесо. Ну, а затем на дорогах образовались такие пробки, что ехать на другой конец Москвы было совершенно бессмысленным. Газовая леди дала мужу честное пионерское, что с алкоголем покончено навсегда и она вполне может обойтись без посторонней помощи. Носков в который раз ей поверил и решил, пока каникулы, съездить проведать родителей. Вернувшись через неделю, он застал знакомую картину: его женушка спала вдрабодан пьяная, сидя на унитазе, на ее лбу багровела шишка, а от душевой кабины остались одни воспоминания. Носков проявил мужской характер, он запер супругу в ее спальне и всю субботу не выпускал. В воскресенье утром Юля ползала по паркету на израненных коленях, стучалась по нему же многострадальным лбом и вымаливала у Ромы прощение.

— Прости! — рыдала Юленька. — Если ты уйдешь — моя жизнь закончится. Я без тебя пропаду. Не бросай меня, Ромушка.

У Ромушки у самого на глаза навернулись слезы, он погладил жену по мягким, безвольным волосам, и они ударились в сладостные мечты. Как снова поедут в Париж, но уже не станут пить до зеленых чертей, а облазят все закоулки французской столицы. Потом они полетят в Италию и побывают в Венеции и Риме. Затем рванут в Испанию и прокатятся от Севильи до Гранады. Маятник их грез раскачивался все сильней, и вот они уже засыпали под шум Ниагарского водопада и просыпались с первыми лучами солнца в Кенийской саванне. А что, собственно, мешает им путешествовать? Денег у них завались, здоровьем Бог не обидел, нет ни детей, ни домашних животных, препятствующих свободному передвижению по миру. Зачем они три лета подряд торчали в душной Москве и строили дурацкий коттедж? Зачем тратили деньги на машины и новую мебель? Не лучше ли было потратить их на путешествия? Может, именно из-за недостатка свежих впечатлений Юля и нажирается до поросячьего визга, незащищенной душой чувствуя всю фальшь этого мира? Муж и жена плакали, прижавшись щекой друг к другу, и слезы, мешаясь на брудершафт, служили лучшим средством для укрепления брака. Когда слезы иссякли, было решено, что завтра Рома отвозит Юлю к знакомому наркологу, она кодируется на три года и их жизнь из ада превращается в рай. Носков довез супругу до наркологического центра, чмокнул в щеку и порулил в школу. Вечером, подъезжая к дому, решил звякнуть врачу, узнать, как там у супруги дела: