Пёс Пузик - Моя собачья жизнь

1

Я научусь танцевать! Может быть, этим я завоюю чье-либо сердце и найду себе дом.

Я не был последним в помете, но почему-то мои братья и сестры обращались со мной как с неудачником.

«Убирайся с дороги! – визжали они, когда подходило время кормежки. – Дай пройти!» Бедная мама была слишком измучена родами, чтобы вступиться за меня. Она лежала в своей корзине на кухне, и щенки боролись за лучшее место у нее под брюхом. Нам уже сделали первые прививки, и все мы были признаны здоровыми. Но тем не менее эти первые дни обернулись настоящей борьбой за выживание. Я сражался за то, чтобы быть замеченным, хотя и это было непросто. К счастью, несмотря на то, что в очереди за молоком я оказывался последним, мама не допускала, чтобы я оставался голодным.

«Не обращай внимания, – говорила мне она, когда другие щенки устраивали свою шумную возню на полу. – Пусть ты будешь неуклюж, как будто родился с четырьмя левыми лапами, я уверена, со временем ты сможешь крепко встать на них».

Моя старушка-мама редко ошибалась, но насчет координации она все-таки попала пальцем в небо. Честно говоря, мне тогда нечасто удавалось передвинуть одну лапу, чтобы не споткнуться о другую. В первые дни это было объяснимо, но уже через несколько недель я понял, что это может испортить мне жизнь. Причину своей неуклюжести я видел в том, что я полукровка. Чуть-чуть от бордер-колли, немного от тенерифского бишона, капелька от ши-тсу – иногда мне казалось, что три собаки взялись одновременно управлять моим телом. Но, в отличие от меня, мои братья и сестры научились этому в самый день своего появления на свет. Мы походили друг на друга как капли воды: лохматые, с серыми пятнами на белой шерсти, с глазами, как у плюшевых мишек, но только мне не хватало устойчивости и резвости. Я чаще сидел и наблюдал за играми и кувырками, чем сам резвился со всеми, отчего чувствовал себя не по-собачьи. Я был не одинок, но я и не был рядом с другими щенками. Я мешал им в их играх и почти стеснялся того, что был рожден с лапами, каждая из которых была как будто сама по себе.

«Знаешь, чего я боюсь?» – спросил я однажды маму.

«Бешенства? – предположила она, чем озадачила меня. – Бешенство и ночь фейерверков. Это кинологический стандарт: собаки должны их бояться».

«На самом деле другого, – признался я. – Бездомности».

«Не лучше ли подумать о том, когда тебя будут кормить в следующий раз, – спросила она и принялась вылизывать меня. – Такой малыш, как ты, не должен забивать себе голову социальными проблемами».

«Я имею в виду, что, когда придет время нам уходить отсюда, никто не захочет взять меня, – пояснил я. – Мои братья и сестры такие симпатичные, а мне не хватает уверенности в себе. Если я не научусь делать что-то умное, то меня выбросят на улицу, и я буду побираться по помойкам».

Мама принялась вылизывать мне морду, и я не смог проговорить больше ни слова.

«Пенни не выгонит тебя, – наконец сказала она, кивнув в сторону женщины, которая стояла у плиты и кипятила чайник. – Она любит нас. Она позаботится, чтобы ты попал в хороший дом».

С самого раннего возраста каждый из нас знал, что скоро покинет это место. Мама жила здесь постоянно. Однако мы, щенки, мои братья и сестры и я сам, как только подрастем, должны будем пойти собственным путем со своими новыми хозяевами. Вся жизнь была у нас впереди.

«Кто же захочет взять меня?» – пробормотал я тихо.

«Ну, я знаю кое-кого», – отозвалась мама, но ничего больше не сказала.

Она заглянула мне в глаза. «Не нужно быть умным, чтобы быть собакой. Просто будь собой, и дай это увидеть другим».

Я выбрался из корзины, зацепившись когтем за плетеный край и звонко плюхнувшись на покрытый плиткой пол.

«Тебе легко говорить», – пожаловался я.

«Но так оно и есть, – сказала мама. – И прежде всего, надо перестать бояться. А теперь иди-ка к остальным и дай мне отдохнуть».

Я побрел прочь, размышляя над тем, что сказала мама. Тогда я еще не умел делать несколько дел сразу, а думать и шагать одновременно было для меня более чем сложным упражнением, и я тут же врезался в ножку стола.

Конечно, хорошо быть самим собой, но я был рожден паникером, и порой казалось, что единственное, что я умею делать хорошо, – это волноваться. Я обошел Пенни стороной на всякий случай, чтобы она не решила раньше времени, что единственное подходящее для меня место – улица. Мне нравилась Пенни: она была спокойной, доброй и ласковой. Но все равно я был уверен в том, что если для меня не найдется хозяина, Пенни укажет мне на дверь.

Но до этого момента я мог вместе с другими щенками свободно резвиться в нижней части дома, состоявшей из кухни, прихожей и гостиной. Вот и сейчас я слышал, как они задирают друг друга в гостиной. Они любили играть в игру, которая, говоря откровенно, приводила меня в замешательство. Она называлась «догони свой хвост», и я не мог уловить ее смысл. В ней никто не побеждал, никто не проигрывал. Просто до головокружения вертелся вокруг своей оси. Но это никого не останавливало, щенки играли в эту игру с рассвета и до заката. Нужно было только сделать вид, что существование собственного хвоста – большой сюрприз для тебя.

«Осторожно! – предупредил мой старший братец остальных, увидев меня в дверях. – Вот идет ходячая катастрофа».

«Привет! – сказал я, не показывая, что меня задели его слова, в то время как мои братья и сестры покатывались со смеху (их всегда было легко рассмешить: даже муха, бьющаяся о стекло, вызывала у них приступ смеха). – Итак, чем вы собираетесь сегодня заниматься весь день?»

Мой старший братец удивился, словно ответ казался ему очевидным, и повернулся ко мне спиной.

«Хвост сам себя ловить не будет, – сообщил он, повиливая им, – а я не остановлюсь, пока его не поймаю. Будешь играть?»

«Спасибо, нет, – отмахнулся я. – Эта игра чересчур проста, если хочешь знать. Но с удовольствием посмотрю».

«Ты не знаешь, что ты теряешь», – заверил он меня и вновь бросился догонять свою заднюю часть.

Другие щенки были заняты примерно тем же. Несмотря на то что все мы появились на свет в один день, они гораздо тверже меня держались на лапах. Отойдя в сторонку, я наблюдал, как они носились взад-вперед по комнате. На какой-то миг мне захотелось присоединиться к ним, но я знал, что если я это сделаю, только помешаю их веселью.

И вот именно тогда, сквозь их мельтешение, я увидел нечто, что поглотило мое внимание. Обычно днем телевизор не работал. Но тут Пенни оставила его включенным, и то, что я увидел, было незабываемо. Видение, которое навсегда сохранится в моей памяти. Я инстинктивно поднял торчком уши и склонил голову набок.