Жан-Луи Фурнье - Куда мы, папа? (сборник)

Продолжение рода мне не светит. Но это ничего, так даже лучше.

Люди должны производить на свет только нормальных детей, получать премию «самый красивый малыш», а потом гордиться дипломами и победами своих отпрысков на олимпиадах.

Ненормальных детей стоит просто запретить.

Впрочем, за Матье и Тома я не переживаю. Со своими крохотными, как стручки гороха, пипками они никого не обрюхатят и не нанесут вреда человечеству.

Я только что купил подержанную «Камаро», американскую машину темно-зеленого цвета. Салон – белый. Щегольское авто.

На каникулы мы едем в Португалию.

Тома берем с собой, он увидит море. Мы заехали за ним в «Ла Сурс», медико-педагогический институт рядом с Туром.

«Камаро» неслышно катит по дороге.

Ночь мы провели в Испании и теперь прибываем в поселок Сагра, это наш конечный пункт назначения. Белый отель, синее море, ослепительное, будто в Африке, солнце.

Какое счастье, что наконец добрались! Тома выходит из машины, радуется, хлопает в ладоши, кричит: «Ла Сурс! Ла Сурс!» – думает, мы уже вернулись. А может, его слепит солнце? Может, он над нами прикалывается?

Отель выпендрежный. Персонал одет в бордовую униформу с золотыми пуговицами. У всех официантов бейджи с именами. Нашего зовут Виктор Гюго. Тома ко всем пристает с поцелуями.

Тома обслуживают как принца. Метрдотель сразу же убирает со стола все, что моему сыну не по вкусу. Тома впадает в ярость, цепляется за свою тарелку, кричит: «Нет, месье! Только не забирайте! Не забирайте!» Наверное, думает, что, если тарелку унесут, еды не будет.

Тома боится океана, шума прибоя, огромных волн. Я стараюсь научить сына любить природу, шлепаю по воде, держа Тома на руках, он смотрит на меня. Никогда не забуду дикого страха в его глазах.

Однажды он придумал, как прервать мучения, и во время прогулки с трагическим видом заорал: «Какать!» Даже волны не заглушили этот крик. Я понял, что дело срочное, и вышел из воды.

Вскоре оказалось, что на самом деле какать Тома не хотел. Я страшно обрадовался. Значит, мой сын не совсем идиот, значит, у него случаются проблески в сознании.

Как-никак он умеет врать.

Ни у Матье, ни у Тома никогда не будет ни банковской карты, ни карты для парковки, ни даже кошелька. Всему заменой – удостоверение инвалида.

Оно оранжевого цвета – веселенького. А сверху зелеными буквами написано: «Риск падения».

Эту карточку мы получили в парижском комиссариате.

Мои дети на 80 % нетрудоспособны.

Комиссар ни минуты не сомневался и со всей проницательностью постановил, что удостоверение действительно пожизненно.

Фотографии на карточках те еще. Пустые глаза, мутный взгляд… О чем думают мои дети?

Иногда я пускаю удостоверения в дело. Например, если плохо припаркуюсь, кладу такую вот оранжевую карту под стекло, и обычно от штрафа меня освобождают.

У моих детей никогда не будет CV [14]. Кто-то спросит: что они сделали в жизни? Ничего. Отлично. Все вопросы тут же отпадают.

Но если вдуматься, что можно было бы вписать в CV? Нетипичное детство, постоянное пребывание в медико-педагогическом центре «Ла Сурс» [15], затем в «Ле Седр» [16]. Красивые названия.

На моих детей никогда не заведут досье криминалистического учета. Они невинны. Они не способны ни на что, в том числе и на зло.

Иногда зимой, когда я вижу Матье и Тома в шерстяных капюшонах-шлемах с прорезями для глаз, представляю их грабителями. Много вреда они бы никому не причинили, слишком уж неуверенно двигаются, да и руки у них дрожат.

Полиция с легкостью схватила бы их. Они бы не спаслись – не умеют бегать.

Я никогда не пойму, за что моих мальчиков так наказали. Ведь они ровным счетом ничего никому не сделали.

Их болезнь словно следствие катастрофической судебной халатности.

В одном незабываем скетче Пьер Депрож мстит своим детям за жуткие подарки, которые они дарили на дни Матерей и Отцов.

Мне не за что мстить. Матье и Тома не дарили мне подарков, не делали комплиментов, не общались со мной.

А я бы многое отдал, только бы Матье взял стаканчик из-под йогурта, наклеил на него блестящую сиреневую бумагу, золотые звездочки, собственноручно вырезанные, и подарил мне. Я бы ставил в этот стаканчик карандаши.

Я бы многое отдал, чтобы Тома корявым почерком подписал мне открытку: «Папа, я тибя очинь люблю».

Я бы многое отдал за неровную кособокую пепельницу с надписью «папа», вылепленную из пластилина и напоминающую коровью лепешку.

У меня необычные дети, поэтому и подарки они могли бы делать необычные. Я бы многое отдал просто за булыжник, за опавший листок, за зеленую муху, за каштан, за черта лысого…

У меня необычные дети, поэтому и рисунки они могли бы делать необычные. Я бы многое отдал за нелепых животных, за верблюдов а ля Дюбюффе или за лошадей а ля Пикассо.

Увы.

Уверен, мои дети хотели бы меня порадовать, но они не могли. У них дрожали руки, у них темнело в глазах, их головы не желали думать.

«Дорогой папа!

Сегодня День отца, так что мы решили написать тебе письмо. Вот оно.

Мы не будем тебя поздравлять: посмотри на нас. Тебе сложно было зачать нормальных детей? Каждый день рождается такое количество здоровых детей, а многие родители при этом выглядят такими дебилами, что, кажется, зачать здорового ребенка раз плюнуть.

Тебя же не просили производить на свет гениев. Просто-напросто нормальных детей! Мы понимаем, ты не хотел быть таким, как все. Ты победил. Мы в пролете. Думаешь, очень круто быть дебилами? Конечно, есть и преимущества. От школы мы откосили, от домашних заданий, уроков, экзаменов, наказаний тоже. Но мы многое упустили.

Матье вот, может быть, хотел бы играть в футбол. Попробуй представить его с трясущимися руками и ногами посреди поля в команде здоровенных верзил. Бедняга бы не выжил.

А я вот хотел бы заниматься биологией. А у меня в голове солома. Какая уж тут биология?!

Думаешь, очень весело проводить жизнь в компании идиотов? Тут есть несколько конкретно психованных ребят, которые постоянно орут, спать мешают. А некоторые просто бешеные – кусаются. Надо держать ухо востро.

Мы не злопамятные и любим тебя несмотря ни на что, поэтому с праздником!

На обороте мой рисунок – для тебя. Целую. Матье, который не умеет рисовать».

Необычных детей много. Они не национальная редкость.

В медико-педагогическом институте, где живут Тома и Матье, есть ребенок из Камбоджи. Его родители не очень хорошо говорят по-французски, поэтому общение с главным врачом порой оказывается для них просто пыткой. Выходят они всегда расстроенные. Они не верят в страшный диагноз.

При чем здесь монголизм [17], если они приехали из Камбоджи?

Слово «генетика» лучше даже не упоминать, оно приносит несчастье.