Дэвид Николс - Вопрос на десять баллов

В сером свете позднего утра моя спальня представляет собой месиво из рамы кровати, конвертов пластинок, пальто и матрасов, одеял и мокрых полотенец. Витает какой-то резкий, одуряющий запах аммиака и алкоголя, и такое ощущение, что стоит зажечь спичку, и моя спальня взорвется, так что я, несмотря на дождь, распахиваю окна настежь и включаю верхний свет, чтобы посмотреть, не валяется ли Спенсер где-нибудь под одеялом. Его нигде нет. Вместо Спенсера я нахожу записку на столе – кривые каракули на листе формата А4: «Ушел в паб. Увидимся позже».

Дорожный будильник на каминной полке показывает 11:55. Рядом с часами стоит столбик монет – это я вчера вечером выложил мелочь из карманов. Здесь должно быть примерно четыре фунта пятьдесят пять пенсов, но я все равно считаю, на всякий случай.

Четыре фунта пятьдесят пенсов.

Не знаю, что расстроило меня больше – мысль о том, что Спенсер ушел в паб до полудня, или тот факт, что я проверил, не украл ли он у меня деньги.

В о п р о с: Какие греко-римские празднества изначально были мероприятиями исключительно для женщин, затем туда стали допускать и мужчин, пока их в 186 г. до н. э. не запретил римский сенат по той причине, что они якобы приняли форму разнузданных оргий?

О т в е т: Вакханалии.

Есть такое эмпирическое правило: если на вечеринке начинают звучать мелодии из мюзиклов, значит она под угрозой. Когда мы со Спенсером подходим к дверям дома 12 по Дорчестер-стрит, мы отчетливо слышим, что из стереокомбайна в холле несутся громкие аккорды «Gee, Officer Krupke» из «Вестсайдской истории». Вот я, например, как любой другой человек, люблю бродвейские мюзиклы, но считаю, что для них есть свое время и место. Кроме того, в данном случае «любой другой человек» – это Спенсер, а он совсем не театрал и смотрит на меня с осторожностью.

– Ты уверен, что мы туда пойдем?

– Если поставят «Звездный экспресс», мы уйдем. Договорились?

И тут дверь открывает Эрин-кошка.

– Приветик, Эрин! – щебечу я.

– Привет, Брайан, – вздыхает она.

Никто не двигается с места. Взгляд Эрин впивается в бритую голову Спенсера.

– Это мой друг Спенсер!

– Все в порядке? – спрашивает Спенсер.

– Хм, – отвечает Эрин, явно не уверенная, что все в порядке, поэтому в качестве стимула я сую ей под нос бутылку вина и четыре баночки пива, и она наконец пускает нас внутрь.

– Кухня – там, – сообщает Эрин и направляется в крутой район Нью-Йорка Вест-Сайд, где уличных мачо изображают три игривых, костлявых и перевозбужденных мальчика с театрального факультета. К своей чести, Эрин убирает пластинку с «Вестсайдской историей» с вертушки и ставит «Sly and the Family Stone».

– Ox! Но потом поставим «I Feel Pretty», – раздосадованно стонет один из мачо, и я вижу, как Акула Спенсер трясет головой и пробегается рукой по тому месту, где еще недавно росли волосы, и у меня возникает четкое ощущение того, что я пришел на вечеринку с заряженным ружьем наперевес.

Вернувшись домой после завтрака с Ребеккой и проверив, не украл ли Спенсер у меня денег, я решил набросать что-нибудь в своем поэтическом блокноте. На новой странице, напротив «грудей из алебастра», я пишу:

…и тут я устаю и решаю, что на сегодня этого, пожалуй, достаточно. Что-то мне не хватает энергии, поэтому я ложусь на футон и начинаю читать «Поэму о Старом Моряке», но успеваю прочесть только «Старый Моряк встречает трех юношей…», после чего тепло и угарный газ электрообогревателя заставляют меня забыться вполне уместной наркотической дремой.

Я просыпаюсь в послеобеденном сумраке, полностью одетый, потный, с языком, прилипшим к нёбу, и вижу, что Спенсер сидит с ногами на моем столе и читает Колриджа.

– Все в порядке, Спящая красавица?

– Который час?

– Около четырех, а что?

Ну вот, опять – это до боли знакомое сожаление о том, что еще один прекрасный день прошел впустую. Так пролетели огромные куски моей жизни, особенно долгие школьные каникулы, вся моя беззаботная юность, все якобы идиллические долгие и жаркие летние каникулы – все они улетучились из-за туманной череды: похмелье и бесцельные шатания вокруг «Вулворта», вызывающий головную боль сон после обеда, просмотр в пятнадцатый раз грязных фильмов по видику с опущенными шторами, все эти пьяные ссоры и выкрики «а ты кто такой?», потом еда навынос, потом прерывистый сон, и снова похмелье, и снова в «Вулворт». Разве я не давал себе какой-то зарок насчет всего этого? Мне уже девятнадцать, и я не могу позволить своей жизни так утекать сквозь пальцы. Так почему же я снова так поступил? Я решаю, что это Спенсер во всем виноват, поэтому сажусь и с угрюмым видом спрашиваю:

– Тебя кто сюда пустил?

– Какой-то длинноволосый хрен в бархатной жилетке.

– Джош?

– Джош. Он не очень дружелюбен.

– А ты был дружелюбным?

– Наверное, нет. А что, нужно было?

– Видишь, мне приходится жить с ним, поэтому… – (Спенсер ничего не говорит, только швыряет Колриджа обратно на мой стол. До меня докатывается смесь запахов пива, сигарет и пота.) – Ты где был?

– В паб ходил. Читал газету. Походил по магазинам.

– Чего-нибудь купил?

– На какие шиши?

«На те же шиши, на которые ты купил себе пива и сигарет», – думаю я, но вместо этого говорю:

– Классный город, правда?

– Ага, неплохой. – Спенсер трет руками лицо. – Ну и… что дальше?

– Ну, сегодня будет вечеринка, и там будет круто, но мне нужно сначала немного позаниматься…

– Не-а, не надо.

– Надо, Спенс, надо…

– Ладно, тогда я просто посижу почитаю или типа того…

Но мне нужно убраться из этой комнаты как можно скорее, поэтому я говорю:

– Или, может, в кино сходим?

Мы идем в кино на сеанс в 17:15 и смотрим картину «Амадеус», которая мне кажется прекрасным и глубоким исследованием природы гения, а Спенсер дрыхнет весь сеанс.

Жизнь начинает налаживаться, как обычно, когда мы идем в паб. Мы спорим, какую пластинку выбрать в музыкальном автомате, продуваем пятьдесят пенсов на «одноруком бандите», затем садимся в небольшую кабинку и снова хохочем от души. Спенсер рассказывает мне, что Тони записался в территориальную армию [75] Ополчение, нерегулярные части, которые комплектуются на профессиональной основе и насчитывают более 40 тысяч человек. .

– Ты шутишь…

– Не шучу.

– Но он же псих…

– Неважно. Им психи больше всего походят…

– Так что, ему еще и оружие дадут?

– Со временем.

– Сли-и-ишком а-а-апасно, – говорим мы в унисон, и я понимаю, что уже несколько лет не говорил «сли-и-ишком а-а-апасно».

Затем Спенсер продолжает:

– Но сначала его просто обучат садиться противнику на грудь и пердеть в лицо…