Ольга Разумная - Будни ГКБ. Разрез по Пфанненштилю

— Вы что, милочка, какое выскабливание?! — не сводя глаз с явно блефующих партнеров, нарочито строго говорит Кирилл. — Я сейчас в реанимации, пациентка сложная, причем от самого «папы», вы что, предлагаете оставить ее без наблюдения? Ну, смотрите, только под вашу ответственность!

— Не-е-ет, — чуть живая от упоминания Неймана, лепечет Ласточкина, — не надо под мою ответственность.

— Так что ж мне теперь, деточка, разорваться? — чувствуя, что напор слабеет, более доброжелательно интересуется Ястребов. — Или, может, в больнице есть другие анестезиологи?

— Да, да, Кирилл Анатольевич, извините. Я попробую поискать кого-нибудь другого.

«Она еще и извиняется! — накидывая плащ и закрывая дверь ординаторской на ключ, фыркнула Ульяна. — Вот ведь дурочка наивная, уже год как работает в больнице, а до сих пор не раскусила все хитрости и уловки анестезиологов. Позвони сейчас Ястребову из реанимации и вызови его к тяжелой пациентке, пусть даже от самого Неймана, он не моргнув глазом скажет, что страшно занят и спешит на выскабливание к Абраше…

Вот так мы тут и живем, — думала Ульяна, спеша по темным улицам к станции метро «Каширская», — прикрываем друг друга, хитрим, если надо, обманываем, принимаем левых пациентов и не брезгуем “благодарностью” родственников, но в то же время спасаем чужие жизни и подчас вытягиваем безнадежных больных. И пусть в народе бытует мнение, что все медики циничны и хладнокровны, но по-другому в больнице просто не выжить, иначе невозможно абстрагироваться от чужого горя, боли и слез».

Хотя если быть до конца честной, тут Уля кривила душой. Именно ей, кандидату медицинских наук, врачу высшей категории Ульяне Михайловне Караваевой как раз и не хватало простого, здорового цинизма. «Смотрите, деточка, — не раз повторял ей опытный в таких делах Борис Францевич Нейман, — как бы ваша тонкая душевная организация не разрушила вашу медицинской карьеру. Врач Караваева обязана смотреть на пациенток сугубо с медицинской точки зрения, а жалость и сострадание оставьте, пожалуйста, родственникам. И как это ни кощунственно звучит, учитесь, деточка, черствости, поверьте мне, старому эскулапу, чувства и эмоции только мешают принятию правильного решения».

Из малой операционной Абрам Семенович вышел в отличном расположении духа. Довольно потирая руки, он прошествовал мимо поста и даже игриво подмигнул притихшей Ласточкиной:

— А вечер-то обещает быть томным, верно, Настенька?

— Я Наденька, — робко поправила доктора девушка.

— Это не столь важно. — Абраша машинально коснулся рукой нагрудного кармана халата, где уютно свернулись три пятитысячные купюры, и удовлетворенно хмыкнул. — Значит так, Наденька, я сейчас в буфет, потом быстренько пробегусь по палатам. Кстати, у нас там есть кто тяжелый?

— Да, в шестую только что новенькая поступила, Фомина Олеся Константиновна. Двадцать восемь лет, три месяца назад перенесла лапаротомию, резекция правого яичника после разрыва эндометриоидной кисты.

— Стоп, — Абраша задумчиво прищурился, — что-то фамилия смутно знакомая…

— Так это вы же ее и оперировали, я старую историю нашла.

— А сейчас с ней что?

— Сильные боли внизу живота.

— Ладно, посмотрю. Еще кто есть?

— Ульяна Михайловна просила Астахову проведать из восьмой.

— Эту психическую? — хмыкнул Абраша. — Хорошо, гляну. А ты имей в виду: к десяти девочки подтянутся, и я тебя умоляю, милочка, будь добра, не смотри на них, как Ленин на буржуазию, они этого не любят. Просто проводи к малой операционной и вызови меня, все поняла?

— Поняла, Абрам Семенович, сделаю.

— Вот и умница. — Абраша бросил быстрый взгляд на часы и прытко засеменил в сторону буфета. — Как говорится, война войной, а ужин строго по расписанию.

Из глубокого сна Ульяну вывел резкий звонок мобильного. Не открывая глаз, она нащупала на тумбочке ненавистную трубку.

— Алло, — сонно прошелестела Уля, — ну кто там, говорите…

— Я так и знал, разбудил! — В телефоне послышался виноватый голос Стаса Макеева.

— Ну раз знал, зачем звонил-то? — резонно поинтересовалась Ульяна, вглядываясь заспанными глазами в светящийся циферблат будильника. — Я весь вечер в больнице проторчала, всего пару часов и поспала.

— Прости бога ради, все, спи!

— Ну уж нет, теперь у меня весь сон как рукой сняло, давай рассказывай, чего хотел. — Ульяна включила ночник, уселась поудобнее и приготовилась слушать.

Честно говоря, она рассчитывала, что Стас будет говорить ей какую-нибудь романтическую чепуху — например, что он думал о ней весь день, смертельно соскучился и ждет не дождется их завтрашней встречи, однако услышанное подействовало на Ульяну лучше холодного душа.

— Видишь ли, какое дело… — нерешительно начал Макеев, — тут Абраша твою пациентку в срочном порядке к операции готовит.

— Что?! — Окончательно проснувшись, Ульяна аж подскочила на кровати. — Какую пациентку? Зачем?

— Астахову.

— Ксюшу? С какой это стати? Кто распорядился?

— Точно не знаю, но Люся сказала, что это личная инициатива Либермана.

— Хана девчонке! — выдохнула Ульяна и, вскочив с кровати, принялась яростно натягивать на себя разбросанные по всей комнате вещи, — отрежет все на фиг, церемониться не станет! Я ведь Абрашу знаю как облупленного! Он ярый противник консервативного лечения! — Ульяна просунула голову в узкий ворот водолазки и запрыгала на одной ноге, натягивая джинсы.

Воспользовавшись паузой, Макеев робко встрял в эмоциональный монолог Караваевой:

— Уленька, а тебе не кажется, что ты слегка преувеличиваешь и делаешь из нашего в общем-то безобидного Абрама Семеновича какого-то кровожадного монстра? А вдруг у Астаховой и правда плохи дела и Абраша почувствовал неладное?

— Да запах денег он почувствовал, неужели не понятно? — зло бросила Ульяна, роясь в сумочке в поисках ключей. — Черт, и почему они пропадают в самый неподходящий момент? Стас, я буду минут через тридцать, и это в лучшем случае, поэтому мне нужна твоя помощь.

— Не, Уль, не сейчас. — Макеев уже сто раз пожалел, что проявил инициативу и позвонил этой сумасшедшей Караваевой, ведь знал: ничего хорошего от звонка не будет. Вот дернул же черт… — Мне пациентку пора готовить. Прости, что зря взбаламутил.

— Погоди, Стас, никого готовить не надо. — Уля бросила сумку и стала методично осматривать все поверхности в доме, выясняя, куда она могла зашвырнуть ключи. — Ты должен остановить Либермана. Заставь его дождаться моего приезда. Пойми, у Ксюши случай особенный, я должна обязательно поговорить с ним.

— Нет, Уль, мы так не договаривались. — На другом конце провода Макеев недовольно поморщился, он терпеть не мог любые конфликты, особенно если они не затрагивали его интересы. — Я тебя предупредил, дальше сама разбирайся! — и, не дожидаясь ответа, Стас дал отбой.