Александр Мешков - Мешок историй про шалого малого

— Выходит, стоит у тебя еще, Павлик, значит, по утрам? — с притворным удивлением воскликнул Николай.

— Я, Коль, ведь еще и дрочу, — рассмеялся гвардеец.

— Ну вот, давай выпьем за новый развод!!! Дай Бог — не последний! Ха-охаха-ха-щ-ха-ха-о-хаха… Кхх-кхх-кхха-а-а-а-а — а-а-а-а-б-б-б-б-б-л-л-л-л-л-и-и-и-и-а-а-а-а-адь-ь-ь-ь-ь! — закончил Колька свой смех страшным, хриплым, гулким, как крик смертельно раненной вороны, кашлем с мокротой.

— Куда шары вешать будем, хозяин? — спросил не вполне трезвый мужик в оранжевом, клоунском комбинезоне аккуратного, симметричного, правильного мужчину, с идеально ровным пробором на уложенных волосах, в торжественном черном костюме.

— Я тут не хозяин, — ответил ему коротко симметричный.

— А кто тут хозяин?

— Хуй его знает, — аккуратно ответил ему симметричный и отвернулся. — Четвертый! Я первый! Ответь мне! — сказал он негромко в невидимый микрофон. Мужик в оранжевом, клоунском комбинезоне, что-то неприличное бормоча себе под нос, пошел прочь.

В огромном дворе перед причудливым замком неведомой эпохи царила предпраздничная суета. Официантки, в белоснежных фартуках на голое тело, раскладывали приборы на длинный стол под тентом. На небольшой сцене настраивают свои инструменты музыканты джаз-бенда, одетые в одинаковые пиджаки с галунами, как у швейцаров дорогих отелей. Легкий пассат доносит аромат восточных приправ. Это в роще возле озера два десятка поваров в высоких колпаках готовят изысканные блюда на открытом огне.

Многочисленная детвора, визжа от восторга, кружится безобидными снежинками в хороводе вокруг атлетического парня, с длинной, седой, искусственной бородой, одетого волшебником: в чалму и черный плащ со звездами. Ему помогает безгрудая фея в длинном, серебристом платье с рукавами-фонариками, мешковато сидящем на ее худой фигуре:

— А ну-ка, ребята! Кто знает ответ на загадку: Зимой и летом одним цветом? — загадочно улыбаясь, спрашивает она. — Кто угадает — тому приз — шапка-невидимка!

— Машина! Велосипед! Танк! Глаза! Нос! — кричат дети.

В общем веселье не принимает участие лишь одна девочка, лет пяти. Она сидит прямо на траве, одетая в голубое платье, отороченное знаменитыми бельгийскими кружевами ручной работы, с высоким воротничком-стоечкой. На шее — золотая цепочка. В маленьких розовых ушках — небольшие бриллианты. Лицо ее ничего не выражает.

— А что у нас Машенька не играет? А? — спрашивает ее участливо атлетический чародей, с гипертрофированным участием склонив к ней свое бородатое лицо, дыхнув на девочку ароматом коктейля нескольких сортов вин, джина, текилы, водки и виски.

— Ну-ка, пойдем хоровод водить с нами? Пойдешь! Ребята! Давайте все вместе, дружно позовем Машеньку хоровод водить! Ма-шень-ка! Ма-шень-ка!!! Идем хоро…

Неожиданно девчушка сильно и метко, словно охотник-индеец, плюет в исполненное заботой лицо чародея и попадает ему точно в глаз.

— О-о-о-о-о-о-ууууууу! Как мне больно-о-о-о-о! А-а-а-а-а-а-а-а!!!!!!!! Больно мне, больно-о-о-о-о-о! — не то притворно, не то по-настоящему, уморительно начинает кружиться на месте чародей, схватившись за глаз. Детвора покатывается от смеха и валяется в траве. Девочка сидит без эмоций.

— Оставь ее в покое, Ермолай! — говорит волшебнику строго дама в белом брючном костюме с высокой прической «Бабетта» в стиле 60-х годов. — Весели лучше остальных детей. Усердствуй, Ермолай!

Она осматривает строгим, хозяйским взглядом свои просторы, «шуршащую», словно пчелы в улье, многочисленную дворню и, по-видимому, остается довольна. Потом глядит на маленькие часики, обрамленные драгоценными камнями, на почти готовые к празднику столы, и выражение довольства слетает с ее ухоженного лица и сменяется на маску досады.

— Где же шары, черт возьми? — она резко, словно солдат роты почетного караула, разворачивается и направляется к замку.

— Папенька прилетел! — говорит негромко, но отчетливо девочка, низким голосом, поднимается с травы и уверенно идет к воротам.

— Маша! Не ходи к нему! — мгновенно остановившись, строго кричит ей во след женщина в белом брючном костюме. — Четвертый, проследи за ней! — скомандовала она в невидимый микрофон. Но девочка, не слыша ее, словно робот, продолжает свое движение к забору. За ней в десяти метрах следует аккуратный секьюрити в черном костюме дипломата.

— Представляешь, сучка какая! Прямо в глаз попала жвачкой! — тихонько поябедничал фее оскорбленный и униженный чародей, в раздражении скидывая колдовской колпак.

— Да не три ты его! — убрала руку мага от глаза фея, — Дай-ка посмотрю! Ни хуя себе!!!!! Какой потрясающе точный плевок! Вот так именинница!

— Ну, что сидишь? Наливввваай! Едренть! Люди наивно полагают, что некие ольмеки передали майянцам свои знания и календарь. Ольмеки! Я смеюсь: ха-ха-ха-ха! О-э-у-ю-у-у-у-у-у-ук! Кто такие ольмеки? Откуда у них, полуобезьян, живущих стадом, на уровне первобытной общины, знания о космосе?? Никакие не ольмеки, а мы! Хотя, какая разница? Русский безумец Юрий Кнорозов открыл миру язык майя, и сразу началась паника. Он ввел их в заблуждение. Сознательно или нет, уже не просчитаешь. У майя было куча календарей: для земледельцев, для оракулов, для рыбаков, для духовной знати. Да кто они вообще такие — эти майя? Почему все думают, что они обладают какими-то космическими знаниями?

Да, это была цивилизация, и на самом деле она вполне вписывается в рамки всего того, что происходило на нашей земле. То есть, все первые цивилизации возникают на территории между тропиками, где находятся оптимально комфортные и дискомфортные условия. То есть, с одной стороны, не умрешь. А с другой стороны, все-таки что-то тебя заставляет работать и включать мозги. Поэтому она ничем не отличается от Индокитая, от Северной Африки. То есть, все это идет в рамках общих процессов развития цивилизаций. Майя как таковые появились где-то в первые века нашей эры, как наследники предыдущих культур — там ольмеки, как классическая основа считается, потом культуры Тихоокеанского побережья — исаапа там и ильбаол. И потом появляются майя. Возникают они на территории Гватемалы, Мексики, Белиза и краешек Сальвадора и Гондураса. То есть достаточно обширная территория. Появляются первые города, и они проходят несколько этапов своего существования. То есть научное знание уже разрабатывалось в первом веке до нашей эры, то есть еще до появления майя. Майя его восприняли, развили, довели до какого-то совершенства и создали такой вот очень точный календарь. Календарь — это счет дней. Сказать, что сохранился календарь и показывать вот этот дурацкий круг ацтекский и говорить, что это календарь майя — это вот то, от чего можно просто падать в обморок сразу. Календарь — это система счета дней. То есть, формально была выбрана дата начала счета дней — это 3114 год до нашей эры. Причем, по разным корреляциям и расчетам, поскольку, как вы понимаете, сутки не равны 24 часам, а год не равен 365 дням, то все время нужны вот эти корректирующие показатели. Поэтому о точных датах говорить просто смешно — их несколько вариантов. Это все хуйня полная! Это всегда придумывают и подгоняют под очередную дату Конца Света. И все ученые пользуются одной условной для того, чтобы хотя бы понимать друг друга. И вот 3114 год до нашей эры — это начала счета календарного майя, которое записывалось датой 0000 — вот так. Потом на 354 год до нашей эры — то есть это как раз заканчиваются ольмеки — приходится дата, которая записывалась тоже круглой датой — 7.000. И вот эта дата совпадала с прецессионным смещением, то есть солнце в весеннее равноденствие переставало входить в созвездие Овна и переходило в созвездие Рыб. Давай еще, что ли, по одной? Хули сидишь? Наливай! Что-то руки стали зябнуть! Поехали!!!