Мария Илизарова - Про психов. Терапевтический роман

За круглым дубовым столом на кухне собралась душевная компания: Лора, отец Елений, Катька Макарова с младенцем, примотанным к ее обширной груди модным слингом, Актриса и Душный. Всех уже выписали, и повод встретиться был: день рождения отца Еления.

Отцу Елению сегодня исполняется пятьдесят лет. Он счастлив с утра, убирает, накрывает праздничный стол, варит борщ по специальному монастырскому рецепту. Готовится удивить молодежь самопечным черным хлебом. После того как Лора приютила осиротевшего святого, ее бытовая жизнь удивительно изменилась. На кухне было чисто, появилась скатерть, фиалки буйно цвели, пахло вкусной едой. Но главным, что создавало атмосферу теплого и безопасного домашнего гнезда, было присутствие круглого, доброго и спокойного отца Еления. Лора даже почувствовала интерес к домашним хлопотам, неожиданно для себя приобретя новый красный электрочайник.

Первой пришла Катька с сыном, потом Актриса с Душным. Все с порога начинали крутить носами: свежевыпеченный хлеб пах сказочно. После той судьбоносной дискотеки Актриса и Душный стали любовниками и выглядели абсолютно счастливыми, несмотря на двадцатилетнюю разницу в возрасте. День рождения решено было сделать безалкогольным. И Катька, и Актриса, и Лора еще пили таблетки, а их категорически запрещалось смешивать с алкоголем. Пили неожиданно вкусный и похожий на пиво квас, который тоже сделал отец Елений.

Актриса жаловалась на детей, рассказывала, как сложно объяснить им после больницы, что с ней было накануне госпитализации. Что они давно не верят в нее и избегают ее, что нет взаимопонимания, а одно лишь чувство вины и обида. Душный смотрел на нее влюбленными глазами и ласково гладил по коленке. Сам он наконец-то устроился на работу и больше не производил впечатления мачо.

Катька рассказывала, как пережить депрессию, как тяжело ей с ребенком, как она каждый раз боится сойти с ума, когда он болеет. Восхищалась мужем, который отнесся к ее психозу удивительно спокойно, хоть и видел ее в таком состоянии первый раз в жизни. Как сам сидел с ребенком месяцы, пока она лечилась, освоил все молочные смеси, пеленки, памперсы и теперь понимает в материнстве лучше нее, отчего ей стыдно и больно. Что все ждал, когда она выйдет и начнет работать полноценно матерью, а он вернется на работу, но ей тяжело, хочется спать и кажется, что ничего не получается.

– Так странно, друзья, все-таки в больнице было хорошо, – сказала Лора. – Там можно не притворяться.

– Да и здесь можно, дочка, – откликнулся отец Елений, разливая борщ в тарелки.

– Если не притворяться, в дурдом быстро вернешься, – сказала Актриса.

– Так ведь все равно вернешься, – улыбался Елений, чего ж мучиться?

Все затихли, наслаждаясь чудесным борщом. Катькин младенец заснул. Разговор повернул на Лору. Катька пять раз спросила, что с Костей, ходит ли она к нему в больницу и когда его выписывают.

Лора, пытаясь избежать волнующего разговора, поднимала тосты с квасом за здоровье новорожденного, убирала тарелки со стола, всем варила кофе, но Катька не отставала, спрашивая уже отца Еления:

– Отец Елений, что же это делается с Лорой? Объясните мне, дуре грешной, почему она к нему не идет?

Елений, прихлебывая кофе с шоколадными «Мишками», отвечал:

– Страшно ей, дочка. Очень страшно. Любить другого страшно, поэтому все предпочитают любить себя или никого не любить. Работают, суетятся, бегают много, чтоб о любви забыть.

– А чего боятся-то, не пойму никак! – возмущалась Катька. – Он хороший и любит ее, все же видели.

Актриса покачала головой:

– Все-то видели, но что мы видели? Костя делал спектакль, боролся с системой, искал Бога или Богиню, жаждал всех победить. Ну а при чем тут Лора?

Лора внимательно слушала, застыв с заварочным чайником в руках.

Отец Елений посмотрел на Лору, на Катьку и удивленно спросил:

– Как при чем? Она же его и вдохновила, он же ко мне за советом приходил, все про Богиню выспрашивал, а потом и придумал спектакль этот.

Душный, временно отвлекшись от Актрисиной коленки, рассказал, как был намедни в больнице и навещал Морица и что Костю выписывают на днях.

Лора поставила чайник на стол, села, уронила руки:

– Чтожеделатьчтожеделать?

Елений по-отцовски погладил Лору по голове:

– Делай что хочешь, дочка, и возлюби то что есть.

Лора поставила чайник, села и, решив больше не сдерживаться, разрыдалась. Все смотрели сочувственно. Наконец голос вернулся, и Лора рассказала:

– Что вы думаете, что же я не человек, что ли, не женщина? Конечно, я хочу к нему пойти, очень хочу. Да я каждую минуту после больницы только о нем и думаю. Я скоро опять с ума сойду, все кручу в голове одни и те же моменты, когда мы с ним вдвоем были.

Катька начала всхлипывать.

– Но мне страшно! Понимаете, страшно! Я же совсем его не знаю, а верю в свои какие-то фантазии о нем. Мы два раза видели друг друга, понимаете, два раза!

Душный пожал плечами:

– А люди даже по переписке женятся. Из тюрьмы, например. И ничего.

Все посмотрели на Душного укоризненно. Пример казался неудачным.

– Я чувствую себя уязвимой, открытой, – продолжила Лора. – Но я не доверяю ему совершенно, я понятия не имею, что он хочет от меня, кто он вообще такой. Не доверяю, понимаете, мне кажется, что он обязательно заставит меня страдать и в итоге оставит… как мама.

Отец Елений задумчиво молвил:

– Но ведь мужчины – не родители…

– Да! Вы правы, не родители, а я хочу, чтоб были как родители! Я совершенно запуталась и злюсь на себя. – Лора перестала плакать и стала выглядеть сердитой.

– Получится – не получится, Лора, никто не знает, но хочешь быть живым – люби. Здесь нет выбора, – сказала Актриса и повернулась к Душному, запечатлев на его тонких кавказских губах нежный поцелуй.

1 апреля, утро

В день выписки Кости весна больше походит на лето. Уже утром апельсиновое солнце припекает голову медсестре Любочке, спешащей в приемное отделение, где хранились вещи и документы пациента Новикова, ради которого она в свое время рискнула нарушить правила. Отовсюду льется и журчит, Любочка щурится и улыбается. Она прониклась к Косте материнскими чувствами, которые раньше испытывала и к Майе. Но с момента смерти Царицы Любочке все время делали замечания, вмешивались в отлаженный годами механизм работы, пытались контролировать и учить. Медсестру с двадцатилетним стажем работы это невероятно обижало, и она даже задумалась об увольнении.

Темное неопределенное чувство поднималось в ее душе каждый раз, когда новая Царица отчитывала ее на пятиминутке. Это было несправедливо. Любочка работала в отделении десять лет, была по-настоящему профессиональной медсестрой, относилась к пациентам тепло, но границ не переходила. И сейчас она никак не могла понять, чем заслужила столько недоверия и неблагодарности со стороны начальства. Ей было жалко расставаться с пациентом Новиковым, он прославил их отделение, и ей было приятно знать о своей тайной роли в его судьбе. Конечно, теперь у него ничего и не может быть с Майей. «Власть важнее любви для таких, как она?» – спрашивала сама себя Любочка. Вот и останется одинокой, дура несчастная, сама себе отвечала.