Ян-Филипп Зендкер - Сердце, живущее в согласии

В другом углу монастырского двора стояла серовато-белая ступа с позолоченным шпилем, ее стенки напоминали лицо, изъеденное крупными оспинами. Возле ступы сидели двое послушников и плели корзины из листьев и травы. Тхар Тхар позвал их. Послушники прервались, тяжело поднялись и побрели к нам. Один шагал медленно, осторожно, опустив голову, словно что-то искал под ногами. Второй шел согнувшись. Этот был горбатым. Босые ноги обоих украшали бесчисленные ссадины и царапины. Подойдя к нам, мальчишки взялись за руки и вежливо поклонились. Младшего судьба наградила не только горбом, но и заячьей губой, причем очень заметной. Когда голову поднял старший, я вздрогнула. На меня смотрели глаза, подернутые молочно-белой пеленой. Послушник был слеп.

У Ба взял меня за руку.

– Это Ко Аунг и Ко Лвин, – представил мальчишек Тхар Тхар. – Никто не сплетет корзину лучше, чем они. Я пробовал с ними соревноваться, но мне не угнаться за их руками.

Послушники хором прошептали что-то, отдаленно похожее на английское: «Как поживаете?»

– Я каждый день занимаюсь с ними по школьной программе, – с оттенком гордости сообщил Тхар Тхар. – В том числе немного учу их английскому.

Я ответила ребятам, что поживаю хорошо и рада приезду сюда. Послушники заулыбались, снова поклонились и отправились плести корзины.

Тхар Тхар пояснил, что остальные ребята сейчас в поле, и пригласил нас выпить чая.

Мы поднялись по расхлябанной лестнице; очутившись внутри, я застыла от удивления. Напротив входа, на подиуме, стояло не менее дюжины Будд. В свете электрических лампочек одни блестели позолотой, другие оказались матовыми, почти черными. Некоторые статуи были слегка раскрашены. Позы Будд тоже различались. Один возлежал, подперев голову, другой стоял, третий сидел с поднятой рукой, словно собирался что-то сказать. Был здесь и «Будда-клоун» – толстенький, как борец сумо. Из его глаз так и струилась самоирония. Подиум окружали вазы с красными гладиолусами, жасмином и ветками гибискуса. В миске плавали лепестки роз. Над алтарем висели бумажные фонарики и желтый балдахин с пришитыми разноцветными камешками. На тарелках лежали приношения: рис, пластиковые пакетики, конфеты, батарейки, пирожные. Дым от курительных палочек смешивался с ароматом живых цветов. За алтарем, на стене, я с удивлением увидела два распятия. К одной колонне был прикреплен плакат с ликом Девы Марии, к другой – изображавший волхвов. Оба плаката переливались позолотой. Я хотела спросить У Ба, откуда в буддистском монастыре христианские символы, но брату было не до них. Его опять одолел кашель. Когда приступ прошел, У Ба тихо сел на корточки. Я снова вспомнила слова мандалайского врача.

– Вижу, ваш спутник устал с дороги, – сказал Тхар Тхар. – Сейчас я заварю чай.

Он прошел в конец коридора и скрылся за дверью.

Я присела рядом с У Ба.

– Прошу меня извинить, но мне нужно немного передохнуть, – сказал он.

– Ты видел католические распятия? – шепотом спросила я.

Брат кивнул:

– Наверное, подарки итальянского священника.

– Но как они могут находиться в буддистском монастыре?

У Ба пожал плечами и устало улыбнулся.

Тхар Тхар вернулся с подносом, на котором стоял термос и три чашечки. Поставив все это на низкий столик, он сходил за подушками для нас с У Ба.

– Я буду очень признателен, если вы позволите мне немного отдохнуть. Конечно, если моя просьба не покажется вам назойливой, – тихо сказал У Ба.

Тхар Тхар немедленно встал и принес подстилку с одеялом.

– Вы в Хсипо где-нибудь остановились? – спросил он.

– Нет, – ответила я.

– В таком случае предлагаю пожить у нас.

Помимо кухонного помещения, остальное пространство монастыря не разделялось на комнаты. Я тщетно искала глазами кровати или хоть что-то, похожее на спальные места.

– Мы вас не стесним?

Тхар Тхар снова засмеялся:

– Ничуть. Места предостаточно. Сейчас подстилки свернуты, мы их разворачиваем перед сном. Если хотите уединения, могу устроить вам ночлег в том углу, за занавеской. Иногда туристы остаются у нас на ночь. У нас даже есть два спальных мешка, остались от туристов. Думаю, вашему спутнику стоит залезть в один.

– Это мой брат.

Тхар Тхар смутился:

– Простите, я не заметил сходства.

– Сводный. По отцу. Я живу в Нью-Йорке и приехала его навестить.

Тхар Тхар кивнул, приняв мои объяснения без вопросов.

На дворе смеркалось. Вскоре я услышала голоса детей, возвращавшихся с работы, шарканье их ног, громыхание пустых ведерок и переливы веселого хохота. Наверное, так беззаботно смеяться умеют только дети.

Вскоре все они поднялись по лестнице. Ко Аунга и Ко Лвина я уже знала. За ними хромали двое подростков, следом, опираясь на самодельные костыли, шла одноногая девочка. У другой, рядом с нею, была только одна рука. Процессию замыкали мальчик и девочка без видимых физических увечий. Все послушники тепло поздоровались с нами и скрылись на кухне, откуда вскоре донеслось потрескивание огня в очаге и стук посуды.

– Сколько их у вас? – спросила я.

– Двенадцать.

– А вы – настоятель монастыря?

– Нет. Мы занимаем монастырское здание, но не живем по уставу буддистов.

– Тогда как называть ваше… поселение?

Тхар Тхар задумался.

– Семьей. Мы живем вместе. Двенадцать моих чад и я. Все они… как бы это правильно сказать… все они отличаются от обычных детей. Ко Аунг слеп. Ко Маунг глухой. У Ко Лвина горб и заячья губа. Ко Хту хромает. Соэ Соэ потеряла ногу, Моэ Моэ – руку. У Тоэ Тоэ дрожат конечности, а у Эй Эй не сгибается нога. По разным причинам эти дети стали обузой для своих семей. Другие монастыри отказались их принять.

– Почему? – удивилась я.

– В буддистских монастырях не любят брать послушников с телесными увечьями. Считают, что у таких детей плохая карма. Монахами могут быть лишь здоровые физически и душевно. Потому эти двенадцать попали ко мне.

– И что вы с ними делаете?

Тхар Тхар подлил чаю и озадаченно посмотрел на меня. Наверное, мой вопрос показался ему бессмысленным.

– То, что и положено делать отцу семейства, – забочусь. Точнее, у нас все заботятся обо всех. Обучаю их, насколько хватает знаний. Мы выращиваем овощи, плетем корзины, покрытия для крыш и стен, которые продаем. Вместе молимся и медитируем. Вместе готовим еду и едим. Разве у вас нет семьи?

Я кивнула в сторону спящего У Ба:

– Есть. Брат.

– А в Америке?

– Там я живу одна.

– У вас нет мужа?

– Нет.

– И детей?

– Тоже нет, – выдохнула я.

– Значит, вы живете совсем одна?

Я не помнила, когда на меня смотрели с такой жалостью. Наверное, только в детстве.

– Да, я живу совсем одна, и мне это нравится.

Тхар Тхар склонил голову набок и слегка раскачивался, не говоря больше ни слова.