Лия Флеминг - Дети зимы

Перед Кэй медленно проплывала каждая минута последнего Рождества – сначала восторг и предвкушение праздника, потом ужасная драма. Сцена за сценой она снова переживала шок, недоверие, немоту, панику. Когда весь мир праздновал и веселился, они онемели от горя, и легкомысленная музыка, лившаяся с экрана телевизора, звучала как обвинение… Горячий напиток немного ее успокоил. Именно о такой реакции ей и говорила психотерапевт, но слова словами, они не могли подготовить ее к такому внезапному взрыву горя. Однако сейчас она уже чувствовала себя лучше. Ведь это другой город, другие магазины, да и духовики играли для того, чтобы все радовались. Надо вернуться и купить подарок для Иви. Зачем ребенку страдать? Ведь надо вытерпеть всего лишь один день, и Кэй справится, переживет его. Другие люди проводят Рождество в одиночестве, со своими печальными воспоминаниями. А ей повезло, у нее есть ребенок; она приехала сюда, на север, чтобы защитить от горя их обеих. Теперь надо собраться с силами еще раз… Она с ужасом посмотрела на часы.

Ник Сноуден ждал ее в «Рыжем Льве», и она уже опоздала на полчаса.

– Извините. – Кэй ворвалась в паб с пакетами в руках. Ник видел, что она запыхалась, а ее глаза полны слез. Как он мог на нее сердиться?

– Присядьте, – велел он.

– Еще раз извините. Такой длинный список. Я забыла о времени. Не знаю, что на меня нашло.

– Спешки никакой нет. Что вы будете пить?

– Ой, я не могу. Я ведь за рулем…

– Я почти ничего не пил, так что отвезу вас домой.

– Но…

– Никаких «но», сядьте и успокойтесь. На вас лица нет.

Из глаз Кэй хлынули слезы.

– Все этот проклятый духовой оркестр, из-за него я все вспомнила… прошлый год… Извините…

– Что тут извиняться? Вот, садитесь у огня. Вам надо выпить чего-нибудь покрепче.

– Но… – Ее зеленые глаза сверкнули, он направил на нее свой «стальной взгляд», и она улыбнулась сквозь слезы. – Спасибо, Ник. Это христианское милосердие.

Он видел, как она расстроена. У нее дрожали руки. Он привык, что у нее всегда бодрый вид. Теперь же она походила скорее на испуганного ребенка, а он знал, каково это. Когда он узнал о самоубийстве Джима, когда на его глазах уничтожалось его стадо, он держался, но потом, спрятавшись в амбар, рыдал, пока не иссякли слезы.

У нее такое поразительное лицо, особенно когда она улыбалась. Ей требуется сочувствие, как и ему. Внезапно привычный шум паба отошел куда-то на задний план, а огонь в камине ожил и согрел его. Ник почувствовал себя словно в былые времена, на свидании с хорошенькой женщиной. Для постороннего взгляда они были лишь еще одной супружеской парой, изнемогавшей под грудой рождественских покупок. Несомненно, счастливой парой.

Знал бы этот «посторонний взгляд» правду. Ведь на самом деле даже никакого намека на счастье. Но все-таки у него потеплело на сердце, когда он понял ее состояние и подвинул стул ближе к ней.

– Ну вот, выпейте, и мы сейчас закажем суп. Может, и день после этого покажется более ясным.

– Как вы встретились с вашим бухгалтером? – Она постаралась сменить тему.

Ник пожал плечами. Проще всего было бы послать ее куда подальше, но ему тоже нужно было выговориться, и он рассказал ей все.

– Я выслушал все обычные предостережения, но он предложил мне и пару полезных вещей. Когда я вернусь, я пороюсь на чердаке… поищу что-нибудь ценное. Вот бы найти потерянную фамильную реликвию, которая, по словам деда, когда-то висела в салоне, – рисунок самого Тернера. Это существенно поправило бы мои дела. – Он засмеялся.

– Вы ведь любите вашу ферму, правда? – Кэй участливо посмотрела на него, от чего он густо покраснел. На секунду их взгляды встретились. Он проглотил свои эмоции и отвел глаза в сторону. Потом заявил, стараясь убрать из голоса дрожь:

– Я не отдам Уинтергилл, никогда не отдам, что бы там ни думала мать. Надо только продержаться.

– У вас это получится. Вы уже и так много сделали.

– Я надеюсь.

– Я уверена в этом. – Она взяла его за руку и не отпускала. Потом засмеялась. – Нас послушать, так мы рассуждаем как старые тетки… Как там наш суп?

– Плевать на суп. Тут за углом есть место поинтереснее, – заявил он и встал, чтобы помочь ей с пакетами.

– Рыба с чипсами у «Бизи-Лизи»? [1]

– Нет, винный бар, в котором я давно собирался побывать. Пойдемте, я угощаю. – Над Хай-стрит светило солнце, в магазинах толпились покупатели, а Ник повел ее куда-то в переулки. Пускай его мир рухнул, ее тоже, но ведь всегда легче справляться с трудной ситуацией вдвоем, чем в одиночку. Поездка в Скиптон оказалась более удачной, чем он думал.

Нора сидела в Женском институте и нанизывала на палочки для коктейля кубики сухофруктов, чтобы потом украсить ими кристинглы – символы Рождества, сделанные из апельсина. Из-под двери со страшной силой тянуло сквозняком. Она не могла отделаться от ломоты в костях и от болей в горле. У нее болело все, с головы до пят, но обещание надо выполнять. Ей было стыдно, что она не дала Нику свой драндулет, но идти в гору пешком до Уинтергилл-Хауса ей было бы тяжело. А что ему говорить о своем недомогании? Он просто скажет, чтобы она сидела дома. На его сочувствие она и не рассчитывала.

Рождественская служба в честь кристинглов была ежегодным событием, гарантировавшим, что старая церковь будет набита до отказа, а благотворительные фонды пополнятся новыми пожертвованиями. Женский институт выставит на продажу больше сотни апельсинов, поэтому заняты были все свободные руки. Она радовалась, что Партриджи тоже будут участвовать в школьной постановке. Все-таки в каждом Рождестве должна присутствовать вера, хоть чуточку, особенно в такие неспокойные времена. Что толку затевать христианский праздник без веры?

В Женском институте у них была пестрая компания, молодые и старые, местные и приезжие, с высшим образованием и домашние хозяйки. Без их деятельности деревня была бы скучнее, особенно зимой, когда сумрачные, серые дни и длинные ночи вгоняли всех в депрессию.

Непростая работа для старых пальцев – изготовить кристинглы, то есть обернуть апельсин лентой, вставить в него свечку, нанизать на палочку орехи, изюм и сладости и тоже воткнуть в апельсин. Если бы комитет по охране труда видел, что дети ходят с зажженными свечами, он бы давно изгнал кристинглы из обихода. Она улыбнулась, вспомнив о прошлогоднем богослужении, когда какой-то туарег подпалил свечкой волосы своей сестры. Запахло жженым, и это спасло ее от катастрофы.

Горящие в темноте свечи все-таки сильная вещь, они заставляют умолкнуть подростков. Испорченные выродки должны знать про тех несчастных, которым повезло меньше, чем им – беженцам, жертвам насилия, сиротам, безнадзорным детям во всем мире.