Дэвид Митчелл - Лужок Черного Лебедя

— Дуран?! Фу, какая гадость!

Слово «гадость» оказалось последним словом в моей жизни, которое я произнес нецелованным. Я всегда боялся этого момента, но оказалось, что целоваться совсем несложно. Губы сами знают, что делать — как морские актинии. От поцелуев голова начинает кружиться, как на «Летающих чашках». Девочка выдыхает кислород, а ты его вдыхаешь.

Но иногда можно со всей силы стукнуться зубами.

— Ой! — Холли Деблин отпрянула. — Прости!

— Ничего, я их потом обратно приклею.

Холли Деблин крутила мои уложенные гелем иголки волос. Кожа у нее на шее потрясающе мягкая — такое мягкое я трогал первый раз в жизни. И она мне позволила. Это самое удивительное. Она мне позволила. От Холли Деблин пахнет парфюмерным прилавком универмага, серединой июля и коричными «Тик-таками». Мой кузен Хьюго утверждал, что целовался с тридцатью девушками (и не только целовался), а сейчас уже наверняка до пятидесяти дошел, но первая бывает только одна.

— Ой, — сказала она. — Я тут стащила немножко омелы. Гляди.

— Она вся раздавилась и…

Во время второго в моей жизни поцелуя язык Холли Деблин робкой мышкой заглянул ко мне в рот. Раньше я бы подумал, что это должно быть тошнотворно, но на самом деле это мокро и тайно, и мой язык захотел в ответ заглянуть к ней в рот, и я ему позволил. Этот поцелуй кончился потому, что я забыл дышать.

— Какая классная песня! — я по правде тяжело дышал. — Она какая-то немножко хипповая, но потрясающе красивая.

«Красивая» — из числа тех слов, которые нельзя употреблять в разговоре с парнями, но можно с девушками.

— «Сон номер девять», Джон Леннон. Пластинка «Walls and Bridges», тысяча девятьсот семьдесят четвертый год.

— Ты хотела меня этим впечатлить? Я впечатлен.

— Мой брат работает в «Револьвер Рекордс». У него коллекция пластов — как отсюда до Марса и обратно. А откуда ты знаешь про этот маленький тайничок?

— Эту комнату? Я сюда ходил в молодежный клуб, играть в настольный теннис. Думал, ее сегодня запрут. Но, как видишь, не заперли.

— Вижу.

Рука Холли Деблин скользнула мне под свитер. Я годами слушал разговоры Джулии с Кейт Элфрик про «распускателей рук» и воздержался от ошибки. Потом Холли Деблин как-то вздрогнула. Я решил, что ей холодно, но она вроде как хихикнула.

— Чего ты? — я испугался, что сделал что-нибудь не так. — А?

— Вспомнила, какое лицо было у Нила Броза сегодня утром, в мастерской.

— А, это. У меня сегодняшнее утро все расплылось. Весь день — одно большое пятно.

— Гэри Дрейк оттащил его от сверла и показал на тебя. До Броза не сразу дошло. Что эта штука, которую ты плющишь в тисках, — на самом деле его калькулятор. Потом дошло. Он хитрая сволочь, но не дурак. Он тут же понял, что случится потом, а что еще потом, и так далее. И что его отымели. Вот прямо в эту секунду понял.

Я играл с ее щелкающими бусами.

— Я тоже очень удивилась, — сказала она.

Я не стал ее торопить.

— Понимаешь, Тейлор, ты мне нравился, но я решила, что ты…

Она не хотела меня обижать.

— Мальчик для битья?

Холли Деблин уперлась подбородком мне в грудь.

— Угу, — нажала чуть посильней. — Так что случилось, Тейлор? С тобой, я имею в виду.

— Всякое, — когда она зовет меня «Тейлор», это звучит гораздо интимнее, чем «Джейсон». А я еще слишком сильно робею, чтобы называть ее хоть как-нибудь. — Весь этот год. Слушай, мне не хочется говорить про Броза. В другой раз.

Я стащил с ее запястья плетеный браслет и натянул его себе на руку.

— Ворюга! Заведи свои модные аксессуары.

— Что я и делаю. Это будет первый экземпляр в моей коллекции.

Холли Деблин защемила мои великоватые уши большими и указательными пальцами и подтащила мой рот к своему. Нашего третьего поцелуя хватило на всю песню «Duran Duran» «Planet Earth». Холли Деблин взяла мою руку и направила ее туда, где моя ладонь ощутила удары ее четырнадцатилетнего сердца.

— Здравствуй, Джейсон, — гостиная, освещенная елочной гирляндой и газовым камином, походила на грот Санта-Клауса. Телевизор был выключен. Насколько я мог судить, папа просто сидел в темноте, темной, как черничный мармелад. Но по его голосу я понял, что он знает все про Нила Броза и сплющенный калькулятор. — Ну что, хорошо провел время на дискотеке?

— Неплохо, — никакая дискотека его не интересует. — Как там Оксфорд?

— Оксфорд как Оксфорд. Слушай, Джейсон, нам надо поговорить.

Я повесил куртку на вешалку, зная, что моя песенка спета. «Поговорить» у нас означает, что я сижу, а папа обрушивает на меня громы и молнии. Но, кажется, Холли Деблин перемонтировала схему моей головы.

— Можно я первый?

— Хорошо, — с виду папа был спокоен, но вулканы перед тем, как снести пол-острова, тоже спокойны. — Начинай.

— Мне надо сказать тебе две вещи. Очень серьезные.

— Про одну я, кажется, догадываюсь. Судя по всему, у тебя был большой день в школе.

— Да, это одна из них.

— Мистер Кемпси мне звонил. Рассказал про того мальчика, которого исключили.

— Нила Броза. Да. Я… я заплачу за его калькулятор.

— Не нужно, — папа был слишком измотан, чтобы устраивать скандал. — Я утром отправлю его отцу чек по почте. Он тоже мне звонил. В смысле, отец Нила Броза. Правду сказать, он передо мной извинялся.

Вот это меня удивило.

— Просил забыть про калькулятор. Но я все равно пошлю чек. Если он решит не относить его в банк — его дело. Но я думаю, это подведет черту под всей историей.

— Так значит…

— Может быть, твоя мать захочет вставить два пенса от себя, но… — он пожал плечами. — Мистер Кемпси рассказал мне про травлю. Мне очень жаль, что ты не счел возможным открыться нам, но вряд ли я вправе на тебя за это сердиться. Так?

Тут я вспомнил про звонок Джулии.

— А мама дома?

— Мама… — у папы в глазах появилось смущение, — …она сегодня осталась ночевать у Агнес.

— В Челтнеме?

Что-то тут не так. Мама никогда не ночует вне дома, разве что гостит у тети Алисы.

— У них в галерее был частный просмотр допоздна.

— За завтраком она ни про что такое не говорила.

— О какой второй вещи ты хотел мне рассказать?

Этот момент созревал двенадцать месяцев и вдруг прилетел со свистом.

— Давай, Джейсон, выкладывай. Скорее всего это не так серьезно, как ты думаешь.

«Еще как серьезно».

— Я катался на коньках… э… — Висельник перехватил «прошлой», — в январе, когда лесное озеро замерзло. Возился с другими ребятами. У меня на руке были дедушкины часы. Его «Омега»…

Висельник перехватил «Симастер». Когда я произносил эти слова в реальности, это было больше похоже на сон, чем те двадцать кошмаров, в которых мне снилось, что я их произношу.

— …те часы, которые он купил, когда… — боже, теперь я не могу выговорить «служил», — был в Адене. Но я упал…