Борис Гайдук - Плохие слова

Но вообще-то это тоже другая история, и, в отличие от Паши, который свою историю третьего числа сможет рассказать более или менее внятно, Фома вспомнит только то, что ошибся автобусом и вместо своей Вятской улицы неожиданно уехал аж в Медведково.

Тем временем Дима Скворцов еще несколько раз набирал Анин номер, но неизменно натыкался на короткие гудки и впал от этого в уныние. Ему представилось, что Аня все время звонит ненавистным богемным пижонам Звонаревым и их отвратительным дружкам свободных профессий, немытым и нечесаным, но зато с всегда готовым Прустом-Джойсом на языке, и договаривается с ними о встрече, и от обиды заигрывает с Вадиком, и сплетничает с его женой, похожей на засушенную змею, или даже… О, ужас! Но что теперь делать?

Выпить еще и уснуть в кресле до утра, истекая во сне слезами стыда и горя? Включить телевизор и слушать очередные песни о главном или в сотый раз смотреть про то, как мы с друзьями тридцать первого числа ходим в баню? Вызвать спасателей и «скорую помощь»?

Дима машинально перелистал свой блокнот и наткнулся взглядом на запись «мамины зубы» от четвертого октября уходящего года. «Позвоните родителям», — вспомнил Дима телевизионный призыв и набрал номер.

— Как зубы? — спросил Дима после положенных случаю поздравлений.

Зубы оказались в порядке, только на правой стороне было сначала немножко больно, но врач сказал, что все нормально и со временем прекрасненько пройдет само, оно и правда уже почти прошло, а врач после этого еще звонил и справлялся, такой симпатичный молодой человек, похож знаешь на кого? — на Сережу Матюшина, видела его на днях, такой важный стал, не поверишь, ездит на какой-то большой дутой машине, а к врачу надо будет зайти в конце января, но я уже и сама вижу, что все получилось очень хорошо, такой симпатичный молодой человек…

Дима выслушал про зубы и остальное, наврал, что у него тоже все в порядке и все хорошо, и на работе, и вообще, и обязательно заеду в первых числах, и нет, не болею, и всегда надеваю шарф, и обязательно завтракаю, и прочее, и прочее, на чем сыновний долг был успешно исполнен.

«Позвонить, что ли, Матюшину?» — подумал Дима. Почему бы, собственно говоря, и не позвонить? Чего-чего, а времени навалом.

Матюшин и в самом деле оказался весьма представительным. Голос его приобрел самодовольный бархатный тембр, указывающий на стабильное положение, высокую самооценку и полную гармонию личности. Матюшин попросил заезжать и вообще не забывать старых друзей и, кстати, помнишь ли наши весенние кораблики в проточных лужах и всяких там якобы почтовых голубей, и помнишь ли Колю Панкратова? — так вот этот Коля теперь…

После Матюшина Дима еще раз позвонил Ане, но снова было занято. Может быть, она ушла и забыла положить трубку? Или звонит подружкам? Или полезла в Интернет? Впрочем, нет, вряд ли. Интернет, так же как мобильные телефоны, еще не получил широкого распространения и был редкой по крутизне деловой коммуникацией, а также любимой игрушкой некоторых сумасшедших киберотморозков.

Что же делать?

Дима снова полистал блокнот и наткнулся на жирно и многократно зачеркнутое имя. Телефон рядом с именем был тоже зачеркнут, но не так старательно.

Поколебавшись, Дима набрал номер.

— Привет, — сдержанно сказал он. — Ты не беспокойся. Я просто так звоню. Поздравить тебя с наступающим. Все в порядке. А ты? Да ну! Здорово. Нет-нет, все хорошо, честное слово. Просто так, поздравить… Ну, пока, рад был слышать. И тебе тоже…

От разговора осталось приятное чувство окончательной завершенности некогда запутанного и не совсем красивого с его стороны дела. Все хорошо. Вот и славно.

Но где же эти козлы?

Ни Паши, ни Фомы, как вы уже догадались, дома не было. Пашу еще только-только бережно выводит из отделения под руку старший сержант Караваев, а Фома так и едет в автобусе, но протест против назойливо зудящей старушонки уже поднимается в нем и заставляет хмурить брови и недовольно пыхтеть волосатым бородавчатым носом.

Не позвонить ли в таком случае Валере и Толику, остальным двум участникам злополучного празднества? Пожалуй, позвонить стоит.

Но и этих двоих нет дома!

Неужели они всей капеллой завалились в какой-нибудь кабак и предательски продолжают квасить? Вот гады! Впрочем, нет, этого точно не может быть. Осталось три часа до Нового года, всех их ждут семьи или друзья. У Фомы вообще двое детей, дети для него святое. Не случилось ли чего-нибудь нехорошего? Толина жена, по крайней мере, уже вовсю психует, а ведь Толик живет совсем рядом и обычно ходит на работу пешком. Куда он мог подеваться?

Толик между тем никуда не подевался. Он сидит на скамейке возле своего дома и изо всех сил дышит свежим воздухом, пытаясь хоть немного протрезветь. Толик пошел домой пешком, но по дороге заскочил в магазин, чтобы купить торт и задобрить тем самым истеричку жену, которая, если увидит его пьяным, обязательно напомнит о том, что они с восьмилетней дочкой до сих пор живут в однокомнатной квартире, в то время как другие мужчины зарабатывают деньги, а Толик опять напился, и она уже выбилась из сил, и не может этого выносить, и когда же всему этому придет конец.

В магазине Толика, пьющего нерегулярно и почти всегда умеренно, мгновенно развезло от тепла и отчаянно затошнило, и он опрометью кинулся вон из магазина, забыв про торт, и глубоко дышал на улице, и теперь обязательно хочет протрезветь, прежде чем идти домой, потому что если его вдруг вырвет дома, то Кристина будет вне себя и станет не просто обыденно ругаться, но и плакать потом беззвучно почти до утра, а Толику это особенно невыносимо. Поэтому сейчас Толик сидит на скамейке у подъезда собственного дома, стараясь сконцентрироваться на своих ощущениях, но долгожданное просветление пока не приходит.

Впрочем, это тоже другая история, история грустная и, к сожалению, бесконечная, и дело здесь вовсе не в тесной квартире, с которой Толиково семейство удачно съедет уже в наступающем году, а совсем в другом. Оставим Толика сидеть на скамейке, поскольку помочь ему мы все равно не силах, а сладострастно читать о чужих бедах бесчеловечно в этот предпраздничный день.

Проблем, впрочем, не убавилось и у нашего Димы.

Он еще раз подергал дверь, выглянул в окно и позвонил отсутствующему вахтеру.

Затем стал снова листать блокнот, причем теперь уже в алфавитном порядке.

Буква А начиналась с Арбузовой Веры.

— С Новым годом, дорогие москвичи! — азартно воскликнул Дима и набрал номер Арбузовой Веры.

Веры дома не оказалось, но полный подозрений мужской голос пообещал передать ей привет и поздравления от институтского приятеля Скворцова.

Далее в списке шел междугородный восточный Адик. Адик был слышен на удивление хорошо, обещал скоро быть проездом в Москве и непременно позвонить. Новый год у Адика уже наступил, в трубке был слышен многоголосый тюркоязычный смех и хорошо усиленная ударными инструментами восточная мелодия. Адик цветисто пожелал счастья-здоровья и остроумно послал Диме Новый год «от нашего стола — вашему столу».