Зоэ Бек - Голос крови

– Если консультация будет назначена в феврале, я могу с тобой полететь. В феврале мне и так надо быть в Нью-Йорке, а оттуда до Гарварда недалеко, – сказал Фредерик без всякого энтузиазма.

– Я хочу как можно скорей встретиться с этим доктором Ингремом, – возмутилась Карла. – Хоть в сочельник, если придется. Сейчас узнаем, когда он может выбрать время. – Она сняла телефонную трубку и резко крутанула диск, набирая номер.

– Какие сейчас звонки. – Фредерик посмотрел на свои часы и мысленно сделал подсчет. – В Массачусетсе половина седьмого утра.

– Я уверена, все врачи в это время уже на ногах, – решительно заявила Карла.

И действительно, после двух гудков трубку на другом конце света сняли, и в ней раздался женский голос.

Карла свободно говорила по-английски. В нескольких словах она изложила, по какому вопросу решила обратиться.

– Мой муж и сам собирался вам позвонить, – сказала миссис Ингрем, к удивлению Карлы.

Минуту спустя к телефону подошел доктор Ингрем:

– Я хочу осмотреть вашу дочь. В настоящее время у меня есть, кроме нее, еще пять детей, страдающих синдромом Хатчинсона – Гилфорда. Один мальчик живет во Франции, ему четырнадцать лет. Что вам уже известно об этой болезни?

– Сегодня я впервые о ней услышала.

– В таком случае мне много чего нужно вам о ней рассказать. В начале января вам подходит?

Получив фотографии Флисс, он сразу же запланировал поездку в Берлин и включил ее в свое расписание.

– Подходит. – Карла положила трубку. Она торжествовала. – Доктор Ингрем согласен взять Флисс в свои пациентки.

Фредерик беспомощно смотрел на нее. Она знала, что он ждет отпущения, спасительных слов, которые освободят его от лишних обязательств. Но она не пошла ему навстречу, а сказала:

– Мы оба несем одинаковую ответственность.

– Само собой, само собой, она – моя дочь, и…

Карла жестом заставила его замолчать:

– В январе ты здесь?

— Мы будем не здесь, мы же едем в Грац. Мой новогодний концерт… Недельку пожить у Петера с Мириам… А затем две недели в Вене, потом Моцартовский фестиваль в Зальцбурге – это неделя…

– Моцартовский фестиваль в Зальцбурге! Ты же никогда не интересовался Моцартом!

Фредерик только разинул рот и стал похож на рыбу, которую вытащили из воды.

– Ну, значит, я переменил свое мнение, – выкрутился он наконец.

– Я и не знала, что ты в таком отчаянном положении.

– Почему отчаянном? – обиженно спросил он.

– Чтобы ты вдруг стал якшаться с Моцартом? Неужто дела так плохи?

– Дела идут прекрасно! Что такого, если я раз в кои-то веки поеду в Зальцбург…

– Только бы не оставаться дома, верно?

Его глаза блуждали по комнате в поисках какой-нибудь отговорки.

– Но Вена же ради тебя, – попытался он оправдаться. – У тебя в Вене несколько деловых встреч. Этот галерист, как там его звали…

– Ингрем прилетает седьмого. К седьмому мы должны быть в Берлине. Поедешь один.

Она ушла в библиотеку, а он так и остался стоять столбом.

Составив список дел, которые нужно решить за оставшиеся дни, Карла взяла адресную книжку и начала листать. Во время беременности она познакомилась с доктором-англичанкой. Где же это было? На одной из выставок? Нет, на демонстрации фильма в Британском совете. Фильм она не запомнила, но помнила, как они тогда разговорились. Карла ей позвонит и попросит присутствовать при беседе с доктором Ингремом. Как специалиста, ну и, наверное, как приятельницу. А что? Они тогда хорошо сошлись! Это было два года назад или чуть больше. Во всяком случае, Карла тогда была беременна Фелиситой. На этот раз Карла не повторит той ошибки, которую допустила с Эллой, и не станет ей предлагать деньги за то, чтобы та оказала ей поддержку. Нет, Карла просто спросит ее, не может ли она помочь. Как подруга.

Наконец Карла отыскала номер. Но, набрав его, услышала, что «такой абонентский номер не существует». Вероятно, та женщина уже не живет в Берлине, а вернулась к себе в Англию. У Карлы мелькнула было мысль отыскать ее через Британский совет, но она тотчас же от этого отказалась.

Если эта болезнь действительно такая редкая, как говорил доктор Бартоломей, англичанка в ней тоже, скорее всего, не разбирается. Доктор Ингрем, очевидно, корифей в этой области, – по-видимому, он имеет в своем распоряжении значительные денежные средства на проведение исследовательской работы, иначе он не мог бы вот так взять и слетать в Германию, чтобы осмотреть одного ребенка. Нет, ей не нужно мнение еще одного специалиста, ей нужна подруга, а подруги у нее нет.

Сама виновата, нечего изображать из себя сильную и независимую женщину. И вдобавок выходить замуж за беспомощного мужчину, очаровавшись тем, что он словно весь не от мира сего.

Карла встала, прошлась по библиотеке, пододвинула стремянку к одному из стеллажей, залезла к верхним полкам, вытащила оттуда медицинский словарь и прочла скупую статейку о синдроме Хатчинсона – Гилфорда. Ничего нового, кроме того, что ей сказал детский врач.

Она позвонила ему и спросила, можно ли ей воспользоваться библиотекой больницы имени Бенджамина Франклина. Через два часа она уже сидела на колченогом деревянном стуле в больничной библиотеке, роясь в специальной литературе. Она мало что поняла в ней сходу, но насмотрелась на снимки детей, хилых, плешивых старичков, увидела, какое будущее ждет Флисс, и застыла над фотографиями, обливаясь слезами, пока наконец доктор Бартоломей не поднял ее тихонько и не отвел прямо в психиатрическое отделение, где ей без лишних расспросов дали таблетку успокоительного и стакан воды.

– Вот вам и доказательство, – сказала Карла, тыча пальцем в нужное место медицинской книги, которую принесла из библиотеки. – Причина этой болезни – дефектный ген. Флисс не наш ребенок.

Доктор Бартоломей покачал головой:

– Вы путаете разные вещи. Эта болезнь не передается по наследству от вас или вашего мужа. – Он наклонился, отодвинул от нее книгу и тихонько закрыл. – Дело в генном дефекте, возникшем на ранней стадии деления оплодотворенной яйцеклетки. Останавливайте меня, если что-то по ходу дела покажется вам непонятным.

Она опустила голову, подперла подбородок рукой и тяжело вздохнула:

– Нет, я все понимаю, что вы сказали. Но не могу поверить. Как вы можете говорить это с такой уверенностью? Как бы там ни было, Флисс не моя дочь. Вы сделали наконец этот тест?