Татьяна Лисицына - Я не могу проиграть (СИ)

— Какой ужас, этого не может быть. Это не мама. Мама всегда была такой… — я замолчала, не найдя слов.

— Сейчас она в больнице, ей колют какие-то сильные препараты, она никого не узнает и ищет новые способы уйти из жизни. Вся беда в том, что у нее нет больше желания жить.

— А Николай?

— О чем ты говоришь?! Он к ней даже не приходит. Посещает только лечащего врача.

Вера Ивановна замолчала, а я неожиданно вспомнила, как мама выходила на сцену, гордо садилась за рояль, пальцы бегали по клавишам, и лилась чудесная музыка. Больше она не играет. Оказывается, последние слова я произнесла вслух.

— Она больше не живет, — тихо сказала Ольга.

— Господи, это все из-за меня. Если бы я тогда не уехала, все было бы иначе. Во всем моя вина, — я закрыла лицо руками и тихо заплакала.

— Вика, не надо брать на себя лишнее. Это ее вина, она в ответе за все, и если бы она была сильным человеком, то не сломалась бы так легко, — спокойно сказала Вера Ивановна.

— Но если бы я осталась дома…

— Не думаю, что ты смогла бы что-то изменить. Ты была там, где была и теперь уже слишком поздно говорить о том, что могло бы быть, — на глазах Веры Ивановны появились слезы. — И боюсь, что слишком поздно ее спасать. Мы потеряли ее.

— Нет! — закричала я и вскочила со стула. — Не говорите так! Я должна ее спасти! Я сделаю это любым путем, иначе я не смогу простить этого себе до конца жизни.

Я начала метаться по кухне. Вера Ивановна и Олечка грустно наблюдали за мной.

— Сядь, Вика, — попросила Вера Михайловна. — И расскажи нам, где же ты была.

Я послушно села и задумалась. Рассказать?! Каким пустым и ненужным показалось мне все, к чему я стремилась: моя самостоятельность, деньги, о которых я мечтала. О чем рассказывать? Самым странным образом прошли все мои обиды на маму. Если бы только можно было вернуться в прошлое, я бы поступила по-другому. Я бы не поехала на юг с Вадиком, я осталась бы дома, как бы тяжело мне там ни было и, возможно, уговорила бы маму подождать со свадьбой. Я же предпочла убежать от всего, как будто можно убежать от воспоминаний. Они часть меня, и какая разница, где я находилась, я все равно думала об этом.

Я начала рассказывать обо всем, но коротко, в основном о работе. И они, конечно, удивились, особенно Вера Ивановна, она спросила:

— И сколько же ты зарабатываешь на этих цветах?

Я ответила честно. Она присвистнула — ее зарплата главного инженера была в несколько раз меньше моей.

— Господи, что же в мире творится, — вздохнула она. — Но ты молодец. Я не ожидала. Просто бизнес-леди.

— Вика, а на машине покатаешь? — совсем по-детски спросила Олечка.

— Конечно, хочешь прямо сейчас?

— Ну уж нет, давайте завтра, уже поздно. Вика, оставайся у нас ночевать. Куда ты поедешь так поздно, — вмешалась Вера Ивановна.

— Спасибо вам, но мне надо ехать, — я с трудом встала. — Мне завтра очень рано вставать, и я не хочу вас беспокоить.

— Рано, это во сколько? — спросила Оля.

— В пять.

— Ничего себе, — охнула Вера Ивановна. — Конечно, такие деньги легко не достаются.

Я записала адрес больницы и уехала, пообещав больше не пропадать и держать их в курсе дел.

Всю ночь я не сомкнула глаз и утром встала, зареванная и сонная. По дороге в больницу я так волновалась, что чуть не попала в аварию, а когда вышла из машины, то никак не могла унять дрожь в коленях. Унылое здание грязно-желтого цвета с решетками на окнах стояло передо мной, и где-то там была мама. Мне было страшно, я боялась увидеть ее. Медленно я поднялась на второй этаж. За столом сидела молоденькая девушка в халатике. Я подошла к ней.

— Вы к кому? — спросила она.

— К Алябьевой.

— К Алябьевой? — переспросила она, и ее глаза стали большими. — А вы кем ей приходитесь?

— Я ее дочь.

— Дочь, — м-м-м., - ее милое личико выдавало замешательство, она не знала, что делать. — Я не уверена, что врач разрешит посетить ее. Вам лучше пройти сначала к врачу, он в кабинете, прямо по коридору.

— Что с ней? Она умерла?

— Нет, что вы, — испугалась девушка. — Она жива, но к ней нельзя.

В этот момент по коридору протопала, шаркая ногами, старушка с детским пластмассовым ведерком и совком, видимо впавшая в детский маразм.

Уставившись на нее, я отвлеклась от девушки, которая начала звонить по телефону. Появилась другая больная, которая, раскинув в стороны руки, как крылья, с отрешенным лицом парила мимо нас.

— Что это она делает? — спросила я девушку.

— А-а, — девушка улыбнулась. — Это наша тетя Маша, она себя бабочкой представляет, вот и летает здесь иногда. Да вы не бойтесь, она тихая.

— Девушка, вы дочь Алябьевой? — передо мной вырос мужчина в белом халате лет тридцати пяти. Козлиная бородка, жиденькие прилизанные волосы, достаточно неприятный тип.

— Да.

— Я ее врач. Пойдемте в кабинет. Сначала нам нужно поговорить.

Я послушно пошла за ним. В кабинете он уселся за стол и указал мне на стул.

— Иван Иванович.

— Виктория, — нехотя отозвалась я.

— Сколько вам лет, Вика? — неожиданно спросил он.

— Послушайте! У меня нет времени на светскую беседу. Только вчера я узнала, что маму отправили сюда. До моего отъезда она была совершенно здорова и никогда не страдала психическими расстройствами. Я хочу ее увидеть и разобраться, почему она здесь, — выпалила я на одном дыхании.

— Просто вы показались мне слишком молоденькой, а ваша мама серьезно больна, и я боюсь, как бы это не оказалось слишком сильным для вас потрясением, — вкрадчиво проговорил он, не глядя мне в глаза.

— Я могу вынести что угодно. И если это все, то идемте.

— Еще минуточку. Как я уже сказал, ваша мама, к моему великому сожалению, очень больна, и мы к ней никого не пускаем, но мы сделаем для вас исключение. Мы поместили ее в отдельную палату, дело в том, что она постоянно пытается свести счеты с этой жизнью. Она отказывается от еды, поэтому мы вводим ей питательные вещества внутривенно, и она… — он запнулся. — Мы были вынуждены ее привязать, чтобы она не натворила чего-нибудь. В целях ее же безопасности, понимаете?

Я закрыла глаза — это не может быть правдой, этого не может быть.

— Вам плохо? — участливо проговорил Иван Иванович.

— Все нормально, продолжайте, — я заставила себя посмотреть ему в глаза.

— И она… Я думаю, что она очень изменилась с тех пор, как вы видели ее последний раз. Вы понимаете, о чем я?

— Нет, — покачала я головой. — Когда мы встречались в последний раз, она выглядела цветущей женщиной тридцати пяти лет.

— Я думаю, может быть, вам не стоит тогда сегодня ее навещать.