Хуан Хосе Мильяс - В алфавитном порядке

– Раздевайся и ложись. И включи телевизор, чтобы казалось, что все идет как всегда, по заведенному распорядку.

Хулио разделся, и его пронизал холод, словно тело у него было из бетона, как здание в окне. Постель была влажная. Прежде чем укрыться, он внимательно осмотрел свою грудь и бедра, ища пятна сырости, но не нашел. Потом взял со столика пульт, включил телевизор и принялся прыгать с канала на канал, покуда внимание его не привлек какой-то доктор, вещавший с экрана о том, что потеря зуба мудрости происходит вследствие мутаций, влияющих на размер челюстей.

– Многие современные подростки уже лишены физического пространства для этого зуба, который природа так разумно вывела из употребления.

Хулио приглушил звук и снова стал щелкать пультом, остановившись наконец на безмолвной женщине в платье с короткими рукавами – под тканью топорщились соски. Снова прилег и обнаружил под подушкой смятую газету. Избавился от нее, сбросив на пол, однако все же успел заметить новость на той странице, где она была развернута, – сообщалось об относительном успехе некоего субъекта, сдиравшего кожу со своих любовниц, поскольку имел экстравагантное пристрастие к обладанию непосредственно мышечной массой. И представил себе торговые центры, уставленные манекенами без кожи. Но если их лишили желудка и легких, почему бы заодно не содрать и кожу? Хулио попытался представить себе и телеведущую без кожи (как подушка без наволочки, вспомнилось ему) и без зуба мудрости, но тут из ванной появилась начальница в шелковом халате – черном, очень коротком и распахивающемся при каждом ее шаге. Не снимая его, она прыгнула в постель, подмяв под себя Хулио. Тот не сопротивлялся. Довольная его покорностью, она одной рукой ухватила оба его запястья, а другой принялась хлестать по лицу, не изменившему при этом прежнего бесстрастного выражения. Нависла над ним, и в вырезе халата заплясали неожиданно крупные груди.

Хулио снова начал возбуждаться в несвойственной ему манере и вопреки своим потребительским привычкам, чувствуя себя так, словно делал все это для кого-то другого. Он не находил смысла в удовольствии, которое тем не менее получал. Его безразличие еще сильнее разожгло женщину: она плюнула ему в лицо, а своими тремя ртами – то всеми одновременно, то поочередно – выкрикивала нелепые приказы, и он повиновался им, чтобы поскорее отделаться. Наконец она повалилась рядом с ним, признав свое явно не предусмотренное поражение, зарыдала и попросила поцеловать.

Хулио позволил, чтобы она положила голову ему на плечо, как это показывают в кино, и рассеянно поглаживал ее, не сводя глаз с женщины на экране телевизора, чья немота выглядела сейчас как увечье. Казалось, она тонет и, уже скрывшись под водой, жестами молит о помощи.

– Ты что? – спросила начальница, имея в виду его безразличие.

– Замерз.

– Отопление барахлит. Вероятно, надо прочистить батареи, но я не знаю, как это делается.

– Дело тут не в отоплении, а во мне. В детстве, когда со мной случилась та воображаемая катастрофа, я подцепил болезнь, от которой до сих пор не оправился. В обычной жизни это незаметно, но знай: я вечный, хронический выздоравливающий. Было время – думал, что смогу сам унимать свой озноб, но теперь убедился, что – нет. Это выше моих сил. Нужен кто-то, кто сможет совладать с ним. – Тут он припомнил Терезу и ее коммерческий лицей и выговорил то, что хотел сказать на самом деле: – Кто сможет управлять им, вести его, как ведут бизнес. Я умею делать многое, но опыта управления у меня нет.

Он заметил, как начальница вся подобралась, но в своей откровенности раскаиваться не стал.

– Ну, на меня можешь не рассчитывать, я по горло сыта мужчинами, за которых приходится решать… А сами они и в водители не годятся, – сказала она, явно имея в виду Хулио.

– Я думал не про тебя, а про кого-то реального.

– Опять начинаешь?

– Начинаю.

– Ты уж поверь мне, не найдется никого столь реального, чтобы взвалил на себя эти проблемы.

– А я познакомился с одной женщиной – она была реальна, хоть и невидима.

– Где же ты с ней познакомился?

– В клинике, где лежит мой отец. Поначалу я подумал, что это смерть, но оказалось – нет.

– А вот меня видел много раз, но, пожалуй, ты прав: я не уверена, что существую.

– Ну да, так и происходит: реальность делается невидимой, а с вымыслом обращаются так, что его вот-вот можно будет потрогать руками.

– Мне кажется, ты вроде монаха.

– Монаха?

– Да. Вот только не знаю, какого ордена.

– Алфавитного, разумеется.

Она засмеялась, а Хулио вытянул ноги и заскользил к краю кровати, пока его ступни не соприкоснулись с парой других, за которые, хоть они принадлежали другому телу, отвечал тоже он.

– Ты и вправду так болен или придуриваешься? – спросила она.

– Да, пожалуй что не так, – ответил Хулио, отмечая, что вторая пара ног отделяется от него, уползая в ту пропасть, где кончался матрас и простыни делали изгиб (зона простипом, вспомнилось ему). – На самом деле это всего лишь легкое, хоть и постоянное, недомогание, когда что-то ноет, как плохо притворенная дверь. И тут надо говорить не столько о страданиях, сколько о каком-то разладе.

– Иными словами, не ты не в себе, а тебе не по себе.

Зазвонил телефон. Гость и хозяйка несколько мгновений смотрели друг на друга вопросительно, как будто каждый перекладывал на другого бремя решения – снимать трубку или нет.

– Не подходи, – сказал он. – Я еще не дорассказал тебе воображаемое происшествие из времен моего отрочества.

– А если это из редакции?

– Неважно. Не подходи – и всё.

– Да нет, я все же одним боком – в реальности, и это выше меня, – сказала она, протянув руку к ночному столику и выиграв у автоответчика секунду.

Отвечала она исключительно односложными восклицаниями, а повесив трубку, обернулась к Хулио с видом значительным и серьезным:

– Это в самом деле из редакции. Они пытаются разыскать тебя. Им звонили из клиники. Твоему отцу хуже.

Дождь меж тем из постоянно прерывающегося нытья перешел в непрестанный жалобный стон. Хулио, пребывая в том необыкновенном спокойствии, когда человек ощущает все свои органы, преодолел расстояние от такси до дверей клиники и бесстрастно вошел в вестибюль, заполненный людьми, которые с озабоченными лицами глядели на низвергающиеся с небес потоки. Поднялся на третий этаж – пешком, чтобы избежать нервозной толкучки у лифта, – и, еще не успев добраться до палаты отца, столкнулся в коридоре с одной из сестер.

– Что случилось?

– Новый тромб. Он впал в кому, и доктор распорядился перевести его в блок интенсивной терапии.

Хулио, только сейчас заметив, что пиджак его мокр насквозь, задрожал от холода, и это растрогало сестру, наверно усвоившую привычку к потреблению таких эмоций. Мягко взяв Хулио под локоть, словно он потерял способность ориентироваться в пространстве – на самом деле так оно и было, – она молча повлекла его этажом выше, а там подвела к подобию окошка, через которое он и увидел тело отца. С учетом того, что и раньше он был наполовину парализован, Хулио подумал, что теперь он всего лишь полумертв.