Александр Мешков - Мешок историй про шалого малого

У металлического решетчатого забора стоит подтрёпанный жизненными водоворотами мужик, с выдающимся, подвижным кадыком под небритой пупырчатой кожей. Брюки его выглядят так, словно по ним еще совсем недавно совершал маневры тяжелый танк. К тому же от них исходит дурман, будто их мариновали в моче. В его пиджаке, похоже, ходил еще Лев Толстой, потом Чехов, Бунин, Ленин. В общем, износился пиджак основательно, пока не попал к мужику. Рубашки под пиджаком не было вовсе. Или она попросту истерлась со временем.

— Папенька прилетел! Оуа! О-о-о-о-о-а-а-ау-у-у! Папенька мой прилетел! — повторяя словно заклинания, эти странные для человеческого уха звуки, девочка походкой робота шла по траве к мужику.

— Мужик, ты, случаем, не знаешь, куда шары вешать? — окликнул потрепанного мужика, уже прилично бухой шаровес в оранжевом комбинезоне, возникнув из кустов рододендрона, словно черт из табакерки.

— Не знаю. Я не местный, — ответил потрепанный, пристально вглядываясь в девочку, приближающуюся к забору, и почесал волосатую грудь.

— Понято! — рявкнул оранжевый шаровес и исчез в никуда.

— Тебя по-хорошему просили больше не приходить сюда? — тихо, но раздраженно спросил охранник мужика, — Ты дождешься, козел, что тебе просто пиздюлей навешают.

— Апап! Ыт леширп! — радостно подпрыгивая от нетерпения на месте, спросила мужчину девочка, схватившись за прутья забора. Охранник в костюме дипломата, отойдя на десять метров, терпеливо и дипломатично наблюдал за встречей.

— Может прогнать его? — спросил он в микрофон. — Хорошо.

— Тевирп! Яалим! — кивнул девочке потрепанный жизнью мужчина, которого только что назвали «папой».

— Ым медеу? — в нетерпении подпрыгивая, недоверчиво переспросила девочка.

— Тен! — грустно ответил мужчина, с беспокойством наблюдая, как к забору неторопливо приближается женщина в белоснежном брючном костюме с высокой прической «Бабетта» по моде 60-х годов.

— Я тебе говорила: не приходить сюда больше? — не дойдя до забора, крикнула женщина, но на слове «приходить» пустила «петуха». Прокашлявшись, повторила:

— Я тебе говорила, не приходить больше сюда?

— Но сегодня у Машки рождения День!

— Забудь о ней!

— Я подарок ей принес. Вот! Это вечный двигатель!

Мужик достал из пластикового пакета нелепую деревянную конструкцию. Женщина взяла ее в руки, повертела и в гневе хрястнула об коленку. Конструкция рассыпалась.

— Маа-а-а-а-а-а-а-ама-а-а-а-а-а-а-а-а — завизжала от гнева девочка.

— Ты видишь, что ты приносишь в наш дом? Истерику! Скандал!

— Я вечный двигатель принес… — оправдывался мужик.

— Саша! Не делай из нас идиотов!

— Мама! Ты сломала вечный двигатель! — неистово орала девочка, топая ногами в нелепом танце.

— Можно спросить тебя одну вещь? — спросил мужик, стараясь перекричать рев девочки.

— Валяй! Спрашивай! — великодушно ответила женщина.

— У тебя с ним началось, когда ты еще со мной была?

— Зачем тебе это знать? Поезд ушел!

— Просто интересно. Ты же каждый день молишься Богу. Ты как с ним договорилась? Или у тебя другой Бог?

— Слушай! Ты чего добиваешься? — женщина побледнела от гнева, — Тебя сейчас отсюда ногами вперед вынесут! Ты в то время забыл, когда прикасался ко мне. Запомни. Если женщина уходит к другому — виноват сам мужчина. А то вы думаете: жена, куда она денется! Можно и не ебать! Перебьется! Лучше по блядям шляться! — срываясь на крик, говорила женщина.

— Вообще-то при Маше можно было бы воздержаться от таких слов.

— Заткнись! Тварь! Ты прекрасно понимаешь, что Маша больна на голову! И виноват в этом ты! Пьянь!

— Ты слома-а-а-а-а-ала-а-а-а-а ве-е-е-ечныы-ы-й двигатее-е-ль!!! Су-у-у-ч-ч-чк-а-а е-еба-а-ана-а-ана-на-наа-а-а-яя-а-а! — продолжала реветь девочка.

Я весь вечер звонил куда-то, но подходила всегда одна и та же женщина, которая звалась Люба, и отвечала скучным, бесцветным голосом одно и то же:

— Это уже четвертый несчастный случай за эту неделю!

Оля, официантка из ресторана «Пирамида», всю ночь слушала оперу «Нотр Дам де Пари» и плакала от переполнявшего ее восторга. О ебле не могло быть даже речи. Утром мы проснулись с Елкиным в одно и тоже время и, не умывшись, встретились на кухне, всклоченные и одутловатые.

— Выебал? — деловито спросил он, разливая по стаканам южно-африканское вино из квадратной коробки.

— Нет, — честно ответил я.

— А что так?

— Она всю ночь ревела под оперу «Нотр Дам де пари», будь она не ладна!

— Кто? Опера?

— Да. А ты?

— Я выебал, — гордо сказал он и махнул стакан без тоста.

Мы, два старых, женатых пердуна, сняли этих девчонок вчера на фестивале латиноамериканской музыки в парке «Эрмитаж». Они смущенно жались возле платного туалета.

— Девчонки! Позвольте пригласить вас на самбу! — весело предложил я. У них совсем не было денег даже на «пописать». Мы с Елкиным их великодушно угостили. Исполненные благодарности девицы после этого готовы были идти с нами на край света. Мы поехали к Елкину. Жена его с детьми была в отъезде на родине предков, в Калаче. Моя (не помню, как звать) неважно пахла. Я бы сказал — воняла. Отчасти и это было причиной того, что я не сильно настаивал на совокуплении. Так: пару раз попытался завалить ее страстным поцелуем, но получив отказ, успокоился. О чем ничуть не жалею! Да что там, у меня случались и более страшные дамы. Была Оксана из БСМП, Лилька верстальщица из рекламной газеты, еще одна Лилька — баскетболистка двухметровая. У нее еще был муж — чемпион Европы по боксу. Я сильно рисковал. Нинка Пащенко была и ее сестра Галка. Они сначала, в студенчестве были красавицы, потом стали жутко бухать и в одночасье стали дурнушками. В студенчестве они мне не дали. Почему — не ведаю. Не дали и все! Хотя Нинка ночевала у меня и даже голову мыла. Волос потом осталось в ванне куча. Почему в молодости не дать-то? Непонятно. Ведь в молодости — самое давать! Гормоны играют и поют! Столько радости можно получить! А потом, в зрелости — бери — не хочу! А на хуя нам ебля в зрелости? Так! Для самоутверждения. Кайфа уже нет. Я в зрелости дудо-лил их обоих, поскольку тогда сам страшно бухал. А бухому — баба по колено! Почему-то часто возникает в памяти девушка-скрипачка из моей юности, живущая в соседнем доме. С ней я кончал в подъезде, даже не вставляя, а просто трясь писюном о ее лобок. Эх! Юность непросыхающая моя! Но случались в моей жизни и девки необычайной красы! Анжелка Волощук, Аленка Ниязметдинова, Наташка-лапочка. Все мужики недоумевали: я страшен, как черт, а со мной девки писаной красы, модели. Закономерности никакой!

Я веду плавный образ жизни. Я никуда не спешу, потому что знаю, что я буду жить вечно. Я пишу повести, рассказы, сценарии, которые никому не предлагаю. Просто так, для кайфа пишу. Жизнь моя земная подходит к концу. Я ей доволен — во как! (тут я делаю жест ладонью по шее). Моя жизнь была наполнена любовью и животными страстями, болью, страданиями, разочарованиями, предательством, мучениями, но в основном — радостью. Я закончил два высших учебных заведения (одно — военное) четыре раза сидел в тюрьме (дважды — за рубежом), трижды нес ярмо семейной жизни, служил в армии. Я часто пытаюсь объяснить земным людям, что каждый день надо воспринимать как Божий Дар! И радоваться ему, как радуется дитя подаренной игрушке. И играться в эту игрушку на всю катушку. Я поэт — зовуся Светик! От меня вам всем приветик!