Зоэ Бек - Голос крови

Если не знать Седрика, можно было принять это за бахвальство. Но оно было ему совсем несвойственно. Он не хвастал, а просто констатировал факт.

– Вы же показывали мне чертеж на своем айфоне, – сказал Седрик.

Не глядя на Бена, он продолжал пристально всматриваться в спутниковый снимок:

– Посмотрите-ка, эти здания совершенно иначе распланированы.

Бен поднес чертеж к экрану.

«Совершенно иначе» – было преувеличением. Нужно было очень внимательно присмотреться и точно сопоставить длину и ширину, чтобы заметить разницу.

– Внутренняя стена на несколько футов короче.

– Это значит, что там есть… Что? В обоих зданиях по потайной комнате?

Седрик покачал головой:

– Для этого отличие слишком мало. Полагаю, что речь может идти о лестничной клетке. Вероятно, там есть подвальный этаж, не обозначенный на чертеже.

Бен покачал головой:

– Вряд ли там могли выстроить подвалы, о которых никому ничего не известно.

– Могли. Если вы наняли заграничную строительную фирму, то к тому моменту, как начнут задавать вопросы, рабочих уже и след простынет. Во время строительства территория была обнесена оградой и охранялась. О, подходящий способ всегда найдется! Нас сейчас интересует другой вопрос: зачем понадобились помещения, не обозначенные на чертеже? Ответ: затем, чтобы туда никто не входил. Следующий вопрос: что там делается? Вам известно, что я бы на это ответил. И последний вопрос: как нам туда попасть, чтобы узнать, что там происходит? У вас есть на это ответ?

Бен замахал на него руками:

– Туда попасть невозможно. Но это я уже говорил.

– Невозможно? Скверное дело! Нам нужно туда попасть. Вы должны попасть туда. Давайте что-нибудь придумайте!

Седрик встал, засунул руки в карманы и вышел из библиотеки.

Бен тяжело вздохнул. Как на территории, сплошь утыканной камерами наблюдения, незаметно проникнуть в строго охраняемое здание и найти в нем потайную лестницу, в существовании которой он даже не уверен и которая, вероятно, ведет в строго охраняемую подземную лабораторию? Задача не из легких и на первый взгляд совершенно невыполнимая. Он уставился в экран, представляя себе охранников, которые несут круглосуточное дежурство, не спуская глаз с мониторов. За этим зданием ни на секунду не прекращается наблюдение. Ни одна чайка не может на него сесть без того, чтобы ее сразу не засняли по крайней мере с пяти разных точек. Нет, это невозможно!

Если только Бен не придумает способ, как на пару часов вывести из строя охранную систему.

– Звучит хорошо, – сказал Седрик, устремив взгляд за окно библиотеки. Репортеры перестали устраивать давку у ворот. Теперь они по-приятельски кучковались, попивали из термосов чаек и развлекались разговорами. – Но это займет некоторое время.

Бен кивнул:

– Времени нам ведь, кажется, не занимать, или нет? Так и так пройдет некоторое время, прежде чем завещание вступит в силу. Переговоры о том, кому что отойдет, наверняка можно искусственно затянуть, если постараться. Да и задним числом тоже возможно кое-что сделать.

Седрик сказал, не сводя глаз с репортеров:

– Да. По-видимому, вы правы. Боюсь, во мне просто говорит страх.

– Страх чего? Самое худшее, что вам грозит, – это остаться с половиной отцовского богатства, и тогда вам придется как-то зарабатывать. – Бен рассчитывал вызвать у Седрика улыбку, но тот все так же неподвижно глядел в окно.

– А что, если он еще раз поменял завещание и я не получу ничего? С него бы сталось.

На это Бену нечего было возразить. Он тоже считал, что от папеньки Седрика и не того можно ожидать.

– В любом случае нам требуется время. Если Чандлер-Литтон что-то заметит, то я мигом оттуда вылечу, и все будет кончено. Тогда вы уж ничего не докажете, даже если было что доказывать.

– Я знаю, что правда на моей стороне. – Седрик повернулся и посмотрел Бену в глаза. – Правда на моей стороне, понятно?

Дорогая госпожа Грабовски!

Давно я не подавала о себе вестей, но наша последняя беседа сложилась не слишком удачно. О чем я искренне сожалею. Я была тогда не в самом хорошем состоянии. Я, конечно же, понимаю, что Вы на меня в обиде за увольнение, но надеюсь, что за такое долгое время переживания сгладились и мы обе не будем вспоминать резкие слова, сказанные в пылу ссоры.

При нашей последней беседе я спрашивала Вас, узнаете ли Вы в ребенке, которого я тогда Вам показала, Фелиситу. Сегодня я повторяю тот же вопрос и настоятельно прошу Вас ответить мне честно и по совести. Пожалуйста, не думайте при ответе о чувствах, которые, возможно, ко мне питаете. Речь идет о другом – о жизни и благополучии очень больного ребенка. Сегодня я больше прежнего уверена, что ребенок, которого мне пришлось забрать с собой из больницы, мне не родной. Этот ребенок, как Вам, возможно, стало известно из газет, тяжело болен, и мне бы очень хотелось, чтобы об этой девочке могла заботиться ее настоящая мать. А я, конечно, мечтаю увидеть мою родную дочку.

Пожалуйста, попробуйте все хорошенько вспомнить. Я вложила для Вас теперешнюю фотографию этого ребенка. Постарайтесь не обращать внимания на изменения, вызванные болезнью, и скажите мне, можете ли Вы, глядя на это лицо, сказать, что это Фелисита.

От всего сердца благодарю Вас и остаюсь искренне Ваша

P. S. Пожалуйста, не рассматривайте вложенные в конверт сто марок как взятку, а примите их вместо извинения за то, что я назвала Вас вруньей, когда Вы сказали, что этот ребенок – Фелисита.

P. P. S. Ответ отправьте, пожалуйста, по адресу: г-же Элле Мартинек для Карлы Арним, Акациенштрассе, 25, 1000 Берлин 62.

Дорогая миссис Чандлер-Литтон!

Может быть, Вы еще помните меня. Мы познакомились почти три года тому назад на кинопоказе Британского совета в Берлине. Мы обе хотели найти место с краю, чтобы легче было, если понадобится, сбегать в туалет. Я – потому что была беременна, а Вы – потому что, как Вы тогда выразились, «пили чай литрами, дурная английская привычка». Как видите, я очень подробно помню нашу встречу и надеюсь, что и Вы меня не забыли. Потом наши пути еще несколько раз пересекались.

Если вдруг Вы уже не помните: моя беременность закончилась рождением прекрасной, здоровой девочки, которую мы назвали Фелиситой. Когда ей исполнилось шесть месяцев, мне пришлось на неделю лечь в больницу по поводу опоясывающего лишая. Это Вы непременно должны помнить, потому что недавно мне пришло на память, что ведь именно Вы во время посещения моей галереи посоветовали мне срочно лечь в больницу.

Там Фелисита была временно разлучена со мной из-за опасности заражения. Когда я поправилась, мне принесли – Вы не поверите – чужого ребенка, утверждая, что это моя дочь. Я делала все, что могла, чтобы убедить окружавших меня людей, что это не моя дочь. Мой брак с тех пор, если можно так выразиться, пошел насмарку. Я понимаю, как это должно восприниматься со стороны, но я говорю правду.