Ян-Филипп Зендкер - Сердце, живущее в согласии

Повитухе было нечем обнадежить Маунга Сейна. На ее глазах умерло немало матерей и младенцев. После таких трудных родов опасности подстерегали Ну Ну на каждом шагу. Она потеряла много крови и была беззащитна перед крохотными злобными тварями, которые норовили поселиться в ней и ребенке. По мнению повитухи, судьба обоих должна решиться в ближайшие дни, в крайнем случае – недели. Заботливая старуха делала все, что в ее силах, однако ее возможности были очень скромными. Помимо отваров и мазей повитуха дважды в неделю делала приношения духу большого фигового дерева, которое росло близ хижины Ну Ну. Старуха таскала к нему рис, бананы и апельсины, она не знала, его ли сила исцелила Ну Ну, но не сомневалась, что попытки задобрить дух тоже не пропали даром.

Впоследствии, когда Ну Ну и сын поправились и окрепли, повитуха назвала это чудом. За время родов она дважды опускала руки, считая, что мать и нерожденный ребенок находятся на пути к новому воплощению и незачем им мешать. Разве не чудо, что Ну Ну, потеряв много крови, все-таки родила? Разве не чудо, что дитя, которое повитуха уже сочла мертвым, все же вышло из материнского чрева? На ее памяти подобные роженицы умирали.

Минуло еще несколько дней. Проснувшись утром, Ну Ну почувствовала, что Смерть передумала. Впервые ее ноздри уловили не гнилостный запах, а аромат спелых плодов манго. Впервые ее тело не бил озноб. Ну Ну вздохнула полной грудью и унюхала нечто новое – запах волос ее сына.

Малыш пах миндалем и медом. Это был аромат жизни.

Ну Ну обвела взглядом хижину. Занавеска была отдернута. Во дворе стояли все те же деревья. В лучах солнца, скользящих из окон, танцевали две бабочки. Возле очага сидел на корточках Маунг Сейн и что-то помешивал в кастрюле. Возле нее лежали чистые пеленки и стояла ваза, в воде плавал желтый круг из гибискусов, а внутри его краснели лепестки розы.

Ну Ну попыталась сесть, но была еще слишком слаба. Тогда она окликнула мужа. Маунг Сейн не шевельнулся. Должно быть, ей снится сон, и то, что она видит, – не возвращение к жизни, а окончательное прощание с миром. Ну Ну сильно перепугалась, она не хотела умирать, особенно сейчас, когда у нее на руках маленький ребенок. Собрав все силы, она снова позвала мужа. Громко. Отчетливо. И тогда Маунг Сейн повернулся и очень удивился:

– Ты проснулась?

– Да, – прошептала она.

Маунг Сейн встал, осторожно приблизился и склонился над ее постелью.

– Ну Ну, – тихо произнес он.

Она слабо улыбнулась.

Ну Ну впервые сама спустилась во двор. Сын спал у нее на руках. Ноги все еще нетвердо держали ее, и потому, взяв ребенка одной рукой, другой Ну Ну крепко держалась за перила крыльца. Двор был очень знакомым и в то же время – новым. Ну Ну чувствовала: что-то поменялось, но что именно – не понимала. Сквозь кусты светило утреннее солнце. Листья банановых деревьев показались ей зеленее, а сами бананы – крупнее и желтее. Никогда еще гибискус и бугенвиллеи не выглядели такими красивыми. Теплый ветерок приятно обдувал тело. Маунг Сейн, пристроившись на бревне, колол лучинки для очага. Точными, сильными ударами превращал полено во множество тонких палочек. От его движений веяло удивительным покоем.

Ну Ну присмотрелось к сыну. Пора выяснить, что же он унаследовал от родителей. У Ко Гуи был ее нос. Ее рот. Ее кожа цвета корицы. Ну Ну осторожно взяла его маленькие ладошки. Они были теплыми и теперь всегда будут такими. Малыш проснулся, открыл один глазик, потом второй. И глаза у Ко Гуи были материнскими! Ребенок пристально смотрел на мать. Ну Ну улыбнулась. Его глубоко посаженные карие глаза видели только ее. Долгое время мать и сын глядели друг на друга, затем на детском личике появилась тихая улыбка. Никто и никогда ей так не улыбался. Ничей взгляд не будил в ней столько нежности.

Ну Ну пошла в дом.

С каждым днем к ней возвращались силы, и вскоре она уже помогала мужу, ходила на рынок и при этом несла на голове тяжелую корзину с рисом и овощами. Ко Гуи брала с собой, крепко привязав к груди. В отличие от других молодых матерей их деревни, Ну Ну отказывалась носить ребенка за спиной. Ей хотелось видеть сына, наслаждаться запахом его волос. Хотелось, чтобы их сердца постоянно слышали друг друга.

Всю работу по дому Ну Ну научилась делать одной рукой: разводить огонь, готовить, подметать двор, пропалывать огород, стирать. Белье она тоже отжимала одной рукой, придумав хитроумный способ. Причина была одна: Ну Ну не хотела ни на секунду расставаться с сыном, помнила, что они были обречены умереть, но каким-то чудом вернулись в мир живых. Пройдет еще немало времени, прежде чем она решится выпустить Ко Гуи из поля зрения хотя бы на несколько минут.

Больше всего Ну Ну любила утренние часы, когда Маунг Сейн отправлялся в поле. Если Ко Гуи не спал, она разворачивала пеленки и любовалась его маленьким совершенным тельцем. Самым красивым телом, какое ей доводилось видеть. Ну Ну с восхищением смотрела на круглую головку, где теперь густо росли волосы, на удивительно большие глаза и пухлые губки. Она водила щекой по его коже, вдыхала запах его тела, осторожно брала в рот ладошки и ножки и снова растирала ему животик. Ко Гуи это очень нравилось. Он становился сильнее. Маленькие ручки все крепче хватались за мать, словно не желая ее отпускать. Глаза стали еще больше, а взгляд – еще живее. Он проворнее сучил ножками, которые, как и ручки, приобрели свойственную младенцам пухлость. (Ну Ну помнила, какими прутиками висели его ручки в те страшные недели.) Взгляд сына научился отрываться от ее лица и блуждать по хижине. Малыша занимали тени на стене. Он не понимал, куда с молниеносной быстротой исчезают ручонки, пока не научился ими управлять. Вскоре Ко Гуи узнал, что из его пальцев получаются замечательные соски. С каждым днем душа ребенка все крепче укоренялась в этом мире. Человеческий бутон медленно разворачивался. Ну Ну не сомневалась, что ее сын вырастет ладным и красивым.

Стоило Ко Гуи заплакать, мать подхватывала его на руки и носила по дому и двору. Малыш быстро успокаивался. Ну Ну подробно рассказывала сыну обо всем, что они видели. О сверкающих желтизной цветках гибискуса и зрелых красных помидорах, о пузатых жуках и поющих птицах.

Ко Гуи переставал плакать и внимательно слушал голос матери.

Вскоре Ну Ну решила помимо историй об окружающим мире рассказывать сыну и свою жизнь. Ее опыт проникнет ему в душу и в дальнейшем будет сопровождать Ко Гуи, оберегать от несчастий.

Она любила пить чай на крыльце и одновременно кормить грудью Ко Гуи. Насытившись, малыш засыпал, Ну Ну держала его на руках или укладывала на колени и с улыбкой смотрела, как смыкаются глазенки. Ко Гуи довольно чмокал губками, во сне сын часто улыбался. Ну Ну наслаждалась каждой его улыбкой, каждым вдохом.