Элисон Уэйр - Плененная королева

Лицо Бекета оставалось непроницаемым. Он, казалось, изо всех сил пытался держать себя в узде. Еще бы не держал, подумала Алиенора, ведь все, что он делал, было продумано, Бекет никогда не поступал под влиянием момента. Она не верила, что архиепископ согласится так легко, как предполагал Генрих. Будет искать увертки. Без борьбы не сдастся.

Архидьякон Кентерберийский, действовавший в качестве неофициального советника Генриха, поскольку не находилось никого, имевшего положение и способности Бекета, чтобы заменить его, встал и развернул свиток, на котором были записаны новые законы. Пока читались две первые статьи, внимательно слушавшие лорды изредка кивали и говорили «да-да», и Бекет, казалось, немного расслабился. Пока все это, как и говорил Генрих, было повторением старых и известных обычаев.

Генрих тоже смотрел на Бекета, озорные искорки плясали в глазах короля. Алиенора не могла понять, какую игру он затеял. У него почти наверняка было что-то заготовлено.

Долго ждать, чтобы узнать это, ей не пришлось. Архидьякон – человек вовсе не глупый, прекрасно понимавший, что сейчас он вызовет бурю, – откашлялся и прочел третью статью. Генрих сидел, невинно улыбаясь.

– «Король постановил, что с этого дня клирики, совершившие преступление, будут судимы королевским судом».

Бекет вскочил на ноги.

– Ваше величество, в этом королевстве нет и никогда не было такого закона! – возразил он.

Епископы с несчастными лицами посмотрели друг на друга.

– Было или не было, а сейчас есть, – тихо, угрожающим голосом произнес Генрих.

– В Святом Писании сказано: «Отдайте Богу Богову, а кесарю кесарево», – возразил Бекет.

Теперь епископы вертелись как ужи на сковородке.

– Вы поклялись подчиняться мне! – прорычал Генрих.

– Я поклялся поддерживать старинные законы этой земли, – ответил Бекет. – Вы меня обманули, ваше величество. Меня и всех нас.

– Как ты смеешь! – взревел Генрих. Он поднялся на ноги, его трясло от ярости. – Приноси присягу, священник. Ты принесешь мне присягу!

Проигнорировав его, Бекет обратился к собравшимся клирикам:

– Собратья, вы прекрасно знаете, что эти новые законы включают не только законы покойного короля Генриха, но еще и этот драгоценный закон нынешнего короля, зачитанный вам сейчас, закон, противный чести Господа и Его Церкви. А потому я требую, чтобы вы в духе повиновения мне и нашему Божественному Отцу не одобряли эти несправедливые требования.

– А как быть с повиновением мне, вашему королю! – прокричал Генрих, когда по рядам епископов прошел согласный шепоток. Алиенора опасалась, как бы ее муж с воем не упал на пол от охватившего его гнева. – Клянусь Господом, – рычал он, хватаясь руками за меч, – если нужно, то я получу ваше согласие на острие меча!

– Ваше величество, епископы служат Господу, – ответил ему Бекет, разводя руки в защитительном жесте, словно пастух, оберегающий свое стадо. Глаза его с вызовом, без страха смотрели в налитые кровью глаза Генриха.

Первым отвел взгляд Генрих. Но случилось это после того, как Бекет заметил слезу, скатившуюся по королевской щеке. Генрих быстро вытер ее рукавом, делая вид, что сморкается. Король не заметил сожалеющего, сострадательного взгляда, который на мгновение смягчил непримиримое выражение архиепископа.

– Томас, ты и дальше будешь стоять у меня на пути? – хриплым голосом спросил Генрих.

– Нет, мой король, – ответил Бекет. – Если вы попросите, я нарушу клятву.

– В этом не будет нужды! – отрезал Генрих. Настроение его слегка улучшилось, когда он почуял победу. – Ты только скажи, что принесешь присягу на моих законах. Больше от тебя ничего не требуется. Все очень просто.

– Чтобы избавить вас от необходимости продолжать, я в здравом уме клянусь поддерживать эти законы и прикажу моим епископам сделать то же самое. Но я глубоко сожалею, что не могу приложить мою печать к этому документу.

– Ты поклянись – это все, о чем я прошу, – согласился Генрих.

Он считает, что победил, подумала Алиенора, что перехитрил друга Бекета. Но похоже, это только начало. Королева склонила голову, потому что слезы наполнили и ее глаза. Она вдруг увидела собственное будущее: долгие мучительные годы, ожидающие ее и омраченные этим непримиримым, вздорным, заносчивым священником, когда она потеряет своего Генри, а Генри потеряет собственную душу, а потом могила поглотит их обоих. Это будущее казалось невыносимым.

Бекет поклялся, а вместе с ним – и его епископы. Но из дворца он вышел мрачный, с опущенным лицом. Как-то раз, направляясь в часовню со своими дамами, Алиенора в ужасе увидела мужчину, обнаженного по пояс, – он сидел на ступенях часовни. Его обнаженная спина была окровавлена и исполосована. Королева не могла оторвать глаз от этого мрачного зрелища: колючая плеть снова и снова хлещет по спине через плечо, бичуя и разрывая белую кожу. Услышав ее крик, мужчина бросил плеть на пол и рывком повернул голову. Алиенора узнала Бекета, лицо которого превратилось в маску скорби. Мгновение она смотрела на него, а потом поспешила прочь, подгоняя своих неторопливых дам, чтобы они не вторглись в приватный ад архиепископа.

Скоро пошли разговоры о том, что Бекет сожалеет о содеянном и накладывает на себя тяжелые наказания. Он даже пытался бежать из королевства, но на берегу его остановили чиновники короля.

– Мы не можем позволить примасу Англии бежать во Францию, – усмехнулся Генрих, хотя его лицо потемнело от гнева.

– Я бы отпустил его, – сказал епископ Фолио, его кустистые брови нахмурились. – Папа Римский не одобрил бы его за то, что он оставил паству, и, я уверен, не стал бы возражать, замени вы Бекета кем-нибудь другим.

– Целиком согласна с вами, милорд епископ, – отозвалась Алиенора. – Этот священник всем уже надоел!

– Вы правильно сказали, Фолио. Томас должен уйти, – согласился Генрих.

Алиенора удивленно посмотрела на него.

– Все ваши епископы поддержат вас, – заверил его Фолио. – Бекет слишком неуравновешенный для высокой церковной должности. Он дискредитирует ее!

– Томас перешел все границы, когда стал противодействовать новым законам! – вскипел Генрих. – Что ж, я воспользуюсь этими законами, чтобы избавиться от него. Я решил привлечь его к суду за злоупотребление деньгами, вверенными ему, когда он занимал должность канцлера. Посмотрим, как это изменит его позицию.

– Имело место злоупотребление деньгами? – спросил Фолио.

– Нет. Но это послужит нашей цели! – мрачно ответил Генрих.

Король искал способ, горел желанием отомстить бывшему другу. Ненавидеть с такой силой мог только человек, чья любовь была так же безгранична. И все же… Она была уверена, что у мужа все еще болит сердце, страдает душа, и никакое лекарство, будь это месть или примирение, не способно залечить глубокую рану предательства Бекета.