Том Вулф - Голос крови

Вот и ее машина… присела на корточки, нашарила ручку двери…:::::: Забраться внутрь! Запереться!:::::: Вдруг ее накрывает горячей волной, и мозг словно ошпаривает. Сумка! Она так стремительно убежала, что оставила в офисе сумку… а там пульт, там ключи от машины и от квартиры… кредитные карточки… кэш… мобильник… и, ко всему прочему, водительские права, ее единственное удостоверение личности, если не считать паспорта, запертого в квартире, от которой у него теперь есть ключи! В его руках – вся ее жизнь, даже косметика… Сколько можно так сидеть на корточках? Он ведь отлично знает ее машину и может в любую секунду…

Магдалена, пригнувшись, семенит к дальнему выезду со стоянки, но даже там она не рискует выпрямиться во весь рост. На нее поглядывают… Молоденькая медсестра в белом перебегает от машины к машине, согнувшись пополам! Это она так торопится на ланч или у нее что-то с головой? Тогда ей самой требуется неотложная помощь.:::::: Ну, что вы на меня уставились!::::::

Очередной полдень в Майами. Бледно-голубой, раскаленный добела небесный купол пышет жаром и слепит глаза шопоголиков на Коллинз-авеню, оставляя им жалкую тень, которую они и разглядеть-то не могут, так темны их крутые солнцезащитные очки… Но тут происходит такое, от чего хочется разуть глаза. Молодой мужчина в джинсах и белой рубашке пристроился в узенькой полоске тени от здания и перевернул над головой пластиковый пакет из магазина. Из пакета вываливается еще один, вместе с белым полотенцем. Мужчина торопливо накрывается полотенцем, весь, до самых плеч, а сверху натягивает оба пакета. После чего вслепую достает из кармана джинсов мобильник и засовывает внутрь. Что все это значит? Городской сумасшедший? Из-под самодельной конструкции слышен рингтон: «Caliente! Caliente крошка». А затем мужчина глухо говорит: «Камачо».

– Ты где? – спросил его сержант Эрнандес. – Под матрасом, что ли?

– А, это ты, Хорхе! Слава богу. Секундочку. Подожди, я сниму… Так лучше?

– Вроде ничего. Слышу уличное движение. Ты где?

– На Коллинз-авеню. Я накрыл…:::::: Только не говори «голову», а то он решит, что ты ку-ку.:::::: накрыл мобилу… пусть думают, что я не выхожу из дома.

– Ага, я тоже так поступаю, – сказал Эрнандес. – Вообще, пора им понять: стационарным телефоном уже никто не пользуется… Ладно, неважно. Слыхал новость?

– Нет… Может, не надо? Последний раз, когда ты мне позвонил с новостями…

– Тебе, я думаю, это будет интересно. Они отпустили наших наркодилеров! Большое жюри присяжных не нашло состава преступления.

– Да ладно!

– Полчаса назад. Весь Интернет бурлит.

– Не нашло состава преступления… Но почему?

– Догадайся с трех раз.

Нестор хочет сказать: «Из-за твоих человеконенавистнических выкриков», но сдерживается. Ограничивается коротким:

– Из-за нас?

– Молодец! С первой попытки. Как могут они осудить двух истинных джентльменов из Овертауна, которых задержали полицейские-расисты? Правильно! Они даже не пригласили нас в качестве свидетелей!

Пауза. Нестор в растерянности. Он пытается вычислить возможные последствия. Наконец говорит:

– То есть суда не будет? Так?

– Так. Если тебе интересно мое мнение, я даже рад. Не хочу, чтобы какой-то адвокатишка задал мне вопрос: «Сержант Эрнандес, вы сами как оцениваете степень своего расизма? Как высокую, низкую или среднюю?»

– А как к этому отнесутся в нашем департаменте?

– В нашем департаменте скажут: «Два озлобленных фанатика развалили дело в суде. На кой черт нам нужны эти паразиты?» Притом что без нас у них не было бы никакого дела. Но кто обращает внимание на такие мелочи?

– Я думал, консультации присяжных считаются закрытыми.

– Вот именно… считаются . От них ждут вердикта: «виновен» или «не виновен». Но если посмотреть телевизор… присяжные, несмотря на запреты, могут встретиться с обвиняемыми. И, судя по всему, встретились. Короче, мы в жопе.

– А тебе из департамента кто-нибудь звонил? Участковый капитан или еще кто?

– Пока нет, но позвонят… можешь не сомневаться.

– Не знаю, как ты, но лично я не могу ждать, пока упадет топор, – сказал Нестор. – Надо что-то делать.

– Ну давай. Назови мне один шаг, который бы не усугубил ситуацию.

Пауза.

– Дай подумать. – Единственное, что сейчас приходит ему в голову: Жислен, Жислен, Жислен… Не потому, что она может подтвердить как свидетель: все, что он говорил про бугая в наркопритоне, было сказано в обстоятельствах, близких к критическим. Нет, перед ним просто всплыло чудесное бледное личико. – Я разыщу того, кто снял на мобильник это видео, и мы покажем первую часть. Пусть знают, что там на самом деле случилось.

– Ты уже искал.

– Что-нибудь нарою. Хорхе, я выстрою нашу защиту, вот увидишь.

– Отлично, отлично, – безнадежно говорит Эрнандес, так, что ясно: он думает, что имеет дело с наивным младенцем. – Только держи меня в курсе, ладно? А то нароешь чего не надо. Врубаешься? Нам, считай, еще повезло. Дело это гребаное закрыли. Значит, не надо сидеть в суде и выслушивать про себя всякую хуйню… а потом получить от начальства пинок под жопу. Усек?

– Усек, – вторит Нестор без выражения, а сам думает:::::: Да, ты мастер вешать лапшу на уши. Себя так утешай, ведь это ты наговорил тогда лишку. Лично я не собираюсь прыгать в твою могилу.:::::: Почему-то снова вспомнилась Жислен. Он мысленно видит ее в «Старбаксе», эти чудесные скрещенные ножки… легкая и изящная, хочется сказать, французистая ляжка… и коленка на коленке. А вот о потаенных глубинах он как раз не думал… как-то они ему не представлялись. Наконец говорит: – По правде, Хорхе, я не очень понимаю. То, что суда не будет, для меня слабое утешение. Лично я бы предпочел, чтобы суд состоялся. Я бы выложил на стол все аргументы, и я это сделаю, так или иначе.

– Ты не врубаешься: оттого что ты «выложишь на стол все аргументы», ничего не изменится. Только еще хуже получится.

– Может, ты и прав, – соглашается Нестор. – Но я не могу сидеть сложа руки… Это все равно что сидеть на электрическом стуле и ждать, когда включат рубильник. Хорхе, я должен что-то предпринять!

– Ладно, амиго, только ты…

– Я буду держать тебя в курсе, – сообщает Нестор. – А сейчас мне надо идти.

И жмет на «отбой», даже не попрощавшись.

Амелия вся съежилась, словно вросла в мягкие складки единственного кресла в квартире… юбочка, если это слово здесь вообще уместно, задралась так, что Магдалена в первую минуту приняла ее за длинную рубашку. Застать подругу в подавленном состоянии – какое разочарование!:::::: Ты-то чего так терзаешься?:::::: Магдалена очень рассчитывала, что подруга, всегда такая веселая и трезвомыслящая, вникнет в ее проблемы. На всякий случай она тоже «принимает позу» на стуле. Сидит очень прямо, в шортах и футболке. Она бессознательно драматизирует обоснованность своего права на сочувствие: задрала повыше одну ногу и уперлась пяткой о край сиденья, а колено обхватила обеими руками, словно это последний друг, который у нее остался.