Диана Машкова - Если б не было тебя

– Так и есть!

– Удивительно, – Маша мечтательно улыбнулась, – когда беру на руки Аннушку или Андрюшку, чувствую такое спокойствие, такую необъяснимую силу…

– Маруся, – Олег поцеловал жену в макушку и поднялся с пола, – надо поторопиться. Такси через тридцать минут.

Свободного времени у них в тот день не оказалось ни секунды: не успели даже повидать Андрюшку с Аннушкой до заседания суда. Можно было встретиться минут на пять, но Маша сама не захотела: во-первых, боялась передать детям свое сумасшедшее волнение, а во-вторых, вбила себе в голову, что это плохая примета. Лучше было прийти в дом ребенка уже с решением суда и сразу забрать детей с собой. Раз и навсегда.

Они носились по городу на такси, добирали документы – из дома ребенка, из опеки. Взвинченные и взволнованные, не заметили, что Иван Семенович, который выдал им под роспись бумаги для суда, как-то странно посмотрел, словно раздумывал: сказать – не сказать. На заседание приехали рано: целый час сидели в коридоре на неудобной деревянной скамейке, не замечая голодного урчания в желудках, и переживали, как перед главным экзаменом в жизни.

Молчанова давным-давно и думать забыла обо всем, что мучило ее раньше – характер, гены, совместимость, наследственность, скрытые болезни. Стоило ей несколько раз встретиться с Андрюшкой и Аннушкой, провести с ними время, поиграть, подержать детей на руках, как все сомнения улетучились. Она чувствовала себя так, словно влюбилась.

Даже слова психоневролога, к которому они с Олегом возили ребят для независимого обследования, не произвели на нее особого впечатления.

– Вы же понимаете, что алкоголь в период беременности – это большой риск?

– Понимаю, – Маша коротко кивнула, продолжая натягивать на неугомонного Андрюшку штанишки.

– Никто не знает, что обнаружится к трем годам. Пока эти дети как кот в мешке.

– Все дети как кот в мешке. – Она улыбнулась врачу. – Иногда родителей ждут такие сюрпризы…

Сейчас, перед дверью зала заседаний номер три, она мечтала лишь об одном: чтобы суд вынес положительное решение. Все страхи были связаны только с тем, что что-то вдруг может пойти не так. И снова придется лететь в Москву, снова тратить время на сбор документов. А Аннушка с Андрюшкой будут все это время ждать их в доме ребенка.

Наконец, судья явилась – привлекательная женщина на высоченных каблуках и с кокетливой прической продефилировала к заветной двери, которую Олег с Машей гипнотизировали на протяжении последнего часа. Вечерний макияж, розовый шелк, выглядывавший из-под строгой мантии, ясно говорили о том, что на вечер у дамы грандиозные планы. В таком наряде служительница Фемиды смотрелась бы забавно, но выражение ее лица не допускало и мысли об улыбке: суровый взгляд пронзительных глаз буравил заявителей из-под плотно сведенных бровей. Молчанова не могла избавиться от идиотского ощущения: словно она собиралась совершить что-то незаконное, хотела присвоить себе детей, которые по праву принадлежали другим женщинам.

Наконец их пригласили в зал заседаний. Внизу, по левую сторону от возвышения, на котором было место судьи, расположилась секретарша: молоденькая девушка в причудливом канареечно-желтом платье. Сотрудница опеки, разряженная словно на дискотеку, сидела в дальнем углу. Присутствующих подняли, судья гордо прошествовала из временного укрытия к своему трону. Складывалось такое впечатление, что зал суда служил сотрудницам заодно и подиумом.

Только женщина-прокурор, занявшая стол возле двери, отличалась форменной строгостью: волосы зализаны и собраны в узел; ни расстегнутых пуговиц, ни украшений.

Закрытое заседание началось. Сначала долго и монотонно зачитывали перечень документов, приложенных к заявлению. Потом – выдержки из характеристик и заключений. Затем дали слово заявителям. Маша, у которой ноги подкашивались от страха, вздохнула с облечением, когда Олег, успокаивая, положил ей на мгновение руку на колено и сам поднялся со стула. Он отвечал на вопросы прокурора, которого интересовали условия и детали жизни семьи. Обращался к судье, дисциплинированно добавляя к каждому высказыванию «ваша честь». Объяснял, что в их решении об усыновлении нет указанного в бланке заявления мотива «по медицинским показаниям». Зато присутствует горячее желание поделиться с маленьким человеком благополучием, дать ему шанс на счастливую жизнь.

Судья старалась не смотреть на мужчину, хотя Маша видела, каким любопытством наполнены короткие взгляды, которые она время от времени бросает на выступавшего. Прокурор, напротив, не отводила от говорившего взгляд, словно пыталась понять, нет ли подвоха в его словах. Зато секретарь суда открыто пялилась на Олега. Словно девушка впервые в жизни увидела человека, который собирался усыновить ребенка, потому, что это – его гражданский долг.

Олег закончил. Вопросы прокурора тоже иссякли.

– У вас все? – судья подняла на мужчину глаза.

– Да, ваша честь!

– Садитесь, пожалуйста.

Олег опустился на свое место, и Маша заметила крошечные капельки пота в жестких, коротко стриженных волосах мужа. Он откинулся на спинку неудобного стула так тяжело, словно не пять минут произносил речь, а как минимум три часа бежал с полной выкладкой по пересеченной местности.

Приступили к рассмотрению документов детей. Быстро перечислили все, что было в деле Анны Мочаловой, упомянули о смерти матери и лишении прав отца. Перешли к бумагам Андрюшки.

– Ваша честь, прошу слово. – Прокурор подняла руку.

– Пожалуйста!

– У меня возражения. – Женщина встала со своего места. – В деле Андрея Шварца есть невыясненные обстоятельства.

– Какие? – судья вскинула бровь.

– Мать мальчика желает восстановиться в законных правах.

Маша почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Она ахнула и тут же зажала ладонью рот, приказывая себе замолчать. Судья бросила на нее обеспокоенный взгляд и снова обратилась к прокурору:

– Продолжайте.

– Мать согласно процедуре составила два иска: о восстановлении родительских прав и о возвращении ребенка в родную семью. Вчера иски были предъявлены в учреждение, где находится ее сын. В дом ребенка.

– Почему вы не поставили в известность суд и не предложили перенести дату заседания?

– Заявители иногородние, – прокурор взглянула на Машу и Олега, – наверняка уже были куплены билеты. Кроме того, по делу Анны Мочаловой у нас возражений нет.

– Объявляю перерыв! – Судья стремительно поднялась с места и жестом попросила прокурора подойти к ней.

К Маше и Олегу тут же подскочила секретарша, попросила их подождать продолжения заседания за дверью.

Судорожно хватая воздух раскрытым ртом, Молчанова выскочила за дверь. В коридоре ей стало хуже – в ушах словно заплясали пожары, голова закружилась. Олег подхватил жену и торопливо вывел на свежий воздух. Он и сам был в смятении, не понимал, чего теперь ждать. Здесь, в чужом городе, он не мог ничего предпринять: ни найти неофициального выхода на судью, ни попытаться в неформальной обстановке объяснить прокурору, что дети успели привязаться друг другу и к ним самим. А главное, он не имел никакого морального права мешать тому, что должно было произойти. Пока ребенка не усыновили, за родной матерью сохраняются приоритетные права. И это правильно! Так и должно быть. Каждому человеку нужно давать шанс исправить к лучшему свою жизнь.