Григорий Волчек - Дедушка русской авиации

Вот это когда с жуликами дружишь. А можно наоборот, вовсю рубиться и зеков метелить. Тогда не исключен электродный вариант. Был у нас один парень — хлебом не корми, дай повыеживаться! Гонял жуликов почем зря! Ну, запустили в него из барака отточенным электродом. В шею попали, парнишка чуть ласты не склеил.

Вообще, разных случаев у нас много было. Однажды послал нас старшина забор в зоне чинить. Мы ему говорим: «Товарищ старшина, сообщите караулу!» Он отвечает: «Будь спок, сообщу!» Ну, пошли мы, и только начали прогнившие доски отрывать, как сверху, с вышки — пулеметная очередь. Мы чуть дуба не дали! Прижались к забору, а рядышком, в полуметре от нас, косяком очереди ложатся! Самое смешное, что караульный был прав на сто процентов. Что он видит — копошатся в запретке какие-то типы в темных ватниках — или побег, или подготовка! Ну, конечно, старшина услышал очереди, и давай в караул звонить. Короче, попка пулять перестал, а мы лежим ни живые, ни мертвые, и пошевелиться боимся! Честно скажу — штаны у меня были мокрые! Обоссался, как последняя проститутка! Но я тебе говорю — тут любой бы схлыздил!

А вот в выездных караулах прикольно. Приехали мы как-то с караулом в Ленинград и двое суток провели в образцовой части ВВ. В казарме кругом зеркала, витражи, паркет, ковровые дорожки. Полный отпад! Каждому поганому прапору честь отдается! Да что прапору — я в казарму зашел, так и мне дневальный честь отдал! А какая там наглядная агитация! Фотографии воинов-спортсменов и отличников боевой и политической подготовки — цветные, в полный рост, вставлены под оргстекло с подсветкой! А стенд с фотографиями членов Политбюро — это просто иконостас Петропавловского собора! А еще у них в Ленкомнате лежит книга отзывов почетных гостей — громадный такой том, корка красная, бархатная, с золотым тиснением, а бумага, наверно, в миллиметр толщиной, мелованный картон. И на каждой странице запись: Дидье Рацирака, Самора Машел, Дени Сассу-Нгессо — короче, вся африканская шушера, что там в гостях была. И еще есть запись Индиры Ганди. Лично видел, по-английски написано, и перевод: «Поражена и восхищена условиями службы советских солдат!».

Витя замолк и стал массировать колено — у него начинался приступ. Неожиданно вякнул доселе молчавший Слава:

— Дисбат бы этой старой суке показать — интересно, что бы она тогда написала. Ох, и служба здесь, бляха-муха! По колено в грязи идешь — строем, с песней, по пояс в снегу — строем, с песней! Работаешь — бегом, тачку возишь — бегом, чуть что на так — прикладом по голове! Однажды на работу шли, так конвоир в ГАЗ-66 забрался и сказал: «За мной, бегом!». Бежали до карьера километров семь, чуть не сдохли! Я уже хотел вены резать, но тут почки начали шалить, и я от работы отмазался. Стало быть, повезло. Скорей бы в часть, а то уже почти год здесь парюсь, достало все. Голые камни, три стены, а четвертое — море!

Полторацкий и не знал, что здесь где-то рядом море.

Брякнул засов, открылась дверь камеры.

— Полторацкий, на выход!

— В чем дело?

— Приехали за тобой!

Выводной провел Полторацкого через улицу в торец здания, где помещался начальник гаупвахты. В кабинете топтался Охримчук. Небольшие формальности, и Гоша уже ехал обратно в Кирк-Ярве.

— Спасибо, что приехали, товарищ прапорщик!

— Ты сильно не радовайся, Повторацкый. С Ура-губы вернулся, а от суда все равно не уйдешь — Варфоломеев приказал довести дело до конца. От так!

— А Нечипоренков? Рудык?

— Нечипоренков рад до ушей, а Рудыку твои дела похрену — у него своих навалом.

Игорь приуныл. Скоро, по-видимому, он понюхает либо Славин дисбат, либо Витину зону. Симпатичная перспектива!

В Кирк-Ярве путешественники вернулись незадолго до ужина. В казарме Полторацкий подошел к Горенкову, сидевшему в кубрике в полном одиночестве.

— Здорово, Кеша. Поговорим?

— Мне не о чем с тобой говорить!

Горенков был стукачом, а, следовательно, лицом неприкосновенным (какой дурак будет трогать «заложника» — разве только тот, который соскучился по губе или дисбату), поэтому мог позволить себе такой тон даже в разговоре с Полторацким.

— А мне есть о чем! Почему застучал?

— Я не хочу с тобой говорить!

— Будешь говорить!

Удар, хлесткий и болезненный. Полторацкому терять нечего.

— Повторяю вопрос — почему ты меня, сука, застучал?

— Сам ты сука, сволочь и гад! О сегодняшнем разговоре я тоже доложу замполиту!

— Докладывай. Кеша, я жду ответа.

— Я не собираюсь мириться с такой жизнью!

— С какой жизнью?

— С жизнью под твоей пятой! Это жизнь рабов! Ты не имеешь права так с нами обращаться!

— С нами — это с кем?

— С ТЭЧ, с карасями, со мной лично!

— А как с вами надо обращаться? С ложечки кормить? Кеша, ты не в профилактории, а в Советской армии, со всеми вытекающими отсюда грустными последствиями! Это система, да, абсолютно гнилая система, но от нее никуда не деться ни мне, ни тебе, никому — мы все в ней живем, и все вместе одно говно разгребаем!

— Не надо все на систему валить! Именно ты больше всего отравляешь жизнь и мне, и всем остальным!

— Ты за остальных не расписывайся! Остальные, в отличие от тебя, молчат!

— Потому что ты их запугал до смерти!

— А ты, значит, не боишься?

— Нет!

— Инстинкт самосохранения отказал?

— Я тебя не боюсь! Ты меня больше пальцем не тронешь!

Полторацкий ударил без замаха.

— Вот видишь, тронул. И дальше буду трогать.

— А я все равно не боюсь! Завтра же тебя изолируют!

— Даже если меня изолируют, мои ребята здесь останутся.

— А мне на них плевать! Твои дружки — трусы, они мне ничего не сделают! А остальные потом еще и благодарить будут, ведь это все для их же пользы!

— Значит, ты у нас сильная личность, храбрец и альтруист. Хочешь себе красивой жизни, и еще хочешь облагодетельствовать людей помимо их желания. Что ж, попробуй, мешать не буду. Более того, делаю тебе конкретное предложение — я обязуюсь впредь не распускать руки, а ты берешь свои слова обратно и меня по-умному отмазываешь. Согласен?

— Нет.

— Почему?

— С тобой нужно бороться до конца!

— Зачем?

— Ты не должен жить в ТЭЧ. Твое место — в тюремной камере.

— Хорошо, я готов пойти еще дальше и дать тебе слово, что отныне и до самого дембеля буду вести себя тихо и скромно как серая мышка. Это тебя устроит?

— Нет. Я тебе не верю. Даже если ты дашь слово и будешь его держать, то кто ответит за все твои предыдущие «подвиги»? Ты должен за них ответить!

— Кеша, а ты вообще знаешь, что это именно я не дал тебя зачуханить? Ты знаешь, что в «классической» ТЭЧ с «классической» дедовщиной, которая здесь была до меня десятилетиями, ты бы жил в сто раз хуже?