Артемий Ульянов - Записки санитара морга

– Дядя Аслан, это Артём. Он будет делать для папы бальзамировку, – представил меня заказчик.

– А, понятно, – протянул тот, глядя на меня с внимательным прищуром. Акцент его был куда грубее, чем у Азамата. – Артём? – так переспросил он у самого себя, будто ждал Дмитрия или Алексея, но никак не Артёма. – Здравствуй, внучек, – неожиданно тепло поздоровался Аслан Даутович, и мне вдруг стало нестерпимо жалко его. – Все, что тебе будет нужно для работы, спрашивай у Сулеймана. Все получишь. Все, что надо.

– Спасибо, понял, – сдержанно ответил я, надеясь, что на этом наше знакомство закончится. Но спустя несколько секунд Аслан заговорил.

– Сделай все, как полагается, чтоб с Русланом ничего плохого уже не случилось, – попросил он меня, блеснув влажными от горя глазами.

– Да, конечно, – поторопился заверить я его. А старик продолжал, будто не слышал меня.

– Но резать Руслана нельзя! Ты меня понимаешь? – вдруг грозно спросил дед, моментально сменив тон. В его глазах заплясали холодные отблески власти.

– Да, я понял, – с готовностью согласился с этим невозможным ультиматумом, похолодев всем нутром. «Ну, вот и началось! Чего и боялся…» – угрожающе прозвучало в башке. Растерянно и беспомощно посмотрев на Сулеймана, я что есть сил старался понять, как он отреагирует на реплику своего дядьки.

– Дядя Аслан, не беспокойтесь, я сам за всем прослежу, – ответил тот, делая ситуацию еще более безнадежной.

– Хорошо, Сулейман, – со вздохом ответил глава семьи и добавил какую-то короткую фразу на чеченском. И племянник ответил ему на родном языке.

«О чем это они?! – испуганно подумал я, чувствуя, как мокнут ладони от выброса адреналина. – Дед ему, поди, сказал, что если что не так – пристрели этого сопляка у помойки. А тот ему в ответ, мол, у помойки нельзя, придется в лес везти».

– Пойдем, времени не так много, – спокойно произнес Сулейман, открывая дверь кухни. Когда мы вышли, он взял меня под руку, увлекая подальше от ушей Аслана Даутовича.

– Слушай, Сулейман, ты понимаешь, что… – начал было я вполголоса, но он тут же перебил меня.

– Да все понимаю, братан, – перешел он на доверительный шепот. – Знаю… знаю, что нельзя без разреза. Но Аслану этого не объяснить.

После этой фразы мое сознание болезненно сжалось, будто пятясь внутрь меня перед лицом безысходности. Я вдруг отчетливо понял, что не смогу отказаться от этой работы, которая по воле дяди Аслана стала невыполнимой. Животный страх, терзавший меня вчера ночью, показался сущей ерундой по сравнению со страхом за физическую безопасность, который медленно поднимался откуда-то сзади, накрывая меня своей ледяной тенью.

– Ты, главное, не нервничай. Я же сразу сказал – я твой заказчик, никого не слушай. Значит, так оно и есть! Делай все, как надо, – шептал Сулейман, успокаивая меня. Мой испуг был для него очевиден.

– Как надо? – недоверчиво уточнил я. – А если Аслан Даутович поймет, что я разрезы сделал?! Он же меня в паркет закопает!!

– Да брось! Пока работаешь, он к тебе не полезет. Я же не зря сказал, что прослежу. Даже и думать забудь, это моя забота. Обещаю, ничего с тобой не случится, понял? Слово даю! – твердо добавил он, со значением заглянув мне в глаза.

– Ну, если слово, тогда… Тогда я бы уже взглянул на тело, – облегченно сказал я, стараясь убедить себя в безопасности тревожного заказа.

– Молодчина! – искренне похвалил меня Сулейман. Мне показалось, что у него тоже отлегло от сердца. – Но сначала я тебе вот чего дам, – добавил он, запустив руку во внутренний карман пиджака. – Мне сказали цену, сколько такая работа стоит. Вот здесь две цены. Сделай все на высшем уровне, как в «кремлевке». Сможешь?

– Лучше, чем в «кремлевке», сделаю, – пообещал я.

– Когда закончишь – получишь еще две, – сказал он, как бы извиняясь за ситуацию с дядей Асланом, которая не на шутку испугала меня.

– Ну, это уже лишнее, – промямлил нетвердо. Даже попытаться отказаться от такого внушительного заработка, и то было довольно тяжело. Но совесть настырно требовала успокоения.

– Как я сказал, так и будет, – отрезал заказчик, слегка нахмурившись. – Что тебе надо для работы?

– Большая кастрюля, обязательно с крышкой. И большая пластиковая бутылка с обычной холодной водой, – привычно ответил я.

Сказав «будет кастрюля», заказчик скрылся в одной из комнат, лишь слегка приоткрыв дверь и проскользнув в нее боком. Я успел мельком увидеть двух пожилых женщин в черном. Зазвучала чужая речь. Говорили на чеченском. И хотя понять я ничего не мог, но ясно услышал, как Сулейман резко одернул кого-то, заметно повысив голос.

– Пойдем к отцу. Кастрюлю тебе туда принесу, – хмуро произнес он, выйдя от женщин.

Мы зашли в соседнюю комнату, стены и пол которой были сплошь покрыты коврами с восточными узорами. Из мебели в ней были только старое массивное кресло, толстоногий табурет (в точности такой же, как на кухне) и небольшая кровать, на которой лежал отец Сулеймана. Бумажкин не ошибся – мертвец был полностью одет к похоронам, даже в ботинках.

– Ну… вот… – тихо и немного растерянно сказал сын покойника.

Подойдя к телу, я внимательно осмотрел его. Труп был сильно похож на того, с кем я познакомился на кухне, ведь они были родными братьями. Пролежав при комнатной температуре около суток, Руслан пока был не тронут тленом, который толком не успел уцепиться за его худое обезвоженное тело. «Тут все будет гладко, если только артерия не забита», – остался я доволен увиденным.

– Сулейман, я сначала его раздену, потом забальзамирую и снова одену. Это в общих чертах, – пояснил заказчику, который смотрел на меня с такой надеждой, будто я собирался воскресить его отца, а не забальзамировать. – Сколько у меня времени?

– Гроб привезут через час, – вскинул он руку с массивными породистыми часами.

– Этого более чем достаточно.

– Работай спокойно. Кроме меня, к тебе никто не зайдет, – напомнил Сулейман. Затем подошел к отцу, дотронулся до его серой костлявой ладони, на мгновение застыв лицом. Повернувшись, направился к двери, но, уже взявшись за ручку, остановился.

– И я тебя очень прошу, – произнес он дрогнувшим голосом, не поднимая на меня взгляда. – Сделай эти… разрезы… как можно меньше.

И быстро вышел из комнаты, словно спасаясь бегством.

Глубоко вздохнув, я перевел дух, несколько секунд молча и неподвижно стоя рядом с Русланом. «Вроде бы обошлось», – постановил я, упиваясь чувством облегчения. И принялся за работу.

Быстро раздев мертвеца, аккуратно развесил его одежду на кресле. Придвинув табурет к кровати, разложил на нем инструменты. Два неизменных ножа: короткий и пузатый – реберный, длинный и тонкий – ампутационный, похожий на стилет. Зажим, полное хирургическое имя которого было «корнцанг», такой же хищный и колючий, как и его тонкая цепкая пасть. Катетеры, большой стеклянный шприц, игла и нитки, ветошь. Вынув из рюкзака большой отрез плотного полиэтилена, я расправил его и засунул под ноги и поясницу покойника. На всякий случай, чтобы не испачкать кровать.