Ян-Филипп Зендкер - Сердце, живущее в согласии

Автобусы ходили редко, и У Ба остановил грузовик, шедший в сторону Тхази. Брат проворно влез на крышу, где среди мешков и узлов сгрудилось с полдюжины молодых людей. Кто-то поднял меня в кузов, забитый до отказа, я хотела сказать У Ба, что нам лучше дождаться следующей машины, но пассажиры подвинулись, освобождая место. Ребенок пересел к матери на колени, я втиснулась между ними и старухой, ощутив под собой жесткую деревянную скамью. Сев, мигом вспотела, стало трудно дышать.

Дорога змеилась по крутому склону, опускаясь в долину. С каждым поворотом становилось все тревожнее, меня замутило, и я испугалась, как бы не стошнило прямо на соседок. Мечтала я только об одном – выбраться из этой давки. А потому на первой же остановке перебралась на крышу и примостилась рядом с У Ба. Мы сидели над головой водителя, держась за решетку, что служила сиденьем. Чудовищно перегруженную машину опасно кренило на каждом повороте.

Дорога была усеяна ухабами, которые разрастались от дождей. С моих плеч капало, как из плохо закрытого душа. Там, где мы сидели, не было ни бортиков, ни перил. На очередном повороте, в кустах, я увидела покореженный остов опрокинувшейся машины и запаниковала. Брат почувствовал мой страх:

– Смотри на небо. Глубоко дыши и думай о чем-нибудь другом.

Я постаралась внять его совету. Подняла голову, сосредоточилась на дыхании и представила себе Нью-Йорк, Эми и свою квартиру. Спокойнее не стало. Тогда я подумала о море, о песчаном пляже, уходящем вдаль, и монотонном шуме волн. У Ба о чем-то говорил, но я не вслушивалась. Из близлежащего монастыря донеслось пение послушников. Мне стало легче.

Сначала мы увидели длинные тощие ноги Маунга Туна. Он лежал под машиной и постукивал молотком. Остальные механики, одетые в высоко подвязанные лоунджи и потные футболки, с любопытством глядели на нас.

Потом один из них что-то крикнул. У Ба перевел: «Эй, Маунг Тун, к тебе пришли».

Молоток смолк. Из-под машины вылез человек в замасленной футболке. Он был одного роста со мной, на нас смотрел с не меньшим любопытством, чем товарищи. Жилистое тело, глубоко посаженные глаза, кустистые брови, узкое лицо, сильные скулы и глубокий шрам на лбу. Губы и зубы покраснели от сока бетельных орешков. На левой руке недоставало двух пальцев.

Маунг Тун смотрел то на меня, то на брата. У Ба о чем-то спросил его, Маунг Тун кивнул, схватил кусок ветоши и стал вытирать руки, сумев избавиться лишь от части масла и грязи.

У Ба снова заговорил. Я не понимала ни слова, но догадывалась об их значении. Мы приглашали Маунга Туна в чайный домик, а если он проголодался, то в ближайший китайский ресторан.

Маунг Тун кивнул и что-то сказал товарищам. Те продолжили работу.

– Он не голоден, – шепотом перевел брат, – но с удовольствием посидит с нами в чайном домике.

В Тхази было жарче, чем в Кало. Солнце слепило. Я надела солнцезащитные очки, но тут же сняла – стало неловко, ведь у моих спутников очков не было.

У Ба и Маунг Тун шли впереди и оживленно болтали. Мы миновали главную улицу. Я успела отвыкнуть от такого количества транспорта: легковые машины, грузовики, тракторы и автобусы катились, обгоняя воловьи упряжки, конные повозки, пешеходов и велосипедистов. Дорога была сухой, никакого асфальта. Каждая проезжавшая машина поднимала облако пыли. На середине улицы У Ба вдруг остановился и закашлялся, ухватившись за меня. Маунг Тун осторожно взял его под руку и перевел на другую сторону.

В чайном домике Маунг Тун закурил сигарету, дважды глубоко затянулся и что-то сказал, глядя на меня.

– Он хочет знать, почему ты заинтересовалась Тхаром Тхаром, – перевел У Ба.

Этого вопроса я ожидала, но мне не хотелось выглядеть в глазах незнакомого человека идиоткой, заявляющей, что слышит голоса. Я придумала замысловатую историю о дальних родственниках Тхара Тхара, которые жили в Америке и случайно оказались моими соседями. Они и… У Ба заговорил раньше.

– О чем ты ему рассказываешь? – перебила я брата.

– О том, что ты слышишь голос умершей матери Тхара Тхара, которая хочет знать о судьбе сына. Ты надеешься, что потом она оставит тебя в покое.

Маунг Тун кивнул, посмотрел на меня с пониманием, будто мой случай был вполне обыкновенным. Не спеша докурил сигарету, потом сказал несколько слов моему брату.

– Он не любит рассказывать о времени, когда служил носильщиком. Даже его жена ничего не знает. Но ради Ну Ну готов сделать исключение. Она достойна того, чтобы узнать о судьбе Тхара Тхара. Ее сын был героем, и мать должна об этом услышать.

Я поблагодарила его. От себя и от имени умершей Ну Ну.

Маунг Тун раздавил окурок в пепельнице, подался вперед и начал историю.

Солдаты собрали нас в поле у въезда в деревню, окружили колючей проволокой и оставили до утра. Ночь выдалась холодной. Мы сбились в тесный кружок и пытались согреться. Тхар Тхар и Ко Гуи сидели рядом со мной, я хорошо знал обоих. Мы были ровесниками: вместе играли, вместе росли. Ко Гуи весь дрожал, и Тхар Тхар обнимал его за плечи. Солдаты запретили нам разговаривать, но вести беседы никому и не хотелось. Во всех нас говорил страх. Никто не спал. И вдруг солдат выкрикнул имена братьев, требуя, чтобы те подошли к воротам. Они подчинились. Светила луна, и у ворот я увидел их мать. Все трое стояли и перешептывались. Ко Гуи отчаянно мотал головой, Ну Ну плакала. Потом она взяла Ко Гуи за руку и попыталась увести. Он упирался. Братья не сводили друг с друга взгляда. Ко Гуи что-то снял с себя и надел на шею Тхара Тхара. Потом подошли солдаты и велели Ну Ну уходить. Они вытолкали Ко Гуи за ворота, и Ну Ну увела его.

Тхар Тхар стоял возле колючей проволоки и глядел им вслед. Молча. Долго. Караульные кричали ему, требовали немедленно вернуться к остальным и сесть. Тхар Тхар будто не слышал. Тогда караульный изо всех сил ударил его в плечо прикладом винтовки. Тхар Тхар повернулся и пошел к нам. Я не узнал друга и даже испугался. Его глаза стали больше, щеки опали, он побледнел и теперь сам дрожал.

Тхар Тхар стоял в середине нашего кружка и продолжал глядеть туда, где скрылись мать и брат. Солдаты кричали, что накажут его за нарушение дисциплины, он не обращал внимания. Кто-то из наших попытался усадить его, но он не давался. Потом меня сморил сон, а когда я проснулся, Тхар Тхар все так же стоял и смотрел.

Утром нас загнали в крытый грузовик и повезли в казарму. Тхар Тхар сидел на скамье и ни за что не держался. Машину сильно подбрасывало на ухабах, и каждый раз Тхар Тхар ударялся головой о стенку. У него все лицо было в крови. Пахло в этом грузовике, скажу я вам. Наши парни не привыкли ездить на машинах. Многих рвало. Тхар Тхар не замечал ни крови на лице, ни вони.