Владимир Шаров - Возвращение в Египет

Все мы сами для себя делаемся тесными вратами. Пройти их, сподобиться Царствия небесного удастся немногим.

Пятьдесят семь лет между Ходынкой и Трубной — тесные врата. Мы ломились в них, не жалея ни себя, ни других. Ломились так, будто нас и впрямь преследовал антихрист.

Я рассказал кормчему про братства, он подтвердил, что Красное море — отросток Потопа. Ходынка, Трубная — его берега и тут же две стоянки на пути в Землю Обетованную.

В селах вокруг Нижнего Новгорода, когда-то сплошь староверческих, многие дома сверху донизу украшены резьбой. Среди не встречающегося больше нигде — фигуры запутавшихся в адских сетях и утонувших русалов. Кормчий говорит, что их режут в память о тех несчастных, кто, переходя Красное море, — всё равно, куда они шли: из Египта в Синай или обратно из Земли Обетованной в Египет — посреди моря, когда оба берега ушли за горизонт и вокруг не было ничего, кроме воды, потеряли голову и так, мечась туда-сюда, в конце концов захлебнулись, пошли на дно.

Я прочитал кормчему твое письмо про Ходынцев и Трубных, и он сказал, что между русалами и членами этих братств немало общего. Заказчики резьбы (как правило, они потомки утопленников) и по сию пору убеждены, что, в отличие от пошедших за Моисеем и тех, кто твердо верил, что именно в Египте человек сам, своими руками сможет построить Рай на земле, смерть их родных не имела смысла, и очень от этого страдают. И вот резчики, желая им угодить, изображают русалов спасителями всех тех, кто, как и они, однажды оказался посреди моря греха и теперь безо всякой надежды пытается выплыть.

Думаю, погребальные богатства — нечто вроде заградительных бонов, между — сильное течение с водоворотами, опасное для любого пловца. Но в нас не было страха, и запреты никого не смущали. В воду мы лезли с детской доверчивостью, ликовали, смеялись, когда воронка, затянув почти ко дну, затем выбрасывала в круг, на арену имени Классовой борьбы. Теперь уже здесь, под куполом цирка, мы с азартом освобождали, как звери, выгрызали себе место. Крови было столько, что опамятоваться, разобраться, что к чему, никто и не пытался.

Увидишь Валентина, скажи, что, если снова будет рисовать врата, которые образовали Ходынское и Трубное братства, пусть перекроет их увитой цветами проволочной аркой с надписью: «Отворите мне врата справедливости, войду в них и возблагодарю Бога». Если бы нам не привиделись эти слова, всё сложилось бы по-другому.

Россия на рубеже веков набрела на ряд ответов: «Все мы один организм», «Можно воскресить всех убитых» — и не испугалась, не оробела, а ведь отыграть назад было еще не поздно.

Пойми, революция была неизбежна, потому что не соблазниться, не встать, не пойти проверить то, что она обещала, однажды сделалось невозможно.

Искушало не только приходившее извне, но и Господь. Все эти надежды снискать на земле Рая Небесного — литургии и гари, а дальше уже без конца и без края, от скопцов до коммунизма. Господь звал к Себе, звал, и мы, не имея сил устоять, на полпути, ничего не доделав, всё бросали и с восторгом, с упованием спешили в мир иной.

Не думаешь ли, племянник, что народ в России и вправду, сколько мог, поспешал в светлое будущее, но перед ослицей, на которой он ехал, как у Балака, всякий раз вставал ангел Божий, и она сворачивала не туда?

Осваивая заимку, поднимая целину, мы выкорчевывали, а потом жгли всё, что там росло раньше. Дальше по пеплу и гари сеяли жито, и всякий раз верили, что это поле — уж точно Земля Обетованная, до скончания века она будет течь молоком и медом. Но не проходило семи лет — поле переставало родить, и опять надо было подниматься, искать другой участок, расчищать его. Одно — два поколения спустя наши дети, ничего не зная и ни о чем не помня, возвращались на старое место и не находили там ничего, кроме обычного кустарника и успевшего укорениться леса. Со стороны, конечно, было видно, что мы, как колодезный мул, ходим, ходим по кругу и с этой орбиты уже не сойдем. Но сами мы по-прежнему верили — впереди Святая Земля, не сомневались: рано или поздно до нее дойдем.

Я не циничен, оттого думаю, что мы верили и были обмануты. Просто одни хотели обмануться и обманулись, другие были осторожны, даже опасливы и всё равно обманулись.

Революция несомненно есть высший разум. Тихо стоя в стороне, она смотрела, как дворянин (Гоголь) глумится над дворянством, дала возможность монархии (Александр II) воспользоваться этим, освободить крестьян, а когда как итог после развода обе власти потеряли интерес к жизни, впали в депрессию, вышла на авансцену, смела и ту, и другую.

Семнадцатый год и 1861-й связаны пуповиной. Народ Божий вышел из рабства, а когда последний фараон решил его вернуть, утопил египтян в Красном море.

От бесконечных споров, где мы сейчас — в Египте или в Земле Обетованной, что есть вообще Египет, что — Святая Земля, каковы они на вид, что там растет и что за люди живут, тут же: правильно ли всё бросить и не оглядываясь бежать от зла или, не уступая ни пяди и не считаясь с жертвами, надо сражаться и сражаться с грехом, народ запутался. Перестал понимать, кто он и куда идет, а когда пролилась первая кровь, и вовсе обезумел. В итоге ее набралось целое море, но «воды» ни перед кем не расступились.

По причине этой неразберихи артиллерия (Казни Египетские) до сих пор бьет и бьет по своим.

Мир, в котором мы тогда жили, был слишком сложен. Понятная попытка взглянуть на него проще с неизбежностью обернулась революцией.

Один говорил одно, другой другое, а что на самом деле, никто не знал. Назначение революции было помочь нам. И что бы кто ни говорил, со своей задачей она справилась.

Мы вконец запутались, не знаем, кем нам быть — Римом или Иерусалимом. Тот и тот соблазняют нас своими прелестями, и мы мечемся между ними как оглашенные. Но вот на кого-то сошло откровение, что оба города, в сущности, одно и то же, нет никакой Вавилонской блудницы и никуда не надо идти, дом, который нам дан, не только наш — он дом и Бога. Оттого, что всё так просто, мы впадаем в раж, от восторга, ликования не знаем, как себя любить и лелеять. А потом никчемный умник ткнет носом в географическую карту — и снова не хочется жить. Но и из этой ямы мы однажды выбираемся. Решаем, что разницы нет, где ты — в Египте или в Земле Обетованной; если обращен к Богу, всегда помнишь о Нем, ты на Святой Земле, а если тебя неостановимо притягивает зло, то иди не иди — навечно в аду.