Эрик Ломакс - Возмездие

Капитан Ноулз был буквоед и ярый поборник инспекций: шнурки, канал ствола винтовки, фуражка с изнанки… Как-то раз он решил проинспектировать комплект снаряжения Курса № 13. И вот стоим мы, побритые и постиранные, нагруженные винтовками, противогазными сумками и так далее, а он нам приказывает: «Фляжки к осмотру!» Вытащил капитан Ноулз пробку из моей флажки, принюхался — и повалился навзничь, на руки нашему прапорщику, который, увы, был на редкость хрупким. Достоинство сберечь не удалось.

Неловкая ситуация, а все потому, что я не привык выбрасывать вещи, если их можно опять пустить в дело: повадка, от которой я с ходу открестился бы, кабы знал, чем она для меня обернется впоследствии. А было так: на одном из полевых учений меня снарядили на кухню, и по окончании занятия я не решился выбросить недопитое молоко. И вылил его себе во фляжку. Если вам когда-нибудь понадобится безвредный отравляющий газ, горячо рекомендую молоко трехнедельной выдержки во фляге британского военнослужащего.

У синоптиков есть такой термин: область низкого давления. Здесь, по их словам, холодный воздух вытесняет теплый, зреют ливни и ветра — порой чудовищной силы. К этому моменту я уже несколько месяцев жил на границе такой области. Война продолжала надвигаться, и, не желая просто так сидеть и ждать, я решил выйти к ней навстречу. Ближе к концу 1940 года на доске ежедневных приказов появилось объявление о наборе добровольцев для службы в Индии.

Я откликнулся. Не без раздумий, но я во второй раз нарушил старый солдатский завет.

Армия порой умеет держать непроницаемое лицо, и я далеко не сразу узнал, отправят меня в Индию или нет. Тем временем пульс войны участился. В конце декабря 1940 года вдруг срочно понадобилась масса офицеров-связистов, причем без разбора, хоть молодой, хоть неопытный… Курс № 13 быстренько свернули, не дав дотянуть последние две недели. Нас одели в новенькое обмундирование, выдали снаряжение и выпустили в мир уже офицерами. Сейчас меня звали второй лейтенант Эрик Ломакс, л/н 165340, временно прикомандированный к базе Грейт-Лиз, графство Эссекс. Нас отвели на станцию Дарлингтон, рассадили по вагонам со светомаскировкой и рассыпали по всей Британии.

Проведя несколько недель в дивизионном подразделении связи под началом бодрого полковника, бывшего бизнесмена из Глазго, который оказался превосходным офицером и командиром, я почувствовал, что превращаюсь в настоящего солдата, искренне желающего защищать Восточное побережье Англии с северу от Темзы, но военное министерство, к сожалению, не забыло мой давешний приступ энтузиазма. Вскоре меня приписали к запасному батальону в Скарборо, первый шаг на долгом пути в Индию, хотя для этого пришлось вернуться назад, на север. Так уж устроены армии.

Наш батальон отвечал за оборону этого уязвимого курортного городка, и однажды, как раз во время моего дежурства, война наконец высунула морду и ткнула в мою сторону пальцем. Я разговаривал с полисменом близ ограды общественного парка, когда к привычному вою сирен и гулу самолетов — которые всегда оказывались нашими — вдруг подмешался тонкий, незнакомый свист. Мы с полисменом оказались одинаково проворны, и к моменту падения бомб уже лежали на дороге: он плашмя, а вот я — нет. Живот угодил на мешок с песком, и теперь мой зад торчал как бугорок. Этих нескольких дюймов хватило, чтобы ударная волна, шедшая прямо над грунтом, дала мне шлепка. Будто исполинским веслом приложилась. Полисмен — душа-человек! — был вынужден долго осматривать мое седалище, прежде чем я наконец поверил, что повреждения незначительны.

Мне повезло. От смерти уберегла, наверное, пара дюймов и какая-нибудь причудливая игра давлений в воздухе. А вот многоквартирный дом по соседству похоронил своих жителей. Буря перестала быть простой абстракцией, о которой говорят по радио.

Навестить меня в Скарборо приехали родители, и мы запросто могли погибнуть вместе. Они сняли комнату в домике для приезжих, который содержала некая мисс Пикап. Я при всякой возможности забегал к ним на обед и так далее. Как-то раз мы втроем сидели в гостиной, когда услыхали громкий дребезг, словно на чердаке, через два этажа над головой, кто-то рассыпал ящик с инструментами. Минутой спустя раздался сильный треск. Прямо над нами лопнул потолок, и на ковер хозяйки упал маленький, злобно шипящий цилиндр. Я уже достаточно разбирался в таких вещах и знал, что это зажигательная бомба с магнием и что она может спалить весь дом и нас заодно. Я бросился на задний дворик, схватил садовую лопату, прыгнул обратно в дом, подцепил бомбу и вновь выбежал в сад. За эти короткие секунды «зажигалка» проплавила сталь и свалилась мне под ноги.

Адская хлопушка, небрежно закинутая в безобидный домик… У меня до сих пор стоит в ушах звук, с которым она катилась по крыше, прежде чем прожгла и кровлю, и тонкие перекрытия этажей. Слепое везение, а может, и какой-то дефект в бомбе — но мы спаслись. Зато соседний дом получил такой же гостинец и сейчас вовсю пылал, да так жарко, что, когда я в компании еще двух-трех мужчин взялся было его тушить, нам пришлось ретироваться. Получив заодно пару-другую электроударов от мокрых розеток.

Планы по переброске батальона в Индию стали обретать форму. С какой-то роковой неизбежностью мне поручили организацию грузоперевозок, а именно расчет числа товарных вагонов для выдвижения из Скарборо в порт погрузки. Что за порт, где он — ничего не сказали; я просто делал выкладки и надеялся, что нужные вагоны нам выделят.

Поздним вечером в середине марта 1941-го нас наконец построили во дворе, и мы двинулись по улицам йоркширского курорта, полного обезлюдевших гостиниц, заколоченных магазинов и светомаскировки. Стараясь не шуметь — только вообразите: армия на цыпочках! — молодые парни в тяжелых ботинках, нагруженные брезентом и сталью, с приглушенным шарканьем обтекали городской сквер, молча вскидывая глаза на памятник погибшим в предыдущей войне.

По идее, переброска войск — это военная тайна, но темные улицы были запружены людьми: местными жителями и родителями, съехавшимися со всей Англии. Они стояли, улыбаясь, порой даже слышался смех, однако все это было с надрывом, как всякий раз, когда люди хотят оставить по себе добрые воспоминания и при этом знают, что отныне их любовь к сыновьям подвергнется тяжелейшим испытаниям. Моя мать тоже была в этой толпе и, кажется, помахала на прощание. Больше мы не виделись.

В темноте, походной колонной под сержантские окрики театральным шепотом, мы добрались до станции. Там уже под парами стоял специально подготовленный состав, мягко выдыхавший свои газы. От него исходил характерный запах валлийского угля, чья дымная копоть лезла в нос и пропитывала обмундирование. Окна пассажирских вагонов были затянуты черными шторками; в голове состава стояли три затребованных мною товарных вагона.