Этери Чаландзия - Уроборос

Она проспала почти двое суток. За это время в холодильнике испортилось то немногое, что там было и, очнувшись, Нина поволоклась на улицу. Ближайший магазин был за углом. Паршивенький, словно застрявший в советском прошлом продовольственный. Все, что она обычно приносила оттуда, было невкусным и как будто немного несвежим, но сил идти в дальний рейс за колбасой у Нины не было.

Выйдя из дома, она вдруг занервничала. На ней не было-то всего тонкого кольца — детальки, мелочи, пустяка, а казалось, что она, как во сне, на площади, одна и без одежды. Голый палец мерз, ему было стыдно. Она вся превратилась в одну большую больную руку. И все смотрели на нее. Это было невыносимо. Одна сила норовила спрятать ладонь, засунуть поглубже в карман, подальше от чужих глаз, другая тянула ее на свет, на всеобщее обозрение. Со стороны Нина напоминала взбесившуюся марионетку.

Пряча руки и глаза от молоденькой казашки-продавщицы, она поспешно набрала в магазине какой-то еды и выскочила на улицу. Она уже подходила к дому, когда ее нагнала компания молодых артистов. Они явно занимались где-то неподалеку. Блуждая по окрестностям, она иногда встречала экстравагантных подростков с томными глазами и манерами. Сейчас они шли в сторону метро, жевали пирожки и жадно запивали их соком, на ходу передавая пакет друг другу. Они что-то изображали: одна девочка вдруг вскрикнула, вскинула голову, стиснула руки на груди, закатила глаза и рухнула на колени. Все, включая Нину, остановились, наблюдая за развитием событий. Девушка делала вид, что срывает с себя драгоценности: вынимала серьги из ушей, выпутывала диадему из волос, рвала ожерелья с шеи и браслеты с запястий и в замедленной экспозиции швыряла все это под ноги одному из мальчиков. Настала очередь кольца. Она с трудом стянула его с пальца, помедлила, затем в отчаянном прощальном жесте прильнула к нему губами и с размаху бросила в надменное лицо. Он оставался совершенно спокоен. Передал пакет сока товарищу, стряхнул с рукава крошки и тоже медленно, как в рапиде, замахнулся. Его ладонь приблизилась к щеке девушки, от удара содрогнулась кожа, голова дернулась в сторону, она обмякла и так же медленно повалилась на бок на дорогу.

Нина сморгнула. Компания хохотала, девушке протягивали руки, помогали встать и отряхнуться. Мальчик обнял ее за плечи, поцеловал, и все направились своей дорогой. Оживленный разговор перемежался взрывами хохота. Некоторое время Нина тенью шла за ними следом. Внезапно девушка обернулась и уставилась прямо на нее. Холодный, враждебный взгляд. Нина словно споткнулась и встала. Но уже спустя мгновение наваждение отпустило, девушка отвернулась, и компания скрылась за поворотом, а Нина со своими мятыми помидорами в пакете и голым пальцем в кармане осталась в одиночестве стоять посреди улицы.

— Че торчишь, ни пройти, ни проехать? — донеслось до нее злобное клокотание.

Тетка с сумкой на колесах пыталась обойти замерзшую лужу и норовила столкнуть с дороги Нину, загородившую ей проход.

— Пошла к черту, ведьма, — неожиданно спокойно и отчетливо произнесла Нина.

Старуха, словно узнав свою, с уважением кивнула, смолчала и прошла стороной. Нина вернулась домой.

Кольцо лежало на подоконнике. Она постояла, рассматривая его, затем надела на палец. И словно по волшебству прежний мир вернулся на место. Запели птицы, сердце успокоилось, к щекам прилила кровь. Нина поймала свое отражение в окне. Немного странная улыбка женщины, тронувшейся рассудком. Нина оскалилась. Из стекла на нее глянули с обидой. Она вздохнула и опять сняла с пальца то ли заветное, то ли проклятое кольцо.

И пошел снег.

Снег, хотя это казалось невозможным, посыпал еще гуще. Дороги затопило густым грязным месивом, и в нем завязли все, и бентли, и КамАЗы. Звуки стали тише, краски жиже, и говорящие по телефону повышали голос до крика, казалось, весь город слегка ослеп и оглох.

Егор медленно продвигался в сторону павильонов. Машин было немного, видимо, напуганные непогодой водители остались дома в своих занесенных снегом многоэтажках. Дворники безостановочно елозили по лобовому стеклу, и Егору приходилось делать усилие, чтобы сосредоточиться на дороге. Он не выспался, дремота не отпускала, он с бóльшим удовольствием остался бы валяться на теплых простынях и дальше, но его ждали в павильонах. Помощник был несколько сбит с толку, начинались съемки танцевального шоу, и одна за другой всплывали неожиданные проблемы и непредвиденные сложности.

Он понял, что усиливало чувство сонливости. В машине тихо играл джаз, и легкомысленные пассажи, казалось, расслабляли самые глубокие мышцы воли. Егор переключил станцию, прислушался и сделал звук погромче. В новостях передавали, что в ближнем пригороде жители деревни Л. вышли протестовать против вырубки дубовой рощи, расположенной по соседству. На ее месте собирались поставить то ли коттеджный поселок, то ли таунхаусы, в любом случае, как обычно, дело было мутное и очевидно безнадежное.

В эту дубовую рощу Егор и Нина отправились в тот день, когда забрали от мастера свои кольца. Туда еще надо было добраться по безнадежным городским пробкам, но им повезло. Они проскочили все заторы и припарковали машину на обочине. Мало кто знал, что в стороне от дороги за жидким подшерстком леса стоял строй мощных столетних дубов.

Бабушка в детстве часто привозила сюда Егора, ставила свой раскладной, похожий на режиссерский, стул в стороне и погружалась в чтение. Он был предоставлен сам себе в границах дубового острова. Это был мир мха, букашек, шершавой грубой древесной коры, просветов солнца в листве, запахов, звуков, поскрипываний, прищелкиваний, свиста и щебета. Егор часами проводил здесь время, и угнетающий тяжелый город словно растворялся в небытии. Тихо жужжали насекомые, и казалось, момент здесь длится вечность. Позже он показал это место Нине. Понятное дело, она влюбилась в него без памяти, часто приезжала сюда одна, полежать, побродить, помечтать, подумать. Жаль, ничего стоящего так и не надумала.

В тот день они надели друг другу кольца под одобрительный, как им казалось, шум дубовых крон и стояли, обнявшись, в густой тени. Им устроили настоящий салют: на плечи и головы сыпались веселые осенние желуди. Щелкали по носу и щекам. Они оставались в роще так долго, что, казалось, еще немного, и трава прорастет сквозь них, роса выступит на щеках, тяжелыми теплыми гирьками зажужжат в волосах шмели. Они не проронили ни слова. Счастье молчаливо. Прошла вечность, пока к ним не вернулось ощущение времени и пространства. Они никогда не говорили об этом, но именно там, посреди дубов, они стали мужем и женой.

Похоже, рощу все-таки вырубят. Косноязычный чиновничий прыщ, а они всегда почему-то косноязычные — видимо, чтобы врать складно, надо мозги иметь, все ссылался на какие-то согласования и клялся, что желает только лучшего местным жителям, инвесторам, природе, народу, всему живому на земле. Егор уже хотел было выключить звук, но следующая новость привлекла его внимание. Безразличным голосом ведущая зачитывала сводки происшествий. Молодой человек, некоторое время назад избитый в центре города, продолжает находиться в бессознательном состоянии. Объявленную в розыск женщину, его спутницу, так и не нашли, вполне возможно, она скрывается заграницей, родственники и знакомые пострадавшего не объявились. Всем знавшим или видевшим вечером такого-то дня молодого человека предлагалось обратиться по нижеуказанным адресам и телефонам и внести хоть какую-то ясность в судьбу и личность неизвестного.