Василий Аксенов - Одно сплошное Карузо (сборник)

В Москве интриги. Стальная свалилась в Ленинграде. В Переделкино работаю над «Путешествием» [157]. В «Новом мире» рассказы отложили. Четыре из пяти приняли в «Юности» [158]. В конце месяца вылетаю в Одессу [159].

Одесская эпопея с Конецким, Казаковым, Ежовым [160], Данелия [161]. Мюзик-холл. Флотилия «Слава» [162]. Бегство во Львов, а Казакова в Казахстан. Инкогнито во Львове. Пишу грузинский очерк [163]. Разоблачили. Толик Конов [164]– менеджер. Знакомство с Соснорой [165]. Особняк Вики Малеевой [166]. Очень хорошие отношения с мамой [167]. Тонька [168]– взрослая девица. Отъезд в Москву.

Начался бурными ссорами. 2 тысячи долгов. Последняя встреча с Леной. Отар [169], Гурам [170], Мишель [171]. У Гнеушева начало репетиций в «Современнике». Работа над пьесой [172]. В конце месяца рассчитался с долгами.

Джон Чивер [173].

Поездка в Харьков. Алик Гуревич [174], Вал. Харченко [175], Юра Турчик [176], Леонтович [177], Нелка [178], Ушанги [179], Вика. Возвращение. Ссоры. Работа над пьесой [180]. Репетиции. Джон Апдайк [181]. Евтушенко, Лена в ВТО и после танцы у Е [182]. Вылет в Краснодар к Садовникову [183].

Вышли рассказы [184].

Краснодар, Новороссийск, Абрау-Дюрсо. Возвращение, встреча с чехами. Ссора с Балтером [185]. Злюсь. Свадьба Садовникова [186]. Встреча Нового года в ЦДЛ. Все то же и все те же.

На даче у Евтушенко. 8-го летим в Фрунзе [187]. Фрунзе. Айтматов. Петрусь Бровка поражен моим откровением. Ал. Михайлов [188]. Вл. Мак. Пискунов [189]. Гостиница в горах. Арык. В кафе наболтал много пьяного вздора. Шимгуд-мэн. Возвращение в Москву. Репетиции в театре [190]. Пять дней в Малеевке. Работа над пьесой и над Звездным. Репетиции. Отослал в Ленинград сценарий [191]. Большой худсовет Мосфильма. Пьянство с Рекемчуком [192]. Клуб «Юности». Отравление. Кира.

Репетиции. Миллер [193]. История с Кирой. Кутёра в Черемушках. Зюзинский лес. В главке по «Путешествию». Ссора с Ефремовым [194]. 14-го отъезд в Дубулты. Здесь Бен [195], Балтер, Стас [196], Толька. Пишу «Убийцу» [197]. Вчера, 18/ II, Толька раскрыл карты [198]. Пока не знаю, что делать. Кто тут виноват, не знаю. За час до сообщения Тольки шел с переговорного пункта по ночному Майори и удивительно тепло думал о Кире. Собирался 14 марта пригласить ее вдвоем в ресторан, провести вечер вдвоем, как когда-то.

Трясет [199]последний вагон № 0 (международный) – уезжаю из Дубулт. Проводы – Рэм Трофимов, Саша Чигас [200](выпивали у него), Юра Лебедев [201](старый младенец). Я уезжаю и оставляю верного и милого Тольку, а все остальное х-йня. Написал 2/3 «Убийцы» и, совершенно неожиданно, «Победу» (наблюдение за шахматной игрой). По телефону – Кира сделала аборт. Неожиданно получил письмо. Видно, С.П. дал координаты. Где и что, и надо ли? Ужасное чувство перед возвращением в Москву. Мысль об «Ищите третьего…» [202]. Условность всеобщая. Молодая особа и старые особы. Что в театре? [203]Полная неизвестность. Мне кажется, что Ефремов, наряду с умными предложениями, самоутверждается и все тянется к модерну. Никаких девочек не было. Непонятное равнодушие к девочкам. Что я буду делать в Москве?

Вчера только перед отъездом были люди, всегда так глупо. Утром последнее катание на лыжах. Солнце, тень, жара ужасная.

В Дубултах с церкви снесли перекладину креста. Разрушена гармония этого единственного спокойного вида.

Gala Saknes [204]. Толька читает про тигра. Пинг-понг. Командует в красной рубашке.

День рождения Рэма (нрзб).

Итак, я безмятежно и мятежно в полной неизвестности, сохраняя респектабельность и (нрзб), качу в Москву.

С Толей Н. [205]у Ахматовой. На Таганке. Спектакль по Джону Риду. Красногвардейцы в фойе. Два залпа из настоящих трехлинеек. По началу было страшно – Толик думал, что нас застрелят, я думал, что заколют. Замечательно разлагалась на сцене империя и республика. Потом замечательно красиво и пластично наступила революция. Красное пламя – извивающаяся девица в красном трико. Белое пламя – извивающиеся кисти рук. Вообще какая-то возня в театре.

Утром автобусом выехал в Новгород. Воскресный день. Москва чистенькая, залитая солнцем повсюду. Весь этот блаженный солнечный воскресный день мы ехали по России, по Московской области, потом по Новгородской. Всё воскресенье – ослепительное, с грязными ручьями, с клочками сухого асфальта, с синими тенями на плотном и еще белом снегу, города, заплеванные семечками и с пьяными.

В Калинине закуска на автостанции сыром и яблочной водой. Миша наваливался на столик, зубами рвал пробку из бутылки вермута. Вася – его родственник, провожал.

Торжок – море разливанное. Чистенький Вышний Волочек. Легкая приятная дремота в полупустом автобусе.

Обед в издавна интриговавшем меня Валдае. Офицер упал в лужу. Под крыльцом трое пили лимонад. Мужчина все хотел допить – тонкая уж у меня натура! Валдай – маленькие домишки карабкаются по холмам, красивый парк.

Везде у автостанций нахлобученные кепки, семечки, междометия – бля, на х…, е… в рот и т. д. Обратишься – все объяснят культурно и без междометий. Отмечено повсеместное распространение тонконогих мальчиков и девочек в черных чулочках. Самое молодое поколение.

Прозрачный и печальный вечер на автостанции в Крестцах. Молодое поколение томится, тузит друг друга. Подошел представитель среднего поколения. Предложил золото. Недорого. Рубль – и золото ваше. Показал колечко. Должно быть, стащил у жены.

В сумерках воскресные толпы мужчин подтягиваются к освещенным окнам магазинов.

В 9 ч ровно въехали в загадочный Новгород. Одиночные световые рекламы и широченная световая полоса «Кафе молодежное», где за стеклами опять всё та же современная молодежь расселась, утверждая стиль «Голубого огонька». Вот так Новгород!

С утра до вечера шатание по Новгороду с промокшими ногами.

Обычный областной город с бесконечными львовскими авобусами, газиками, самосвалами, волгами. Борьба за благоустройство. Монументальный обком в стиле позднего онуфризма. И вот среди желтизны нынешних построек (преобладает желтый цвет) там и сям мутно белеют церкви Господина Великого Новгорода. Несмотря на страшные военные разрушения, их все еще много осталось, много восстановлено. Почти все они закрыты на замки, внутри, вероятно, мерзость запустения. В двух местах старина сгущается – это Кремль и через Волхов Ярославово дворище. Когда-то здесь был Великий Новгородский мост. Тут досадные попытки включить воображение, дорисовать. Ничего не получается. Попробуй, вообрази Волхов, забитый ладьями, дорисуй разрушенные башни и усадьбы, запруди все это теми людьми и зачеркни телевышку, флаги, лозунги, автобусы. В Софийской звоннице помещается промторг. В Никольском соборе ХII века планетарий.