Пол Боулз - Пусть льет

— Кот, похоже, ничего не чувствует, — сказал он.

— Да, боюсь, он не жилец.

— Но урчит.

— Подержите его, пожалуйста? Это последний.

Ему хотелось поговорить, отвлечься от дурноты, от того, что происходило на кровати у него под самым носом. Что сказать, он придумать не мог, а потому молчал. Кот слегка шевельнулся. Дейзи выпрямилась, и в тот же миг откуда-то из тьмы снаружи донесся треск и тяжелый удар. Они посмотрели друг на друга. Дейзи положила шприц на стол.

— Я знаю, что это. Один из наших эвкалиптов. Боже, ну и ночь! — произнесла она восхищенно.

Они закрыли дверь и спустились. В гостиной никого не было.

— Предполагаю, они пошли посмотреть. Давайте зайдем в библиотеку. Там в камине тяга лучше. Этот дымит.

Библиотека была маленькой и приятной; потрескивал огонь. Дейзи нажала на кнопку в стене, и они сели на диван. Она посмотрела на него в раздумье:

— Джек мне говорил, что вы приезжаете, но я почему-то думала, что вы никогда не доберетесь.

— Отчего же? — Ему стало немного лучше.

— Ой, ну знаете. Такое обычно не удается. Ужасно хорошая мысль дает осечку. А еще, конечно, я не понимаю, вообще-то, зачем Джеку еще кто-то в этой его крохотной конторе.

— Хотите сказать, у него дела не ладятся? — Даер постарался, чтобы голос звучал ровно.

Она положила руку ему на плечо и рассмеялась. Словно поверяя довольно стыдный секрет, тихо произнесла:

— Дорогой мой, если вы считаете, что он там даже на обед себе зарабатывает, вы серьезно ошибаетесь.

Она всматривалась в Даера слишком уж пристально, стараясь разглядеть, как подействуют ее слова. Он откажется реагировать. Ему опять стало жарко, но он не заговорил. Вошел Хуго с подносом бутылок и бокалов. Они взяли себе по бренди, а дворецкий поставил поднос на столик у локтя Даера и вышел.

Дейзи по-прежнему смотрела на него.

— О, все идет не очень хорошо, — сказал Даер. Он не мог произнести того, чего, он был уверен, она от него ждала: как же Уилкокс справляется?

— Совсем нехорошо. И никогда не шло.

— Жаль это слышать, — сказал он.

— Не стоит жалеть. Если бы все шло хорошо, осмелюсь сказать, он бы за вами не посылал. У него было бы, считайте, все, с чем он и сам бы мог справиться. А так, мне кажется, вы ему нужны гораздо больше.

Даер скроил озадаченное лицо:

— Тут я не очень понимаю.

Дейзи, похоже, была довольна.

— Танжер, Танжер, — сказала она. — Скоро поймете, лапушка моя.

Из прихожей донеслись голоса.

— Уверена, вам захочется прочесть множество книг, — сказала она. — Не стесняйтесь, берите здесь все, что вас заинтересует. Есть, конечно, и библиотека с абонементом в американском представительстве, она гораздо лучше английской. Однако новые книги до них добираются веками.

— Я не очень много читаю, — сказал Даер.

— Но, бяша мой дорогой, что же вы собираетесь делать целыми днями? С ума сойдете от скуки.

— А, ну. Джек…

— Сомневаюсь, — сказала она. — Думаю, вы будете сидеть в одиночестве с утра до вечера, каждый день.

Голоса больше не доносились.

— В кухню ушли, — сказала она; Даер вытащил пачку сигарет, предложил ей. — Нет, спасибо. У меня остались. Но серьезно, даже представить себе не могу, чем вы станете заниматься целыми днями, понимаете. — Она порылась в сумочке и достала маленький золотой портсигар.

— Вероятно, меня будет занимать работа, — ответил он, поднося спичку к кончику ее сигареты, пока она не успела взять зажигалку.

Она коротко хохотнула, задула пламя и схватила его за руку — спичка так и осталась у него между пальцев.

— Дайте-ка посмотреть на руку, — сказала она, затягиваясь; Даер улыбнулся и чопорно протянул ей ладонь для осмотра. — Расслабьте, — сказала она, поднося его руку поближе к лицу. — Работа! — фыркнула она. — Я тут не вижу ни намека на нее, дорогой мой мистер Даер.

Он разозлился:

— Ну, значит, она лжет. Я всегда только и работал.

— А, стояли в банке, быть может, но это так легко, что даже не показывается. — Она присмотрелась, разглаживая пальцами мякоть ладони. — Нет. Никаких признаков работы не вижу. Вообще никаких признаков чего-то, если совсем честно. Никогда не видела такой пустой руки. Ужас просто. — Она подняла на него взгляд.

Он рассмеялся:

— Озадачены, а?

— Отнюдь. Я довольно долго прожила в Америке, видела достаточно американских рук. Могу сказать только, что у вас хуже прочих.

Он напустил на себя сильное негодование, резко забрал у нее руку.

— Что значит — хуже прочих? — воскликнул он.

Она посмотрела на него с бесконечным участием.

— Я имела в виду, — сказала она, — что у вас пустая жизнь. Никакого узора. И в вас нет ничего такого, что давало бы какую-то цель. Большинство людей не могут не следовать какому-то замыслу. Они это делают машинально, потому что их натура такова. Это их и спасает, одергивает. Они с этим ничего не могут поделать. А вам спастись не грозит.

— Уникальный образчик. Так?

— В некотором роде. — Миг она вопросительно вглядывалась ему в лицо. — Как странно, — пробормотала наконец она.

Эта пустота в нем была ей по душе. Совсем как будто он голый — не вполне беззащитный, просто неодетый, готовый реагировать, и вот это она сочла привлекательным; такими и должны быть мужчины. Но ее поразило: странно, что она так думает.

— Как странно что? — поинтересовался он. — Что я должен быть уникален?

Он видел — она верит во все, что говорит, а поскольку уделяемое ему внимание льстило, он готов был с ней спорить, если нужно, только чтобы его продлить.

— Да.

— Мне никогда не удавалось поверить во всю эту астрологию и хиромантию, — сказал он. — Не выдерживает критики.

Она не ответила, поэтому он продолжал:

— Давайте ненадолго отвлечемся от рук и приступим к личностям. — Бренди его согревал; он уже отнюдь не чувствовал себя больным. — Вы то есть считаете, что жизнь каждого отдельного человека отличается от прочих и следует своему узору, как вы его называете?

— Да, конечно.

— Но это же невозможно! — воскликнул он. — Очевидно же. Только посмотрите вокруг. Никогда не существовало такого массового производства, которое бы сравнилось с тем, что производит людей, — все одной модели, год за годом, век за веком, все похожи, вечно один и тот же человек. — Он несколько воодушевился, слыша собственный голос. — Можно сказать, что на свете вообще живет только один человек и мы все — он.

Мгновенье она помолчала, затем сказала:

— Чепуха. — От того, что́ он говорил, она неясно разозлилась. Подумала, не оттого ли, что она вообще противится тому, что он выражает свои мысли, но ей все же казалось, что нет. — Послушайте, лапушка моя, — примирительно сказала она. — А чего вы хотите в жизни?

— Трудный вопрос, — медленно ответил он. Из-за нее все паруса у него обвисли. — Наверное, чувствовать, что я от жизни что-то получаю.