Дэвид Митчелл - Лужок Черного Лебедя

Я протиснулся между трельяжем и стеной.

— Что такое, Бен? Мы тут, на скамейке!

Розы, шипастые, как орки, впивались мне зубами в лицо и грудь.

— Венди с тобой? Мерв опять перевозбудился. И опять с ним кое-что приключилось.

— Целых десять минут, — пробормотала мама Подгузника. — Мировой рекорд. Иду, Бен! Иду!

Она встала.

Когда мама Подгузника и его беременная сестра прошли полдороги до дома, часы Св. Гавриила пробили первый удар из девяти. Я рванулся к стене и взлетел на компостную кучу. Вместо того чтобы спружинить и подбросить, куча меня поглотила — я провалился по пояс в гниющую кашу. Бывает такой кошмарный сон, в котором сама земля обращается против тебя.

Часы ударили второй раз.

Я выбрался из компостной кучи, перелез через последнюю стену, поболтался в воздухе, как в чистилище, пока часы били третий раз, и грохнулся на дорожку, идущую вдоль боковой стены лавки мистера Ридда. Потом, в мокрых и пропитанных компостом штанах, рванул через перекресток и выполнил норматив «призрака» с запасом — не в две минуты, а в два удара часов.

Я плюхнулся на колени у подножия дуба — дыхание царапало легкие, как ржавая пила. Я даже не мог выбрать шипы из носков. Но в этот миг, в этом месте я был счастлив как никогда. Я не мог припомнить более счастливой минуты за всю свою жизнь.

— Сын мой, — Гилберт Свинъярд хлопнул меня по спине, — ты истинный «призрак»! Плоть от кости!

— У нас еще никто не прибегал так вовремя! — Грант Бэрч по-гоблински захихикал. — С запасом всего три секунды!

Пит Редмарли сидел скрестив ноги и курил.

— Я думал, ты сошел с дистанции.

Пита Редмарли ничем нельзя шокировать, и у него уже почти приличные усы. Он никогда не говорил мне прямым текстом, что считает меня педиком и снобом, но я знаю, что думает он именно это.

— Значит, неправильно думал, — сказал Гилберт Свинъярд. (Вот зачем нужно быть в «призраках» — чтобы такой парень, как Гилберт Свинъярд, за тебя заступался!) — Боже, Тейлор! Что с твоими штанами?

— Наступил… — я все еще хватал ртом воздух, — в сраный пруд Артура Ившема…

Тут заухмылялся даже Пит Редмарли.

— Потом… — я тоже заржал, — свалился в Подгузникову компостную кучу…

Неторопливо подбежал Плуто Ноук.

— Ну что, уложился он?

— Ага, — сказал Гилберт Свинъярд, — едва-едва.

— Еще пара секунд, и опоздал бы, — добавил Грант Бэрч.

— Там… — я машинально хотел отсалютовать Плуто Ноуку и едва успел остановиться, — там во дворах полно людей.

— А как ты думал? Еще светло. Но я знал, что ты справишься.

Плуто Ноук хлопнул меня по плечу. (Папа однажды так сделал, когда я научился нырять — один-единственный раз в моей жизни.)

— Я знал. Это надо отметить, — Плуто Ноук выставил зад, как будто сидел на воображаемом мотоцикле. Правой ногой он пнул стартер. Рукой изобразил обороты двигателя, и оглушительный пердеж «Харлея-Дэвидсона» вырвался у него из задницы. Звук нарастал, пройдя все четыре передачи — три, пять… десять секунд!

Мы, «призраки», уссывались от смеха.

В сумерках треск сломанного забора и звук мальчишеского тела, пробивающего стекло, разносится очень далеко. У Гилберта Свинъярда замер на устах анекдот про младенца в микроволновке. Другие «призраки» посмотрели на меня, словно я должен был знать, что означает этот звук. Да, я знал.

— Блейкова теплица.

— Дуран? — Грант Бэрч хихикнул. — Разбил ее?

— Провалился через крышу. Там высоты футов десять или двенадцать.

Бэрч перестал хихикать.

Из «Черного лебедя» вывалились звонари, горланя песню «Кости, кости, на погосте гости».

— Дурень пропал, с забора упал, — срифмовал Плуто Ноук.

Пит Редмарли, злобно скалясь, оглядел других «призраков»:

— Дебил тормозной. Я так и знал, что зря мы его позвали. На фиг нам вообще новенькие? — (Это он и про меня тоже.) — Вы бы еще Подгузника пригласили.

— В любом случае нам надо валить, — Гилберт Свинъярд встал. — Всем.

Неоспоримый факт пронзил меня словно острой иглой. Если бы это я, а не Дуран, провалился в теплицу мистера Блейка, Дуран ни за что не бросил бы меня на растерзание этому психу. Я точно знаю.

«Не разевай пасть», — предупредил Глист.

— Плуто?

Плуто Ноук и остальные «призраки» обернулись.

— А что, никто не собирается…

Выговорить это было в тыщу раз трудней, чем бегать по чужим дворам.

— …убедиться, что с Дураном все в… — Висельник перехватил «порядке», — что он не ранен? Вдруг он ногу сломал или его изрезало стеклом?

— Блейк вызовет «Скорую», — сказал Грант Бэрч.

— Но разве нам не нужно… ну, вы знаете…

— Нет, Тейлор, — Плуто Ноук теперь был похож на бандита. — Даже не подозреваем.

— Этот гондон знал наши правила, — словно выплюнул Пит Редмарли. — Попался — выкручивайся как хочешь. Если ты, Джейсон Тейлор, сейчас пойдешь и постучишь к Блейку в дверь, начнется «кто, да что, да почему», бля, допрос третьей степени, и приплетут «Призраков», а этого мы допустить не можем. Мы здесь были, когда тобой в этой деревне еще и не пахло.

— Я не собирался…

— Вот и славно. Потому что Лужок Черного Лебедя — это тебе не Лондон и не Ричмонд, или как его там, бля. Если ты пойдешь к Блейку, мы об этом узнаем.

Ветер зашелестел десятью тысячами страниц дуба.

— Да, конечно, но я только… — запротестовал я.

— Ты сегодня никакого Дурана в глаза не видел, — Плуто Ноук потыкал в меня коротким пальцем. — И нас не видел. И про «Призраков» не слышал.

— Тейлор, иди домой, понял? — в последний раз предупредил меня Грант Бэрч.

И вот я стою, через две минуты и двойную петлю с обратным ходом, гляжу в глаза дверному молотку мистера Блейка и усираюсь от страха. В доме орет мистер Блейк. Не на Дурана. В телефон — он вызывает «Скорую». Как только мистер Блейк повесит трубку, я забарабаню молотком в дверь и буду барабанить, пока меня не впустят. И это лишь начало. Меня вдруг осеняет. Я вспоминаю тех самоубийц, которые ковыляют на север, на север, на север, к месту, где нет ничего и лишь горы тают в море.

Это не проклятие, не наказание.

Они именно этого и хотят.

Дверные молотки орут:

— ОТКРЫВАЙ! ОТКРЫВАЙ! А НЕ ТО Я ВЕСЬ ДОМ РАЗНЕСУ!

Звонки — куда скромнее:

— Ау? Есть кто дома?

На двери дома священника были и молоток, и звонок. Я попробовал и то, и другое, но все равно никто не ответил. Я стал ждать. Наверно, священник отложил гусиное перо на письменный прибор и нахмурился: «Боже милостивый, уже три часа?» Я прижался ухом к двери, но большой дом не выдавал своих тайн. Солнце заливало жаждущий газон, цветы пылали, деревья дремали на ветерке. В гараже стояла пыльная машина — «Вольво»-универсал. Ее явно не помешало бы вымыть и отполировать с воском. («Вольво» — единственное, чем славится Швеция, если не считать группы «АВВА». У «Вольво» есть защитные дуги, так что если гигантский многоосный грузовик решит размазать тебя по шоссе, не превратишься в лепешку.)