Дэвид Николс - Вопрос на десять баллов

В дверь стучат, и я инстинктивно прячу кнопки за спину. Полагаю, это Джош, пришел просить попахать немного на него или что-то в этом роде, но вместо этого в комнату входит огромная блондинка с прической викинга и молочно-белыми усами.

– Как у тебя дела? Все в порядке? – спрашивает переодетый в женское платье Джош.

– Хорошо, хорошо.

– А почему матрас на полу?

– Это самое… Я так подумал, что неплохо будет на время переделать его в футон.

– Футон? Правда? – говорит Джош, сморщив свою напомаженную губу, словно ни о чем более экзотическом он в жизни не слышал, а это дорогого стоит, особенно в исполнении мужчины, переодетого в женщину. – Маркус, иди сюда и посмотри на футон Джексона!

И Маркус, в черном кудрявом нейлоновом парике, плиссированной юбке и чулках со спущенными петлями, сует свой нос в комнату, фыркает, затем исчезает.

– Ну ладно, мы пошли – ты с нами или как?

– Извини, не понял, вы куда?

– Вечеринка «Викарии и шлюхи», Кенвуд-Манор. Должно быть весело.

– Ах да, хорошо, может быть. Я просто подумал, что, может, останусь и почитаю…

– Ладно тебе, не будь таким мямлей…

– Но мне надеть нечего…

– У тебя ведь есть черная рубаха, правда?

– Угу.

– Отлично, тогда в ней и иди. Засунь кусок белого картона под воротник, и сойдет. Увидимся через пять минут. Да, и не забудь десятку за домашнее пиво, ага? Кстати, я тащусь от того, что ты сделал со своей комнатой…

В о п р о с: Энергия взаимодействия между двумя протонами связана с расстоянием между ними. Какие силы возникают между протонами, когда расстояние между ними соответственно: а) малое и б) среднее?

О т в е т: Отталкивания и притяжения.

Будучи человеком, умудренным жизненным опытом, я знаю истинную цену выражению «набить желудок» перед выходом в свет, поэтому на ужин покупаю себе пачку чипсов и потрепанную сосиску и ем их по пути на вечеринку. С неба льет монотонный дождик, но я успеваю съесть бо́льшую часть чипсов до того, как они становятся слишком холодными и мокрыми. Маркус и Джош самоуверенно шагают на высоких каблуках впереди, явно безразличные к недружелюбным взглядам прохожих. Думаю, эти переодетые мальчики-мажоры должны быть одной из неизменных загадок жизни в университетском городке. Потому что скоро будет Неделя розыгрышей [7] Неделя, во время которой студенты собирают деньги для благотворительности и своих целей. При этом они, как правило, наряжаются в маскарадные костюмы, разыгрывают прохожих и пытаются продать им изданный собственными силами журнал, обычно сатирический. , листья станут бронзовыми, ласточки улетят на юг и в университете будет полно студентов-медиков, наряженных сексуальными медсестрами.

По пути Джош бомбардирует меня вопросами.

– Что учишь, Брайан?

– Английский.

– Стихи, а? Я учу политику и экономику, Маркус – право. Занимаешься каким-нибудь спортом, Брайан?

– Только скреблом, – острю я.

– Скребл – не спорт, – гундосит Маркус.

– Но вы не видели, как я играю в него! – с быстротой молнии отвечаю я.

Но Маркус, похоже, не находит это смешным, потому что он только хмурится и говорит:

– Неважно, как ты в него играешь, просто это не спорт.

– Нет, я не знаю, я просто хотел…

– Ты играешь в футбол, крикет или регби? – спрашивает Джош.

– Нет, честно говоря, ни во что из этого…

– Так ты не спортсмен?

– Совсем не спортсмен. – Меня не покидает ощущение, что идет набор в какой-то неназванный частный клуб и я не прохожу.

– А как насчет сквоша? Мне нужен партнер.

– Сквош – нет. Иногда в бадминтон…

– Бадминтон – девчачья игра, – комментирует Маркус, поправляя резинки на подвязке.

– Путешествовал после школы? – спрашивает Джош.

– Нет, сразу поступил… [8] Некоторые выпускники английских школ год после окончания школы проводят в путешествиях, как правило за границей.

– Ездил летом в какое-нибудь крутое место?

– Нет.

– Чем занимаются твои родители?

– Ну, мама сидит за кассой в «Вулворте». Папа продавал стеклопакеты, только он уже умер.

Джош сжимает мою руку и говорит: «Мои соболезнования», но не вполне ясно, что он имеет в виду: папину смерть или мамину работу.

– А твои что делают?

– Папа в МИДе, мама – в департаменте транспорта.

О господи, он же тори! Или, по крайней мере, я полагаю, что Джош тори, раз его родители тори; яблоко от яблони, как говорится… Что касается Маркуса, я не удивлюсь, если окажется, что он член «гитлерюгенда».

Наконец мы приходим в Кенвуд-Манор. Я не пошел смотреть жилые помещения, как мне и советовали, когда приезжал в университет на день открытых дверей, потому что они скучные, казенные и забитые христианами. Реальность оказывается чем-то средним между сумасшедшим домом и начальной школой – длинные гулкие коридоры, паркетные полы, запах влажного нижнего белья, сохнущего на едва теплых батареях, и ощущение того, что где-то в туалете происходит нечто ужасное.

Отдаленное уханье басов группы «Dexys Midnight Runners» приводит нас по коридору в большую комнату с высокими окнами, обшитую деревянными панелями, населенную малочисленными студентами – примерно семь частей Шлюх на три части Викариев, причем среди Шлюх мужчин и женщин примерно пятьдесят на пятьдесят. Вид не очень впечатляет. Крепко сбитые юноши и немало девушек в специально порванных колготках и лифчиках, набитых спортивными носками, стоят у стенки прямо как… шлюхи, а с портретов на них в отчаянии смотрят аристократического вида проректоры времен королей Эдуардов.

– Кстати, Брай, ты, случайно, не забыл ту десятку на домашнее пиво? – нахмурясь, спрашивает Джош.

Мне это, конечно, не по карману, и это та самая десятка, которую мама сунула мне в руку перед отъездом, но, желая закрепить новую дружбу, я отдаю деньги, и Джош с Маркусом уносятся прочь, как собаки на пляже, предоставив мне возможность завязать еще несколько подобных знакомств, которые продлятся всю мою жизнь. Я решаю, что, вообще говоря, на этом раннем этапе вечера лучше прикидываться викарием, а не шлюхой.

По дороге к импровизированному бару – складной стол, за которым продают «Ред страйп» [9] Дешевое пиво. по вполне разумной цене 50 пенсов за банку, – я надеваю на лицо выражение «поговорите со мной, пожалуйста»: глуповатую ухмылку, которую сопровождают робкие кивки и полные надежды взгляды. В очереди за выпивкой стоит долговязый хиппи с такой же ухмылкой деревенского дурачка и, что замечательно, даже худшим цветом лица. Он обводит комнату взглядом и с сильным бирмингемским акцентом выдает:

– По-о-о-о-олный дурдом, правда?

– Сумасшествие! – соглашаюсь я, и мы оба закатываем глаза, словно говоря «Тихо, здесь дети!».