Элисон Уэйр - Плененная королева

– У тебя воистину извращенный ум, если ты позволяешь себе так думать! – прорычал он. – Я могу только допустить, что тебя к таким гнусным предположениям привела твоя болезненная ревность.

– Можешь так считать, если хочешь, – тихо проговорила Алиенора, прижав ладонь к горящей щеке. – Больше я не скажу тебе ни слова, потому что знаю, насколько мучительно выслушивать истину, а я убеждена, что это истина. И слушать ее больно. Но когда он нанесет тебе следующий удар, я буду здесь, Генри. Я тебя люблю. Я никогда не предам тебя и не причиню тебе вреда.

По прошествии лет Алиенора вспоминала эти слова с горьким сожалением, а ту ночь – как поворотный пункт в их браке. Она вдруг тоже стала врагом за то, что осмелилась затронуть больное место в сердце мужа. Он пришел к ней в поисках утешения, а она все только ухудшила. Ощущение безнадежности переполняло ее. Между ними по-прежнему стоял Томас Бекет, и как враг короля он был могущественнее, чем как друг.

Глава 21

Генрих встал, и мгновенно воцарилась тишина. Бароны и епископы, собравшиеся в зале Большого совета, заполнили это величественное сводчатое помещение до отказа и теперь выгибали шеи, чтобы увидеть короля, услышать, что он говорит. Прошел слух, что король собирается заявить о чем-то важном и противоречивом.

– Милорды, – начал король, – я намерен поговорить об изъяне в законах моего королевства. Речь пойдет о преступных священниках – тех, кто был снисходительно осужден церковными судами, потому что обладал неподсудностью как духовное лицо. Мне представляется, добрые сэры, что эти люди, принадлежа к духовным орденам, в ряде случаев в буквальном смысле уходят от наказаний за убийство. И я больше не собираюсь терпеть подобное!

При этих словах по залу пронесся шумок. Несколько баронов выкрикнули: «Верно!» Архиепископ Бекет и его прелаты сидели с каменным лицом.

– Я решил потребовать от церковных судов передачи преступников, которые нарушили мои законы, в королевские суды для предания их надлежащему наказанию! – твердо сказал Генрих. – Это не нечто новое, милорды, а лишь возвращение к обычаю, существовавшему при Генрихе, которого все вы почитаете как Льва Справедливости.

На некоторых лицах появилось озадаченное выражение: люди пытались – и не могли – вспомнить о проведении первым Генрихом подобных законов. Король мрачно улыбнулся самому себе. На самом деле он выдумал этот закон своего предшественника, но надеялся, что никто не посмеет обвинить его во лжи.

Король сидел на троне, глядя на своих советников и словно бросая им вызов: ну-ка возрази!

– Так что, милорды? Что скажете? – гаркнул он.

Бекет поднялся на ноги. Лицо его было мрачнее тучи.

– Ваше величество, как и все остальные здесь присутствующие, я хорошо знаю о тех обвинениях, что можно предъявить церковным судам. Но как ваш архиепископ и примас Англии, я не могу санкционировать ущемление власти и свобод Церкви.

Генрих смотрел на Бекета с каменным лицом, неподвижно сидя на троне и держась за деревянные подлокотники.

– Вы отказываетесь повиноваться мне, лорд Кентерберийский? – спросил он устрашающим голосом.

Но Бекет не отступил:

– Ваше величество, возвысив меня до архиепископа, вы оказали мне высочайшее доверие. Я бы предал ваше доверие, если бы не стал защищать независимость Церкви от посягательств светских властей.

– Ты поднаторел в предательствах, поп, – пробормотал Генрих.

Некоторые из присутствующих услышали его слова и многозначительно переглянулись. Судя по выражению лица Бекета, он тоже слышал, что сказал Генрих. Сглотнув, он сделал некоторое усилие, чтобы вернуть себе самообладание.

– Я категорически возражаю против предлагаемой вами реформы, ваше величество, – заявил Бекет, потом сурово посмотрел на епископов, призывая их поддержать его.

Некоторые смотрели в пол, другие, казалось, вдруг обнаружили что-то доселе им неизвестное в своих епископских перстнях.

Со своего места поднялся епископ Жильбер Фолио.

– Я с вами, мой король! – с вызовом заявил он. – Главное – дух закона, а не его буква, будь это закон Божеский или человеческий.

– Благодарю вас, милорд Херефорд, – с благодарностью сказал Генрих. – Хотя бы у одного из моих клириков есть здравый смысл. Что скажут остальные? Кто из вас за меня?

Все бароны до одного подняли руки, к ним боязливо присоединились несколько епископов.

– Кому вы служите в первую очередь – Богу или королю?! – напустился на них Бекет.

Он пересекся взглядом с Генрихом. Лица обоих горели ненавистью, правда, на лице короля была еще и боль. Но для Бекета не существовало ничего, кроме его миссии. Он знал, что прав. Земная дружба должна отойти в сторону перед честью Господа и Его Церкви.

– Я требую, чтобы вы воспротивились этой так называемой реформе, – обратился он к своим епископам.

– Осторожнее, Томас! – прорычал Генрих, но Бекет проигнорировал его.

– Те, кто против, встаньте! – потребовал Бекет. – Здесь вопрос идет о большем, чем о простой покорности королю. Вы должны помнить о ваших бессмертных душах.

Несколько мгновений все оставались неподвижны, потом встал один епископ, за ним другой, еще один, наконец встали все, кроме епископа Фолио, который вставать решительно не собирался.

– Милорд епископ Херефорда, я надеюсь, вы думаете о Господе и о своей совести? – спросил Бекет.

– Моя совесть в полном согласии с Господом, – ответил Фолио, сложив руки на внушительном животе.

– Прекрасно! – недовольным голосом произнес Бекет.

– Хватит этих разговоров! – прорычал Генрих. – Вы, мои епископы, принесете присягу верности древним традициям королевства. Я этого требую!

– Но это будет означать, что мы поддерживаем тот самый закон, который, по вашим словам, был издан королем Генрихом, – сказал Бекет.

– Мое право требовать от вас такой клятвы, – твердо ответил ему Генрих. – Мои законы должны поддерживаться, а если мои епископы не подают в том примера моим подданным, то чего, черт побери, можно ожидать от остальных.

Поморщившись при упоминании королем черта, Бекет обратился к своим епископам:

– Вы должны принести клятву, как того требует ваш долг перед королем. Но вы должны добавить слова: «исключая наш орден». Вам это ясно?

– Проклятье! – бушевал Генрих. – Я не хочу слышать ничего про ваш орден. Я требую ясно выраженного и абсолютного подчинения моим законам.

– Тогда, мой король, находясь в здравом уме, я не могу требовать, чтобы епископы приняли эту присягу, – не отступал Бекет.

Генрих пришел в ярость. Его трясло от гнева. Он встал и быстрым шагом вышел из зала.

Внезапно из двора в зал донеслись звуки бешеной деятельности, взволнованные крики людей, ржание лошадей, грохот телег.