Денис Драгунский - Окна во двор (сборник)

180 000 минус налог — 158 000. Вычти 95 000. Получается 63 000. А я сейчас имею чистыми 60 000.

То есть мне предлагается зарабатывать на 3000 больше.

Самое главное — за что? За то, что на службе надо быть в девять, а уходить — когда начальство отпустит. То ли в семь, то ли в девять, а если готовят доклад для министра — и вовсе в полночь. То есть наплевать на свое здоровье и на свою семью. Кстати, я часто сам готовлю обед и почти всегда хожу за продуктами. А тут предлагается закабалить жену и забросить сына! И забыть о собственных интересах, замыслах, о книге, которую я пишу потихоньку по вечерам…

Ради чего? Ради трех штук прибавки? Да что я, сумасшедший?

И самое главное, Викторыч. Голову даю на отсечение, что зарплата — именно « оклад жалованья » — у них на самом деле тысяч двадцать. Ну, двадцать пять. А все остальное — гранты и бонусы. Гранты имеют свойство внезапно кончаться, а бонусы — неожиданно срезаться…

Хорош я тогда буду со своими долгами!

Понял?

— Понял, — сказал я. — А вот скажи: высокая зарплата — это всегда вот так, как ты рассказал? Сплошные расходы и надрыв здоровья?

— Насчет «всегда» не знаю, — сказал он. — Но в моем случае — именно так.

Это довольно давно было, лет тридцать назад. Одна женщина во время отпуска приехала в город с дачи без предупреждения, без звонка — какие тогда на даче телефоны. Открыла дверь своим ключом и застала мужа за интересным занятием. Муж как раз душ принимал — жара в то лето была страшная — и не слышал, как она вошла. А на столе были разложены бумаги. Его отчет в органы. Он как раз его готовил. Он из загранпоездки вернулся и сообщал, кто как себя вел, с кем общался, какие были разговорчики, и все такое. То есть он был стукач на постоянной основе. Или на временной? Какая разница…

Она тихонько вышла, вернулась на дачу, а через пару дней снова приехала и сказала, что вот, мол, встретила друга юности, прости, ухожу к нему .

Хотя никакого друга не было, сами понимаете.

А ведь была хорошая жизнь. Дочь — старшеклассница, муж — ученый. Квартира-машина-дача. Любовь была и верность, вот что главное! Но она не смогла себя пересилить и ушла.

У другой моей знакомой было так: в начале девяностых ее муж стал заниматься бизнесом и вроде бы раскрутился. И взял большую сумму в долг у приятеля, тоже бизнесмена. По-дружески, без расписки. Долго не отдавал, хотя тот просил, все сроки прошли. Муж говорил: «подожди, погоди, еще пару недель, еще недельку», и так полгода. Она, эта женщина, сказала мужу что-то вроде: «Ну отдай ты ему эти деньги, видишь, как он нас достал». А муж как закричит: « Да в наше время только дураки долги отдают! Да его грохнут не сегодня-завтра, он вообще по ниточке ходит, а я, значит, чтоб ему отдавал? »

Она с ним развелась. Так и сказала: раз ты такой, я с тобой жить не могу, не хочу, не буду.

Хотя, опять же, была хорошая вроде семья.

И еще одна давняя история. Муж, жена, сын. Сыну поступать в аспирантуру. А сын водится с диссидентской компанией. Лучший друг — активный самиздатчик, и родители у него такие же.

Вдруг выясняется, что этот друг тоже собрался ровно в ту же самую аспирантуру. На ту же самую кафедру. То есть реальный конкурент. И тогда жена говорит мужу:

— Ты знаешь, я напишу в университет про этого парня. Анонимно. Или подругу попрошу написать. Так и так, вся семья антисоветская, распространяют клевету на наш государственный строй, и все такое. И собираются эмигрировать.

Муж спрашивает:

— Ты серьезно?

Жена говорит:

— Это наш единственный сын. А я — его мама. Я на все для него готова.

— Ты ведь будешь доносчица.

— А они, кстати, на самом деле хотят эмигрировать.

Долго спорили, и всё бестолку.

Поэтому через некоторое время он ей сказал, что вот, мол, встретил старую любовь, прости, ухожу к ней.

Печально. Но, наверное, правильно.

В мои времена люди много чего стыдились.

Подлости стыдились — точно.

Поэт Слуцкий выступил против Пастернака на том собрании, так всю жизнь каялся.

Кто-то заранее просил у Солженицына прощения, что проголосует за его исключение. Объяснял: жена, дети, книжка в типографии.

Подлизываться и угодничать, наушничать начальству было стыдно. За это могли не подать руки.

Да что там подлость — сущих мелочей стыдились, начиная с 1960-х. Конформизма, например. Помню, один мой товарищ специально встретился со мной, чтобы сказать, что вступает в КПСС. Чтоб я его правильно понял и не осуждал: ему это нужно для научной карьеры. Без этого никуда. Неприятно, но приходится.

Стыдились нечестно нажитого богатства, всячески скрывали его.

Да и честным благосостоянием особо не хвастались.

Но и бедности, задрипанности и заношенности, тоже стыдились.

Юрий Олеша писал в дневнике, что не ходил на похороны своих друзей, потому что единственные брюки обтрепались вконец.

Говорили: совсем обносился, стыдно к доктору пойти.

То есть майки-фуфайки заношены до дыр.

И знаменитая фраза: у нас не убрано.

— Простите, что я вас не приглашаю, у нас совсем не убрано .

Ясно же, что не мусор на полу, не шмотки по стульям разбросаны. Наверное, все старое, ветхое, облупленное, колченогое, треснутое. Нищее. Стыдно.

Сейчас роскоши не стыдятся. И ободранности тоже — посмотрите на фотографии в социальных сетях: гордо позируют на фоне замызганных обоев. А идея подлости вообще ушла из этого, как его — из дискурса .

Даже интересно — что сейчас стыдно?

О чем думает человек, которого внезапно арестовали за взятки?

Он много лет брал деньги за совершенно конкретные услуги отдельным гражданам. Считал себя в общем и целом честным. Никакого вымогательства. « Каждый сам ему выносит и спасибо говорит ». Не хотите платить — пожалуйста, в порядке общей очереди.

Еще утром он был уважаемой персоной. Хорошо одет, нетороплив. В коридоре все вежливо кланяются. Дома — благополучная семья, устроенные дети, красивая квартира. Вечером ожидаются гости.

И вдруг — «Портфель! Теперь карманы! Руки, руки!» Браслеты. Машина. Первый допрос. Изолятор.

О чем же он думает?

Вряд ли он мысленно рычит: «Кто ж эта сука, что меня заложила? Выйду — узнаю и уничтожу!» Нет, конечно. Человек он неглупый и незлой. Да и нет у него никаких возможностей наказать доносчика…

Он думает, каково сейчас его семье. Ужасно думать, что уже сегодня, сразу после первой новости в «Яндексе», от них начали отворачиваться. Кто-то сбросил звонок. Кто-то скороговоркой буркнул, что дико занят. Это будет нарастать лавиной, пока вокруг семьи не образуется крепкий безвоздушный пузырь. Кто останется? Старые институтские друзья? Девушка сына? Бойфренд дочери? Старушки-подружки тещи? Неизвестно.